Император Канси, правивший в Китае дольше всех, был чрезвычайно любознательным человеком, который заслужил уважение подданных и со стороны маньчжуров, и со стороны ханьцев
Канси добился расположения ученых китайских сановников тем, что придерживался конфуцианских ритуалов и поддерживал систему экзаменов на государственные должности, проводившихся каждые три года. Он поручал создавать культурно и исторически значимые работы, в числе которых была история Мин, словарь китайского языка и уже упомянутое выше полное собрание стихотворений эпохи Тан. Он удивил придворных тем, что своим указом организовал представление народной оперы «Веер с персиковыми цветами», в которой оплакивалось падение Мин. Автор оперы, Кун Шанжэнь, потомок Конфуция, был поражен восторженным приемом пьесы при дворе, хотя он застал некоторых чиновников (по-видимому, ханьцев)«тихо плачущими в рукав» [2].
Канси был отличным наездником, проявлял храбрость в битвах и добросовестно исполнял шаманские ритуалы своего народа, чем заслужил уважение соплеменников-маньчжуров. Он отбивал атаки на границах и заключил договор с Москвой, по которому границы между Россией и Цин проходили по верхнему течению реки Амур. Его войска вторглись в Лхасу в 1720 году, посадили там нового далай-ламу и заложили основу для того, чтобы постепенно добиться контроля над королевством Тибет.
Историк Джонатан Спенс пишет, что «выдающимся качеством Канси была невероятная любознательность» [3]. Его отец Шуньчжи назначил главой Императорской астрономической службы молодого немецкого иезуита Иоганна Адама Шалля фон Белля, после того как тот точно предсказал солнечное затмение. Когда он вылечил больную мать Шуньчжи при помощи западной медицины, Шуньчжи позволил ему построить собор на месте бывшего дома Маттео Риччи в Пекине. К тому времени, как Канси стал императором, при дворе приняли уже нескольких говорящих по-китайски иезуитов. Канси приказал им выучить и маньчжурский, чтобы ему было удобнее общаться с ними на такие темы, как пушки, картография, евклидова геометрия и ветряные мельницы. Они даже научили его играть на спинете – разновидности клавесина.
Иезуиты в Китае проявили прагматичность и решили относиться к «почитанию предков» как к гражданскому, а не религиозному ритуалу. Однако в 1715 году папа Климент XI издал папскую буллу, заклеймившую этот ритуал как «идолопоклоннический и варварский». Оскорбленный буллой и неуважительным поведением папских посланников, Канси запретил проповедовать христианство, хотя к отдельным иезуитам он был настроен благосклонно.
Канси умер в 1722 году, пробыв на престоле 61 год – дольше, чем все прочие императоры. Его сын, император Юнчжэн (пр. 1723–1735), тоже оказался добросовестным правителем: он провел реформу налоговой системы, сделав ее более справедливой, и активно боролся с коррупцией. Оставив на службе наиболее полезных иезуитов, Юнчжэн полностью запретил христианство в 1724 году. Он также жестоко подавил рабочие волнения в текстильной промышленности, поскольку в целом с подозрением относился к цзянху – неуловимому преступному миру юга с его кочующими с места на место работниками, бойцами кунг-фу, предсказателями и другими потенциально подрывными элементами.
Китайский язык был для Юнчжэна вторым языком после маньчжурского. Ему трудно было понимать министров, говоривших на множестве диалектов и с разными акцентами. Он постановил, что они должны пользоваться единой системой произношения, основанной на пекинском диалекте. Она называлась гуаньхуа 官話, «языком чиновников», или мандаринов, – то есть мандаринским китайским.
Кастильоне изобразил Цяньлуна сидящим на коне степным лучником, правителем на троне Дракона в желтых императорских одеждах и воплощением Маньджушри, одного из главных бодхисатв тибетского буддизма – веры, которую исповедовали и тибетцы, и монголы
Итальянский иезуит Джузеппе Кастильоне, талантливый художник, писавший в традициях Ренессанса, пользовался большим уважением Цин за то, что умел смешивать западные техники – такие, как линейная перспектива и светотень, – с китайской эстетикой и традиционной цветовой палитрой. Цяньлун (пр. 1735–1796), сын и наследник Юнчжэна, заказал Кастильоне три официальных портрета, которые должны были понравиться и его соплеменникам маньчжурам, и китайцам-ханьцам, и тибетским подданным.
Правление Цяньлуна считается одним из великих шэнши – золотых веков Китая. Он почти удвоил территорию империи поздней Мин, завоевав коренные земли монголов и Центрально-Азиатский регион площадью около 167 миллионов км2, который он назвал Синьцзян («новый рубеж»). В него входила пустыня Такла-Макан, по которой пролегал Шелковый путь. После того как с 1755 по 1758 год войска Цин убили около полумиллиона – восемь из десяти – монголов-буддистов, известных как джунгары («геноцид джунгар»), население Синьцзяна состояло преимущественно из говорившего на тюркском наречии оседлого народа, который принял ислам в XV веке[54]. Эта область так и осталась склонной к мятежам, всякий раз жестоко подавлявшимся. В 1820 году, с целью укрепить контроль над регионом, Цин стала отправлять в Синьцзян ханьских и маньчжурских поселенцев и выделять средства на рытье каналов и прочую сельскохозяйственную инфраструктуру.
На центральных равнинах, в тех районах, которые были заселены ханьцами, правление Цин со времен Канси в целом обеспечивало мир и процветание. Мировой спрос на китайский чай, шелк и фарфор, за которые иностранцы платили серебром, значительно обогатил государственную казну и оживил внутреннюю торговлю. Цин сделала более подвижной экономическую и общественную жизнь, отменив принятый в эпоху Мин закон, который с самого рождения обязывал людей заниматься определенным делом. Теперь земледельцы, производившие продукты питания, могли свободно продавать свой труд в городах, даже если эти города были источником неопределенного страха перед преступностью и «крадущим душу» колдовством (паника, распространившаяся в 1768 году).
Эстет и ценитель прекрасного, Цяньлун собрал огромную коллекцию сокровищ культуры. Очарованный «Предисловием к стихам из Павильона Орхидей» Ван Сичжи, он собирал картины, резные изделия, каллиграфию и другие предметы, посвященные этому собранию, а спустя некоторое время приказал построить в Запретном городе Павильон Орхидей, в котором тек искусственный ручей.
Завоевание Синьцзяна и Тибета существенно расширило территории Цин, которая утверждала, что военные заставы Хань и Тан на Шелковом пути «доказывают», что Синьцзян принадлежал Китаю
Он также уделял много внимания Юаньминъюаню, «Саду совершенной ясности». Юаньминъюань был основан его дедом Канси и расширен отцом Юнчжэном; это была одна из альтернативных резиденций и парковых территорий, до которой от столицы можно было добраться верхом, – здесь придворные могли отдохнуть и поохотиться. Юнчжэн приказал спроектировать приемные залы в Юаньминъюане таким образом, чтобы он мог заниматься государственными делами, не возвращаясь в Запретный город, который казался ему (как и большинству императоров Цин) слишком тесным; как кто-то выразился, он был словно «лабиринт сырых канав с ярко-красными стенами» [4].
Цяньлун продолжил работу по расширению парка, который занимал более 300 гектаров, добавив к нему искусственные холмы и каналы, а также воссозданные заново сады для интеллектуалов, которыми он восхищался во время своих инспекционных поездок на юг, и сцены из известных стихов и картин [5]. По парку текли ручьи, повсюду были изящные мосты, павильоны и залы для приемов. Были там и спроектированные Кастильоне и другими иезуитами Западные павильоны – имитирующие стиль рококо здания из камня и мрамора, в которых висели ценные свитки с китайской каллиграфией и дорогие французские гобелены. Кастильоне также создал механический фонтан-часы, в котором было двенадцать бронзовых фигур животных китайского гороскопа.
Помимо более чем 600 изящных деревянных строений, в Юаньминъюане были и спроектированные иезуитами Западные павильоны; среди чудес этих павильонов был механический фонтан-часы
В Юаньминъюане был даже миниатюрный район с торговой улицей, созданной по образцу южного рынка. Здесь Цяньлун и его свита притворно торговались за товары с «купцами»-евнухами, оберегая свои кошельки от других евнухов, игравших роль воров-карманников.
Прогресс в сельском хозяйстве, включая террасные рисовые поля и разведение неприхотливых культур из Нового Света – арахиса, кукурузы и батата – на неплодородных холмистых и песчаных землях, означал бо́льшую продовольственную безопасность для всех людей. Общее процветание привело к росту численности населения в XVIII веке: к 1776 году она превысила 300 миллионов человек. Однако увеличившееся население увеличило и нагрузку на продовольственные ресурсы. Когда цена на серебро выросла, налоги стали невыносимыми[55]. Бюрократия, которая не росла пропорционально росту населения, не могла контролировать все более сложные проблемы, с которыми сталкивался народ [6].
Элита – и коррупция – процветали. Хэшэнь, красивый офицер, на сорок лет моложе Цяньлуна, стал причиной сплетен и скандалов по поводу его необычайно близких отношений с императором, а также его поразительного богатства. Хэшэнь, который впоследствии женится на любимой дочери Цяньлуна и возьмет себе около 600 наложниц, накопил в своих руках поместья, общее число комнат в которых составляло 3000, горы золота и серебра, 14 000 рулонов тончайшего шелка, 460 дорогих европейских часов и 24 кровати из чистого золота с инкрустацией из драгоценных камней. Он был порочен во многих смыслах: торговал влиянием, вымогал взятки и растрачивал казну. В 1796 году он даже украл деньги, предназначенные для подавления крупного восстания Братства белого лотоса – объявленной вне закона религиозной секты. После смерти Цяньлуна в 1799 году придворные подарили Хэшэню шелковый шарф, предложив на нем повеситься.