По мере развития шоу стену постепенно достраивали, и к финалу первой половины туда как раз укладывался последний кирпич. В начале второго отделения сплошная стена размещалась перед группой. На нее проецировалась анимация, снятая Джеральдом Скарфом. В какой-то момент в стене откидывалась секция – открывалась сцена в гостиничном номере. Во время «Comfortably Numb» Роджер появлялся перед стеной, а Дэвид играл свое соло, стоя на верху стены.
Коробки были изготовлены из картона, чтобы их можно было складывать, транспортировать на следующую концертную площадку и собирать на месте. Полые кирпичи сцепляла вместе бригада на гидравлических вышках «Джинн», которые по мере роста стены поднимали ее строителей до нужной высоты. Достроенную стену поддерживали крепления – когда стену рушили, ее можно было наклонять наружу или внутрь (потому что терять передние ряды публики не хотелось бы).
Кульминация всей этой истории наступала, когда кирпичи начинали сыпаться. Мы предусмотрели сложную механику, чтобы предотвратить тяжбы, госпитализацию зрителей и закрытие шоу сразу после премьеры, поскольку кирпичи, даже изготовленные из картона, были тяжеленные. После обрушения мы исполняли финальный номер в акустике, точно труппа бродячих музыкантов.
Фишер и Парк начали воплощать идеи Роджера в реальность еще в прошлое Рождество, но даже с этой форой механических проблем возникало множество. Технические репетиции проходили в Штатах. Так было практичнее всего: там была отличная инженерная поддержка, а подходящее место в лос-анджелесских Culver City Studios нам сдали за весьма умеренную цену на целых две недели. На репетициях начались первые трудности. «Джинны», которые поднимали строителей, ужасно шумели, а первые эксперименты по сносу стены едва не уничтожили всю сценическую аппаратуру. Чтобы защитить наше оборудование, спешно были разработаны и изготовлены крупные стальные клетки. Кроме того, для «Джиннов» нашлась какая-то магическая смазка космического качества. Репетиции продолжились, и к началу февраля мы переместились на Спортивную арену Лос-Анджелеса для двухнедельной генеральной репетиции перед премьерой, намеченной на 17-е число.
В вечер перед премьерой мы попробовали прогнать все шоу. Однако во время генеральной репетиции нам пришлось признать, что, хотя бо́льшая часть нашей техники работает, сценическое освещение попросту никуда не годится. Лихорадочные поиски козла отпущения перешли в поиски спасителя. В итоге Стив позвонил Марку Брикмену, которого Роджер приметил на концертах Брюса Спрингстина.
Марк, знавший кое-кого из нашей организации, решил, что это розыгрыш: его друг прикидывается Стивом, а звонит сказать, что достал для Марка билеты на завтрашнее шоу. Да, сказал Марк, буду счастлив, конечно приду. Да нет, сказал Стив, ты не понял. Марк, родом из Филадельфии, занимался освещением с подросткового возраста, работал в музыкальном бизнесе, например с Джонни Мэтисом или уже упоминавшимся Брюсом Спрингстином, а в последнее время занимался телешоу в Лос-Анджелесе. Марк припоминает, что телефон зазвонил в час дня, а в три он уже прибыл к нам.
Джерри Скарф и Роджер быстро просветили его насчет программы и объяснили, что репетиция состоится вечером в семь. Когда Марк пришел вечером, Роджер сказал: «А мы и не чаяли снова тебя увидеть…» Последовало несколько неловкое совещание, после которого Грэма Флеминга отправили восвояси (то есть уволили) и Марка тоже отправили восвояси (исполнять новые обязанности). Учитывая нехватку времени, он был благодарен Робби Уильямсу и Марку Фишеру, которые оказали ему колоссальную помощь.
Премьера вышла драматичнее, чем планировалось, когда после вступительного взрыва вдруг загорелся занавес. Занавес тлел и дымился, пока Роджер не крикнул «стоп!» и не перестал играть, а члены бригады, вооруженные огнетушителями, вскарабкались на самую верхотуру и потушили пожар. К тому времени общие переживания уже сплотили зрителей и артистов, так что шоу смогло продолжиться. Поскольку крик «стоп!» был элементом представления, Роджеру не сразу удалось внушить хорошо вышколенной гастрольной бригаде, что на сей раз у нас тут и впрямь ЧП.
В какой-то момент кто-то предложил гастролировать, а не статично давать представления лишь в нескольких крупных городах. Мимолетной популярностью пользовалась концепция гигантского надувного слизняка, где хватит места для всего шоу плюс публика, но, к счастью для дизайнеров, гастрольной бригады, исполнителей и экспертов по технике безопасности, в реальности она так и не воплотилась. Мы вернулись к более простой идее одного из кратчайших «мировых туров» в рок-истории: семь вечеров в Лос-Анджелесе, пять в нью-йоркском «Нассау-колизее», шесть представлений в «Эрлс-Корте» в августе 1980 года, восемь в Дортмунде в феврале 1981-го – и еще пять вечеров в «Эрлс-Корте», чтобы провести там съемки для фильма.
Почти все шоу прошли достаточно безмятежно. Единственная заминка случилась, когда Уилли Уилсон, барабанщик суррогатной группы, заболел за несколько часов до начала. К счастью, Клайв Брукс, мой давнишний техник по барабанам, – сам очень способный ударник, ветеран английской блюзовой группы The Groundhogs. Клайв занял место Уилли и играл все партии два вечера подряд. С тех пор в его голосе слышится радостное предвкушение всякий раз, когда я на гастролях проявляю признаки хотя бы малейшего недомогания.
В антракте на Спортивной арене, Лос-Анджелес, февраль 1980 года. Достроенная стена состояла из 340 огнеупорных укрепленных картонных коробок, каждая приблизительно четыре фута в ширину, три в высоту и фут в глубину, и простиралась на 33 фута в высоту и 260 футов в ширину.
Роджер и Майкл Кеймен во время записи музыки для киноверсии «The Wall». Майкл, который учился игре на гобое в нью-йоркской Джульярдской школе, с 1970-х начал сочинять музыку для фильмов. После «The Wall» он продолжил в том же духе, и среди его фильмов значатся «Бразилия», «Смертельное оружие», «Крепкий орешек», «Лицензия на убийство», «Робин Гуд, принц воров» (за песню к этому фильму он удостоился номинации на «Оскар») и «Опус мистера Холланда»; кроме того, Майкл создал музыку к телесериалу «На краю тьмы».
Ни одно шоу мы не репетировали так серьезно, и технически оно было на высоте. В этом смысле оно стало предшественником туров, которые позднее организовывали мы с Дэвидом, а также сольной работы Роджера. Кроме того, мы обнаружили, что регулярная структура спасает даже в «плохие» вечера. Шоу пользовалось успехом, поэтому играли мы с колоссальным удовольствием, но невозможность импровизировать или менять музыку слегка угнетала. Впрочем, поскольку строительство стены означало, что один не вовремя засунутый кирпич или излишне торопливый строитель могли повлиять на длину каждого отделения, для ключевых моментов у нас были вставки или купюры.
К пятидневному марафону в «Эрлс-Корте» в июне 1981 года шоу уже шло как по маслу. Однако, как выяснилось, эти пять вечеров – последний раз, когда Роджер, Дэвид, Рик и я играли вместе, и в следующий раз такое повторится лишь спустя почти четверть века. Взаимоотношения в группе стали еще хуже, чем в период записи. Самый прозрачный намек наблюдался в закулисной зоне «Эрлс-Корта», где у каждого члена группы была своя гримерка «Портакабин». Двери Роджера и Рика смотрели не на соседние кабинки, а наружу. По-моему, мы даже афтерпати закатывали по отдельности и аккуратно старались друг друга туда не приглашать.
Несколько месяцев спустя начались съемки фильма с Джеральдом Скарфом и Майклом Серезином в качестве сорежиссеров, а также с Аланом Паркером в качестве главного продюсера, но спустя неделю стало ясно, что такая система нежизнеспособна. Алана повысили до режиссера, Майкл удалился, Джерри поручили другие обязанности, и мы начали заново. Столь скорая перестройка руководящей структуры была, пожалуй, недобрым знамением. Существует куча историй о разногласиях на съемках. У Алана Паркера была четкая концепция, но не менее четкая она была у Джерри и Роджера. Джерри определенно чувствовал себя не у дел, потому что Алан Паркер и новый продюсер Алан Маршалл составили одну самодостаточную фракцию, а Роджер и Стив О’Рурк – другую. Все это было явным рецептом катастрофы, но, мне кажется, в результате талант одержал победу над организацией. Анимация Джерри пережила переход со сцены на большой экран, и с Бобом Гелдофом, исполнителем главной роли Пинка, тоже все сложилось хорошо.
И Боб, и Роджер рассказывают историю о том, как Боб со своим менеджером ехал на такси в аэропорт и менеджер сообщил, что Боба зовут сыграть Пинка в фильме и что это потрясающий карьерный ход. Боб взорвался, изрыгнув примерно следующее: «Да мне насрать. Я, ёпта, ненавижу „Пинк Флойд“». Роджер вспоминает так: «Это продолжалось, пока они не добрались до аэропорта. Боб, однако, не знал, что за рулем такси сидел мой брат. Который позвонил мне и сказал: „Ни за что не угадаешь, кого я только что вез…“» К счастью, Боб передумал и согласился сыграть эту роль.
Алан Паркер на съемках «The Wall» на Сонтон-Сэндз. Алан, по словам Боба Гелдофа, следовал сентенции режиссера Майкла Уиннера: «Демократия на площадке – это когда сто человек делают то, что я им скажу» (философия, которую разделяли и другие ключевые участники проекта).
На пробах он покорил всех, показав одну сцену из «Полуночного экспресса» и телефонную сцену из «The Wall». Умасленный Аланом Паркером, Боб всего за пару часов из сдержанного новичка преобразился в мелодраматического трагика. Одна беда: лишь позднее он осознал, что в фильме у него почти нет реплик.
Съемки фильма оказались под угрозой, когда застопорились переговоры с менеджментом Боба о деталях его контракта. Едва ответственная персона наконец-то приземлилась в Лондонском аэропорту, ее тут же задержали и увезли на допрос. Но хотя всевозможные контрактные вопросы не были улажены, Боб самоотверженно приступил к работе.
Несмотря на свои сомнения, Боб, по словам Алана, отдал роли все, что только мог. Для одной сцены он даже готов был сбрить брови. Плавать Боб не умел, и, опять-таки по словам Алана, «сцены утопления в бассейне на крыше дались ему легко – они были совершенно подлинными». Пожаловался Боб лишь однажды, когда холодной ночью во время съемок на старой кондитерской фабрике в Хаммерсмите ему пришлось раздеться, после чего его обмазали розовой слизью и велели превратиться в фашиста.