– единственных выборах, на которых существует всеобщее избирательное право, – победила продемократическая оппозиция.
В 2020 году Всекитайское собрание народных представителей приняло для Гонконга закон о национальной безопасности, запрещающий «подрывную деятельность», отменяющий гарантии законодательной и судебной автономии в конституции и дающий тайной полиции с материка право действовать на территории Гонконга. Прошли массовые аресты продемократических активистов и рейды в независимых СМИ. Принцип «одна страна, две системы», со всеми его целями и намерениями, больше не работает.
В материковом Китае новая эра положила конец терпимости к зарождающемуся гражданскому обществу, которое развивалось в 1980–1990-х годах и занималось такими вопросами, как феминизм и права трудящихся. За несколько дней до празднования Международного женского дня в 2015 году пекинская полиция арестовала пятерых женщин, планировавших выйти на демонстрацию против сексуальных домогательств. Задержание пяти феминисток стало первым случаем подавления деятельности по защите прав женщин в истории КНР. Слово «феминизм», нуцюань 女权, попало в постоянно расширяющийся список подцензурных слов, а вскоре за ним последовал и хештег #MeToo[79], несмотря на резонансные дела о сексуальных домогательствах (или по их причине). На Международном экономическом форуме 2019 года по значениям глобального индекса гендерного разрыва Китай оказался на 106-м месте из 153 стран, причем рейтинг страны по этому показателю снижался одиннадцать лет подряд [14].
Права трудящихся – больная тема для партии, которая обрела власть как голос рабочего класса. В 2018 году резкий рост китайской экономики начал замедляться, составив менее 7 % впервые с 1990 года. Временные увольнения, уменьшение количества рабочих часов и невыплаченные зарплаты спровоцировали тысячи забастовок и демонстраций, которые быстро подавлялись. Когда члены университетских марксистских обществ присоединились к борьбе за права работников и работодателей, полиция стала арестовывать и студентов, некоторые из которых пели «Интернационал», пока их увозили в участок.
Мао побуждал молодежь бунтовать. Начиная с 1960 года старшие классы на уроках литературы читали биографию Чэнь Шэ авторства Сыма Цяня; этому бунтовщику против Цин достаточно было лишь «взмахнуть руками, чтобы эхом отозвалась вся империя». В 2019 году эту историю в учебниках заменили на рассказ о Чжоу Яфу (ок. 199–143 до н. э.), военачальнике династии Хань, известном своей приверженностью правилам и установлениям [15].
2020 год стал 37-м в традиционном 60-летнем календарном цикле. Такие годы называют гэнцзы 庚子и связывают их с бедами и трудностями. В числе предыдущих таких лет был 1840-й, год Первой «опиумной войны», 1900-й, год восстания «боксеров», и 1960-й, на который пришелся самый сильный голод.
Пандемия COVID-19, которая предположительно началась на морском рынке в Ухане, привела к серии кризисов для Пекина в 2020 году. Молодой врач из Уханя Ли Вэньлян (1985–2020) попытался предупредить коллег о болезни, но полиция заставила его молчать, а через некоторое время он сам умер от этой инфекции. После его смерти люди в Ухане открывали по ночам окна и выкрикивали его имя. Человек, первым сообщивший о новой инфекции, лежа на смертном одре, говорил, что «в здоровом обществе должен быть больше чем один голос».
Его коллега Ай Фэнь, заведующая отделением неотложной помощи в центральной больнице Уханя, предупредившая о заболевании других медиков, тоже подверглась критике со стороны больничной администрации, которая приказала ей «не распространять слухи». Позже в одном из интервью она сказала, что, знай она о том, что будет дальше, она говорила бы невзирая на последствия [16]. Лихорадочно пытаясь устранить последствия, КПК удалила интервью из китайского интернета и объявила Ли Вэньляна верным членом партии и «мучеником», возложив вину на местные власти за то, что те заставили его замолчать.
По мере распространения пандемии, которая привела к миллионам заражений и смертей и нанесла ущерб мировой экономике, распространялся и антикитайский расизм, и недовольство КПК. Вопросы о том, когда официальные лица КНР узнали о вирусе, привели к более пристальному вниманию к ответственности КНР как одной из ведущих мировых держав. Сварливая реакция волков-воинов в сети и некоторых дипломатов в ответ даже на умеренную критику свела на нет годы усилий, затраченных Китаем на продвижение образа стабильной и благожелательной политической силы на мировой арене. К концу 2020 года в мире вновь стали опасаться начала новой холодной войны или чего похуже.
Чтобы провести слова Ай Фэнь мимо цензуры, обитатели сети перевели их на язык эмодзи (слева) и Клингон, закодировали при помощи азбуки Морзе и даже перевели в иероглифы на гадательных костях (справа)
Называя антикитайской любую критику, исходит ли она извне или изнутри страны, КПК утверждает, что повсюду защищает китайский народ во враждебном мире. Однако внутри партии возник раскол в среде тех, кто поддерживает Си Цзиньпина. В середине 2020 года Цай Ся (р. 1952), профессор политологии Центрального университета Коммунистической партии Китая (главного учебного заведения для партийных кадров), обвинила Си Цзиньпина в том, что он «собственноручно убил партию и страну», действуя словно «криминальный авторитет» и превратив КПК в «политического зомби» [17]. Уже эмигрировав в США, она заявила, что 70 % членов КПК хотят следовать прежнему пути реформ и открытой страны, которые принесли Китаю столько перемен в предыдущие десятилетия.
Возможно, она права. А может быть, патриотически настроенные воины-волки, пребывающие в постоянном гневе из-за «века унижений» и мало знающие о членовредительстве эпохи маоизма и о событиях на Тяньаньмэнь, выражают мнение большинства – как утверждают они сами и официальная пресса. Впрочем, именно так и может показаться, когда цензура, страх и угроза тюрьмы подавляет голоса диссидентов, иконоборцев, эксцентриков, остряков, свободомыслящих людей и «друзей с аргументами», которые так долго воодушевляли китайское общество и культуру.
Настоящее полнится отголосками, предостережениями и отзвуками прошлого. Провозглашает ли приход новой эры возникновение объединяющей автократии, которая превзойдет Цинь Шихуанди суровостью и долговечностью? Или с ней появится Китай, который реализует мечту Хунъу о свободном от коррупции правлении, о громадной процветающей стране с прославленной цивилизацией, которой гордился бы Цяньлун?
Или же эту эру, как и многие предыдущие, прервет современный эквивалент дворцовых интриг и народных восстаний?
Человеческий, культурный и экономический потенциал Китая безграничен. КПК под руководством Си Цзиньпина верит, что КНР может реализовать этот потенциал, не ослабляя – и даже усиливая – контроль над китайским обществом, его культурной и интеллектуальной жизнью и подавляя меньшинства и их культуру.
Однако на протяжении своей истории Китай больше всего процветал во времена открытости и разнообразия, такие как эпоха Тан. А то, что мы считаем китайской цивилизацией, – это продукт бесчисленных взаимодействий и обмена между ханьцами и народами и культурами Центральной Азии, дальних территорий на юго-западе, северо-востоке и за их пределами.
Экономика и технологическая промышленность КНР вполне может обогнать американскую, а в военном смысле КНР наверняка продолжит играть мускулами в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях и в Тайваньском проливе, пусть и не меняя этим мировой порядок, но бросая ему вызов. Однако для КНР может оказаться трудным сделать так, чтобы ее мягкая сила – сила притяжения – соответствовала ее жесткой силе.
Единственный способ научиться чему-то у истории – изучать ее. Такую долгую историю, как история Китая, неизбежно населяют разные голоса и конкурирующие между собой изложения событий. КПК предпочитает не усложнять, используя историю как подкрепление своего законного права на руководство этой древней страной. Однако, как писал историк династии Сун Сыма Гуан, «выслушай все стороны, если хочешь быть просвещенным; полагайся лишь на одну, если хочешь оставаться во тьме». А ведь нигде не бывает так темно, как в железном доме.
Пока что новая эра Си Цзиньпина – это лишь миг в сравнении с историей. Предположения о том, как долго она продлится и что будет дальше, я оставляю тем, кто сможет найти ответы в «Книге Перемен». Но если будущее непознаваемо, то история по крайней мере может сделать его менее непредсказуемым.
Благодарности
Эта книга посвящается профессору Ли Уильямсу из Университета Брауна, чей вводный курс по истории Восточной Азии так увлек меня в 1973 году, что я решила изучать Китай; профессор также настаивал, чтобы я изучала китайский язык, и это изменило мою жизнь.
Следующий мой учитель, соавтор некоторых моих работ, бывший муж и друг на всю жизнь – Джереми Р. Барме; с самой первой нашей встречи в Гонконге в 1981 году он вел меня к пониманию китайской истории, в том числе к пониманию того, как ее источники, темы, идеи и даже личности отражались в веках. В частности, на мой подход к истории глубокое влияние оказывает его теория «новой синологии», в которой большое внимание уделяется роли языка, культуры и истории в мультидисциплинарном подходе, включающем в себя прошлые и нынешние дебаты и обсуждения китайского мира. Его книги и другие работы, в том числе выложенные на сайте chinaheritage.net и на его предшественнике chinaheritagequarterly.org, стали для меня бесценными источниками информации. Я очень благодарна за то, что он нашел время прочесть и прокомментировать черновик этой книги.
Дэвид Брофи, Глория Дэвис, Джейми Флоркруз, Оливье Крише, Мелисса Макколи, Энтони Дапиран и Цинь Ян нашли в своем плотном графике время для того, чтобы прочесть рукопись этой книги целиком или частично и предложить свои неоценимые советы. Писатель Сюэ Ивэй сделал все возможное и невозможное, детально прокомментировав мой черновик, как и Джеффри Вассерстром – образцовый историк Китая. Благодаря их экспертному надзору книга стала бесконечно лучше. Мой земной поклон им всем. Я одна несу ответственность за любые допущенные ошибки и выраженные в книге мнения.