Наш общий импульс почти угас. Прежние дни тотальной преданности делу растворялись во мгле. Некоторые завели семьи, а маленькие дети налагают немалую ответственность и дают много поводов отвлекаться. Моей дочери Хлои недавно исполнилось два года, у Рика было двое детей, Гала и Джейми. Если брать семью Pink Floyd в расширенном составе, то у Стива О’Рурка было две дочери, Кэти и Шена; у Питера Уоттса тоже двое детей – Наоми и Бен; у Роджера детей пока не было, но почему-то именно он старался устроить так, чтобы мы не слишком затягивали гастроли. Три недели отлучки в Штатах – это куча времени. График и стиль гастролей едва ли способствовали семейной жизни в дороге. Одной машины, взятой напрокат в аэропорту, по-прежнему хватало, чтобы группа и менеджеры добрались до отеля или концертного зала. Даже один лишний человек нарушил бы эту отлаженную систему – понадобилась бы вторая машина, и цена транспортировки удвоилась бы.
Между гастролями мы все отчетливее сознавали, что жизнь есть и вне группы. Все мы работали с другими музыкантами – играли или продюсировали. Среди массы демозаписей, которые присылали нам музыканты, Дэвид откопал одну, пришедшую от школьницы, чей талант композитора-песенника и вокальные данные значительно превосходили весь остальной материал. Довольно долго Дэвид поддерживал ее карьеру и впоследствии был вознагражден колоссальным успехом ее первого сингла «Wuthering Heights» и альбома «The Kick Inside». Звали эту школьницу Кейт Буш.
Я работал с Робертом Уайаттом из Soft Machine на его сольном альбоме. Наша дружба с Soft Machine началась еще с андерграундных времен в клубах «Раундхаус» и «UFO», а также с гастролей по США в конце шестидесятых – помнится, в номере нью-йоркского отеля «Челси» их вокалист Кевин Эйерс свешивался вниз головой с кровати, как того требовал процесс переваривания согласно той макробиотической диете, которой Кевин тогда придерживался.
В мае 1973 года я получил открытку от Роберта – он предлагал мне спродюсировать его сольник. В день, когда прибыла открытка, я узнал, что Роберт выпал из окна и парализован до пояса. В ноябре того же года для него организовали бенефис в театре «Рейнбоу»: Soft Machine открывала шоу, а затем мы исполняли урезанную версию концерта в «Эрлс-Корте», с самолетом, который снижался над публикой… впрочем, это не стало прощальным подарком в память о разрушенной карьере.
Через полгода Роберт снова был готов работать – он не мог сесть за полноценную барабанную установку, но с вокалом, клавишными и перкуссией управлялся. Запись его сольного альбома «Rock Bottom» проходила зимой 1973 года в «Особняке», студии Virgin Records близ Оксфорда. Студия была создана для рок-музыки – проживание, расслабленная атмосфера и никакого жесткого графика. Присутствовал также громадный и невозмутимый датский дог Бутлег. Роберт фонтанировал идеями, и наше общение стало самым плодотворным музыкальным опытом, который я получил вне группы.
Опять футбол – на сей раз против команды Pathé-Marconi (французской EMI); они вывели на поле нескольких игроков, которые сейчас, несомненно, на карандаше у «Арсенала».
Вдобавок так я вернулся в «Самые популярные» – помыть, постричь и посушить голову, – поскольку заодно с альбомом мы записали сингл, а он, к нашему легкому удивлению, вошел в чарты. На сингле была довольно нетривиальная версия песни The Monkees «I’m a Believer», сдобренная замечательно авангардным соло на скрипке в исполнении Фреда Фрита из группы Henry Cow. Съемки слегка подпортила Би-би-си, не желавшая показывать Роберта в кресле-каталке, но в конце концов режиссера пристыдили, он сдался, и все остались довольны. Не все участники записи смогли прибыть на телестудию, и пришлось звать подмогу – в том числе гитариста Энди Саммерса, который тогда в основном болтался без дела, поскольку группу The Police еще только предстояло создать.
Почти до конца 1974 года Pink Floyd оттягивала ужасный момент записи пластинки. Как и с альбомом «Relics», который был выпущен, когда застопорился «Meddle», мы поддались на уговоры фирмы грамзаписи и выпустили компиляцию. «Piper at the Gates of Dawn» и «A Saucerful of Secrets» вошли в двойной альбом под названием «A Nice Pair» – в конверте, составленном из визуальных шуток и каламбуров (лично у меня любимый – пара расфокусированных очков, которую придумал Сторм).
Летом 1974 года мы отправились в короткий тур по Франции – отчасти это было расплатой за жадность. Двумя годами раньше мы снялись в рекламной фотосессии для французской компании безалкогольных напитков «Жини». Съемки проходили в Марокко, а результат предназначался исключительно для Франции, и мы решили, что этот эпизод благополучно остался позади – не считая периодических уколов вины за то, что согласились влегкую срубить бабла. Гастроли тогда считались прежде всего способом резко повысить продажи пластинок и, если повезет, получить доход с крупных залов. Продвижение обычно ограничивалось бюджетом рекламного агента и сводилось к афишной сыпи на стенах и паре-тройке интервью группы на радио.
Однако мы позабыли, что в контракте с компанией «Жини» имелся пункт о том, что наш скромный кортеж, так-то на рекламе особо не шикующий, будет сопровождать целый цирк промоутерских статистов «Жини» – в основном «законодатели моды», как они виделись рекламщикам, то есть гламурные топлес-модели и байкеры а-ля «Беспечный ездок». Мучились мы, точно кот, что пытается стряхнуть с хвоста консервную банку, – по всей Франции за нами следовали гигантские плакаты с рекламой горького лимонного тоника «Жини» и позорное стадо модных личностей в темных очках и кожаных куртках. Стив потратил уйму времени, обговаривая дистанцию, на которой мы сможем от них держаться, и все равно, едва мы прибывали в очередной город, от нашего с таким трудом завоеванного доверия французских фанов оставались рожки да ножки.
Фотосессия в Марокко для рекламы газировки «Жини» – ради этого пришлось два дня пилить в пустыню из Марракеша, и мы обрекли себя на унылую рекламную пахоту во время гастролей по Франции.
В коридорах «Ройял-Альберт-Холла».
Зато, насколько мы поняли, гастрольная бригада не жаловалась. Общество нашей свиты их не смущало – более того, они были глубоко благодарны группе за возможность скрасить вечерок с сопровождавшими нас моделями.
В сентябре и октябре мы с Роджером пытались избавиться от этих воспоминаний, работая над серией фильмов для гастролей, которые должны были начаться поздней осенью. На ранних шоу «Dark Side» мы крутили клипы из документального фильма про серфинг «Хрустальный мореплаватель» и анимацию Иэна Имеса для «Time», но теперь хотели целый фильм – показывать его на протяжении всего шоу. И этот фильм, смесь документального материала и специально отснятых эпизодов, был готов к началу нашего крупного британского тура – первого за последние два года, – который открывался концертом в эдинбургском «Ашер-Холле».
На британских гастролях мы одно время помногу играли в сквош. Оказалось, что кое у кого из нас соревновательный дух развит сильнее.
На гастролях 1974 года к нам присоединился Фил Тейлор, успевший поработать не с одной группой, – теперь он эти наши гастроли описывает как «хаотические». Прибыл он во время предгастрольных репетиций в Unit Studios на Кингз-Кросс – неподалеку от бара «Уимпи», – где мы работали над кое-какими новыми песнями, например «Shine On» и «Raving and Drooling». «Репетиционная студия» – это просто большое помещение, где вообще ничего нет, но можно шуметь сколько угодно.
У группы тогда был довольно мрачный период – хотя публика, надо надеяться, не догадывалась. Погода тоже не радовала: холодный дождь и низкие облака сопровождали нас от Эдинбурга до Кардиффа. Хотя нам впервые хватало средств, чтобы устроить достойное сценическое шоу, мы были сильно недовольны тем, что делаем, а может, тем, как мы это делаем. Мы догадались, что идея гастролировать не дольше месяца, казавшаяся нам отличной, имела обратную сторону. На трехнедельных гастролях первая неделя – это, считай, передвижная репетиция; ко второй неделе шоу плюс-минус складывалось, а на третьей неделе мы всё меньше думали о музыке и всё больше – о возвращении домой.
Наше недовольство усугубляли проблемы с персоналом. После семи лет работы главным «роуди» нас покинул Питер Уоттс. Он довольно долго катился по наклонной и в итоге стал совсем ненадежным. Однако, поскольку члены группы были не вполне в ладу друг с другом, а четкой иерархии у нас не существовало, с проблемой мы не справлялись. По меньшей мере однажды Питера утром уволил один член группы, а днем восстановил в должности другой. Я долго не понимал, что у Питера развилась серьезная наркозависимость. Очевидно, у меня сохранялся весьма наивный взгляд на аппетиты гастрольной бригады. Так, много лет спустя я выяснил, что один из наших давнишних работников пришел к нам вовсе не из любви к музыке, а с целью выплатить другому нашему работнику долг за наркотики. Когда ситуация с Питером стала совершенно неприемлемой, мы постарались действовать деликатнее, чем с Сидом, и устроили Питера в клинику – нельзя сказать, что это вообще не принесло пользы, но ключевую проблему не решило, и в 1976 году он, увы, умер от передоза.
Когда Питер ушел, наш главный осветитель Артур Макс был повышен до должности шефа гастрольной бригады, но крайняя вспыльчивость и непомерное самолюбие, которые помогли Артуру стать талантливым дизайнером-осветителем, мешали ему быть хорошим лидером. Однако иных кандидатур в нескладном сборище техников и наладчиков аппаратуры не наблюдалось. Норов Артура вносил свою лепту в общую атмосферу напряженности и хаоса. Фил Тейлор столкнулся с Артуром Максом, когда тот достиг вершин догматизма. Артур отвечал за все технические аспекты, включая звук, о котором мало что знал. Фил спросил: «Что я должен делать?» – на что Артур ответил воплем: «Не лезь ко мне, просто делай!» В другой раз Артур захотел снять концерт на кинопленку, для чего залил сцену ярким белым светом, который убил наше световое шоу на корню.