Хороший пример конфликта (или гармонии) двух сторон авторской личности (наивной, склонной по-детски представлять себя другим человеком, и сентиментальной, не забывающей о собственном голосе и потому озабоченной технической стороной дела) – тот факт, что каждый писатель знает: способность отождествлять себя с другими людьми имеет свои границы. Искусство романиста заключается в умении говорить о самом себе как о другом, а о других – как о самом себе. Говорить о себе как о другом можно лишь в некоторых пределах, и точно так же не беспредельна возможность представлять себя на чужом месте. Желание создавать самых разных персонажей, преодолевая культурные, исторические, классовые и половые различия, то есть выходить за пределы собственного «я» и видеть, исследовать целое – это основополагающее стремление к свободе, благодаря которому писать и читать романы так интересно; и оно же приводит нас к осознанию того, что возможность людей понимать друг друга ограниченна.
В написании и чтении романов есть некий нравственный аспект, связанный со свободой, подражанием другим людям и способностью представить себя кем-то другим. Это одна из самых замечательных сторон писательства: я говорю о том, что автор романа, который, напрягая волю и силу воображения, ставит себя на место своих персонажей, в какой-то момент замечает, что сам постепенно меняется. Писатель не только видит мир глазами героя, но и потихоньку начинает походить на него! Я очень люблю свою работу в том числе и за то, что она заставляет меня выходить за рамки собственных взглядов и становиться кем-то другим. Благодаря этому я приобрел характер, которого прежде у меня не было. Сочиняя романы и ставя себя на место других людей, я тридцать пять лет воспитываю свою душу.
Стремление выходить за пределы своего «я», воспринимать всех и вся как единое целое, отождествлять себя со множеством других людей, видеть мир максимально полно делает авторов романов похожими на китайских художников прошлого, которые, как гласит легенда, поднимались на высокие горы, чтобы запечатлеть ландшафт во всей его поэтической целостности. Специалисты по китайской живописи любят напоминать наивным поклонникам этой легенды, что точка обзора, позволяющая создавать рисунки, на которых сверху видно сразу все, создана воображением и что на самом деле художники на горы не залезали. Схожим образом и построение композиции романа требует поиска воображаемой точки, с которой видно все. Находясь в ней, легче всего догадаться, где находится центр романа.
То, как странствует в огромном ландшафте литературный герой, как взаимодействует с ним, каким образом становится его неотъемлемой частью, и делает его, героя, незабываемым. Анну Каренину невозможно забыть не столько из-за ее душевных метаний или той совокупности личных качеств, которую называют характером, сколько благодаря широкому, богатому пейзажу, в который она так замечательно вписана, что может показать его нам во всех подробностях. Этот пейзаж – все русское общество. Читая роман, мы, с одной стороны, видим пейзаж глазами героини, а с другой – знаем, что она является частью его великолепного богатства. Затем героиня превращается в символ, напоминающий нам о ландшафте в целом, своего рода эмблему. То, что такие прекрасные большие романы, как «Дон Кихот», «Дэвид Копперфильд» или «Анна Каренина», названы именами своих главных героев, лишний раз подчеркивает эту функцию эмблемы, напоминающей нам о ландшафте в целом. В большинстве случаев у нас в памяти остается общая картина романа, но нам кажется, будто мы помним главного героя. Так его имя (и название романа) становится для нас обозначением ландшафта, с которым роман нас познакомил.
Наиболее распространенный способ сделать героя частью ландшафта, в котором он существует, описан Кольриджем в лекциях о Шекспире: в театральной пьесе, как и в жизни, не следует специально рассказывать читателю о характерах персонажей – читатель должен сделать о них собственные умозаключения. Это замечание Кольриджа привело некоторых к убеждению, что главное в искусстве романиста – умение создавать характеры героев, чтобы читатель потом заново их открывал и постигал.
Напомню, что слова Кольриджа о литературных персонажах были написаны через две с лишним сотни лет после Шекспира, когда английский роман находился на подъеме; вот-вот должны были появиться первые сочинения Диккенса в этом жанре. Однако на самом деле главное и самое радостное в романе – это не то, что мы можем узнавать характер героя по его поступкам, а то, что роман дает нам возможность хотя бы отчасти отождествить себя с этим героем, а значит – пусть на короткий срок – получить свободу стать другим человеком, увидеть мир другими глазами. Главная тема романа – смысл пребывания человека в этом мире и его ощущения от бытия. Эта тема, конечно, не так уж далека от психологии, но куда интереснее. Важен не характер человека; важно то, как он реагирует на бесчисленные проявления мира, на каждое событие, цвет, древесный плод – словом, на все, с чем знакомят его органы чувств. Главное удовольствие, которое дарит искусство романиста, – опыт отождествления себя с героями – базируется именно на этих ощущениях.
Лев Толстой не пытается показать нам, что Анна Каренина определенным образом ведет себя в поезде из Москвы в Санкт-Петербург, поскольку обладает тем или иным характером. Он всего лишь подробно рассказывает, что чувствует несчастливая в браке женщина, которая недавно танцевала на балу в Москве с молодым красавцем-офицером, а теперь возвращается обратно и берет в руки книгу, чтобы почитать в дороге. Причина, по которой мы не можем забыть Анну, заключается в том, что все эти маленькие подробности верны. Снежная ночь за окном, купе, роман, который Анна читает или пытается читать, – все это мы видим и чувствуем так, как видит и чувствует она. Это самая характерная особенность искусства романиста – показывать мир таким, каким его всеми своими органами чувств воспринимают и понимают литературные герои. И поскольку просторный пейзаж, который мы наблюдаем издалека, описывается таким, каким его видят герои, мы ставим себя на их место, подпадаем под их обаяние, переходим от одного персонажа к другому – и получается, что мы уже воспринимаем ландшафт романа изнутри. Детали ландшафта, внутри которого действует герой, не проливают свет на особенности его характера; напротив, литературные герои именно для того и создаются, для того и придумываются, чтобы высвечивать как подробности ландшафта, так и весь ландшафт в целом, чтобы он выглядел ярко и отчетливо. Для этого персонажам романа необходимо быть глубоко вовлеченными в бытие мира, который они воспринимают.
И тут мы переходим ко второй и третьей темам сегодняшней лекции. Это сюжет и время в романе. Для того чтобы прийти к убеждению, что главным предметом романа не является характер или душевные качества литературного героя, нам нужно на время забыть наивную сторону нашего разума и сентиментально вспомнить, что характер есть искусственно созданная конструкция. Это очень важно для понимания литературных героев. Автор романа создает персонажей, подходящих для того, чтобы исследовать интересующие его темы, и позволяющих направить творческую силу воображения на интересующий его жизненный опыт, а потом обо всем этом рассказать.
Не бывает так, что писатель сначала придумывает личность с какими-то особенными душевными качествами, а потом обращается к темам, которые этот персонаж ему подсказывает. Начинается все с того, что писателю хочется затронуть какие-то определенные темы, и только потом он придумывает героев, подходящих для этих тем. Я всегда делал именно так и чувствовал, что все, осознанно или нет, тоже так делают.
Фраза «Я всегда делал именно так!» вполне могла бы стать подзаголовком этих лекций. Ведь моя цель – рассказать о том, как я понимаю суть явления, именуемого романом. Как мое воображение нашло общий язык с этим жанром, который развивали и формировали тысячи писателей, живших прежде меня и передавших в мое распоряжение эту волшебную игрушку? Я придерживаюсь той осторожно-оптимистической точки зрения, свойственной людям с гуманистическим восприятием мира, что если я хорошо понимаю сам себя и могу об этом рассказать, то смогу поведать кое-что и обо всем роде человеческом. Я наивно верю, что если я чистосердечно поделюсь собственным опытом чтения и сочинения романов, то тем самым смогу рассказать и о том, как создают романы другие писатели. Иными словами, наивная часть меня верит, что я без труда смогу познакомить читателей с сентиментальной частью своего «я», которая занята вопросами технической стороны писательского дела.
Надо сказать, что наивная сторона моей натуры чувствует близость к теоретическим взглядам русских формалистов – например, Виктора Шкловского – на сюжет. Сюжет, или последовательность событий, которую мы порой также называем историей, – это всего лишь линия, соединяющая моменты, через которые мы хотим пройти, о которых хотим рассказать. Однако эта линия обозначает не сам роман, не его материал и содержание, а то, как распределены по нему тысячи, десятки тысяч маленьких точек, на которых он строится. Как бы мы ни называли эти точки – единицами повествования, темами, мотивами, подсюжетами, небольшими историями, поэтическими мгновениями, гранями личного опыта, сведениями, – именно они, эти многообразные сгустки энергии, побуждают и вдохновляют меня писать романы. Набоков в послесловии к «Лолите» назвал эти самые яркие и незабываемые места книги ее «нервной системой». Мне кажется, что эти единицы, словно аристотелевские атомы, невозможно расщепить, разделить на фрагменты.
В «Музее Невинности» я, основываясь на «Физике» Аристотеля, попытался установить связь между этими неделимыми точками и мгновениями, из которых состоит время: согласно Аристотелю, кроме неделимых атомов, существуют бесчисленные неделимые мгновения, а время – это соединяющая их прямая линия. Так же и в романе линия сюжета соединяет неделимые единицы повествования. Что же касается литературного героя, то он, разумеется, должен обладать определенным складом души, характером и психологическими особенностями, которые позволяют ему и его действиям соответствовать траектории и драме, определяемым этой линией, или сюжетом.