Pink Floyd, целый год занималась тонкостями продажи билетов и рассаживала людей. Лондон, однако, стал для нее самой тяжелой задачей.
Нюансы пропусков во внутреннее святилище – это очень запутанная тема. «Допуск во все зоны» означает проход примерно в половину из них, «VIP» – на шаг дальше. Ламинированный пропуск побивает наклеенные, а зеленая точка пропускает еще в одни ворота. После этого уже надо быть либо участником шоу, либо членом семьи, либо иметь характерно полоумный вид – всегда найдется несколько психов, которые просочатся туда, где им совершенно не положено быть. Один гастрольный менеджер как-то раз испугался, обнаружив у себя в кабинете незнакомого чувака, который попенял ему за то, что он, менеджер, вошел без стука.
Мы уже решили, что доход от лондонских шоу отдадим на благотворительность, и придумали сложную формулу, чтобы деньги получили не только крупные благотворительные организации, которые мы все поддерживали, но и мелкие, с которыми у нас были личные связи. Это означало серию фотосессий с каждой благотворительной организацией – все они вполне законно желали максимальной публичности. К сожалению, от самого концерта им было мало радости, потому что перед началом шоу обрушилась секция сидячих мест.
Огни в зрительном зале померкли, и в гуле предвкушения я различил какой-то раскат грома. Сначала подумал, что поставили не ту запись. Затем разлетелась весть о том, что рухнула секция сидений. Выбора не было – пришлось немедленно включить свет и оказать первую помощь пострадавшим. Тот концерт пришлось отменить. Назавтра лишь немногие зрители еще оставались в больнице, отчего с облегчением вздохнули все, не считая, разумеется, этих немногих.
Посреди лондонских концертов мы по случаю предусмотрели выходной, так что удалось перенести концерт на несколько дней позже и большинство зрителей – хотя, увы, не все – получили шанс увидеть отмененное шоу. Несмотря на события первого вечера, мы сочли, что гастроли завершились достойно. Мы столько работали, что качество было на высоте, и вдобавок нам грел душу отсвет благотворительности.
Нежданным, но очень званным визитером за кулисами «Эрлс-Корта» стал Боб Клоуз. Я не видел Боба с середины шестидесятых, со времен группы Tea Set, хотя так совпало, что он женился на моей старой школьной подруге из Френшема. Кстати, спустя года два на Гудвильском фестивале скорости появился еще более невероятный гость из прошлого – Клайв Меткаф, тоже товарищ по политеху на Риджент-стрит. Кто-то на редкость бестактный отпустил недоброе замечание – мол, Клайв, уйдя из группы, теперь, должно быть, чувствует себя человеком, потерявшим выигрышный лотерейный билет. Клайв спокойно ответил, что он и Кит Ноубл решили сбросить всех нас за борт, считая, что правильный карьерный ход совершают как раз они двое. Как заметил Клайв, «мы-то думали, что вы неудачники…».
После «Эрлс-Корта» я, настоящий рок-н-ролльный бунтарь, экспроприировал наши стиральные машинки. Во время предыдущих гастролей обнаружилось, что на полотенца, которыми нас обеспечивали промоутеры, тратятся сотни тысяч долларов, и на сей раз мы обзавелись собственными мощностями. Стиральные машинки промышленного класса я забрал домой, и там они весело крутились еще не один год…
На концерте в «Эрлс-Корте» 28 октября 1994 года к нам на сцену вышел Дуглас Адамс. Эту возможность мы предложили ему отчасти в подарок на день рождения, но также в благодарность за то, что придумал название альбому «The Division Bell». От волнения Дуглас явно забыл мой совет: «Делай что хочешь, Дуглас, только не смотри вниз…» (см. также предыдущее фото).
В то время концерты в «Эрлс-Корте» были просто концом очередных гастролей, но на самом деле отметили прекращение нашей работы. В следующие десять лет вышли концертный альбом и видео по материалам тура, оба под названием «Pulse», а также всякие антологии и оцифрованные версии нашей работы в новых форматах. Но мы больше не ездили с концертами и не выпускали нового материала.
Я думаю, Дэвид с легкостью признает, что снова ввязываться в драку меньше всех хотелось ему. Похоже, аппетит к последствиям очередного разгона гастрольной механики пропал у него начисто. Но я все-таки лелеял надежду, что конец группы Pink Floyd как деятельной силы еще не наступил. Мы еще много чего никогда не делали. Мы так и не развили идею Дэвида поиграть в акустике. Мы так и не выпустили эмбиент, оставшийся от работы над «The Division Bell». И – по крайней мере, до сей поры – я так и не появился в «Параде личностей» на шоу «Never Mind the Buzzcocks». Мы столько времени провели в относительном бездействии, что надежда на новые записи, не говоря о живых концертах, таяла на глазах. Но затем как гром среди ясного неба – среди ясного лазурного неба Карибов, между прочим, – случился нежданный поворот событий.
13. Помнишь тот день
На репетиции перед «Live 8» в Black Island Studios в западном Лондоне. Выбор барабанных установок был богатый, но я предпочел верную DW, на которой играл в 1994 году в туре «The Division Bell».
В январе 2002-го я с семьей отдыхал на карибском острове Мюстик. В начале каждого года там проводится пляжный пикник – собирают деньги в пользу местной школы. На этом пикнике чьи-то сильные руки вдруг обхватили меня за плечи, а потом за шею. Я увидел, как удивленно расширяются глаза Нетти…
Роджер. Увидев меня на пикнике, он подкрался и застал меня врасплох. За предыдущие лет пятнадцать мы виделись всего пару раз. Я часто гадал, какая будет атмосфера, если мы ненароком друг с другом столкнемся, как мне подойти к этой встрече. Зря тратил время.
Мы с Роджером разговорились – проговорили чуть не полдня – и до отъезда с острова встретились еще пару раз. Теперь, когда под мосты прошлого утекло столько воды, просто колоссально было помириться с одним из старейших друзей. Груда эмоционального багажа осталась на мюстикской таможне.
Позднее в тот же год мне позвонили и пригласили выступить гостем Роджера на «Уэмбли-арене» во время его тура 2002 года. Согласился я не сразу – поначалу слегка занервничал, – но сообразил довольно быстро: если упущу эту возможность, буду горько жалеть до конца своих дней. Я так долго оплакивал наш разрыв, что не воспользоваться шансом очень публично продемонстрировать вызревший момент примирения – редкая глупость. Сыграл я только на одной вещи – Роджеровой аранжировке «Set the Controls for the Heart of the Sun», – однако весь вечер был просто фантастическим. Группа Роджера оказалась замечательно радушной, и ужасно приятно было поработать с Гарри Уотерсом, который стоял за клавишными: Гарри – сын Роджера, а вдобавок мой крестник.
Снова работать с Роджером – это была радость. Мне страшно понравились репетиции. Хотя меня уверяли, что прошедшие годы смягчили Роджера, я, к своему удовольствию, обнаружил, что любые несовершенства шоу встречались знакомым раздраженным криком, что несся со сцены к микшерному пульту.
И тем, искренне полагал я, все и ограничится. Когда в сентябре 2004-го вышла «Наизнанку», вопрос о возвращении Pink Floyd к работе – с Роджером или без него – непременно всплывал в каждом интервью. Я на такие вопросы отвечал честно, но все же пытался дать хотя бы малую толику надежды – по-моему мнению, финальный свисток еще не прозвучал.
Той осенью журнал «Моджо» готовил спецвыпуск, посвященный нашей группе, и у нас с Роджером взяли интервью. Роджера спросили, возможно ли потепление между ним и Дэвидом, и он ответил вежливо, но непреклонно: «Не понимаю, с чего бы. Мы оба очень резкие индивиды, и вряд ли это изменится». Дэвид в каком-то интервью сравнил эту идею с возможностью «переспать с бывшей женой». Короче, оптимизма все это не внушало.
Мне в интервью напоследок задали два традиционных вопроса: «Выйдет ли еще один альбом „Пинк Флойд“?» и «Как насчет разового концерта „Пинк Флойд“ с Роджером Уотерсом по случаю тридцатилетия „Wish You Were Here“?».
Я ответил: «Я не против. Но мне не верится, что этого захочет Роджер. Я думаю, Дэвиду, чтобы вернуться к работе, нужна мощнейшая мотивация. Было бы прекрасно объединиться ради какого-нибудь нового „Live Aid“ – значимость события все оправдает. Вот это была бы фантастика. Или, может, я просто чертовски сентиментален. Знаете ведь, каковы эти старые барабанщики».
Роджер в режиме Бродяги Высокогорных Равнин играет «Wish You Were Here» на акустической гитаре – в Гайд-парке басовую партию на ней сыграл Тим Ренвик.
Полгода спустя кто-то указал мне на фрагмент из телеинтервью Боба Гелдофа: Боб ссылался на эту мою фразу – что, мол, ради крупного благотворительного мероприятия Pink Floyd способны – может быть – воссоединиться. Увы, не могу приписать результат себе, но, очевидно, в голове у Боба, который подступался к аналогу «Live Aid» через двадцать лет после оригинала, засело некое зерно.
Я был настолько не в курсе, что, когда в июне 2005 года моя жена Нетти сказала, что мне звонит Боб, я понятия не имел, по какому вдруг поводу. Со времен Пинка в «The Wall» мы иногда встречались в светской обстановке, а изредка и на заседаниях благотворительного комитета фонда «Раундхаус», но на регулярной основе не общались.
Боб уже трудился над «Live 8», но в мое сознание сигналы об этом пока не проникли. А теперь Боб мне об этом сообщил и прибавил, что говорил с Дэвидом про выступление Pink Floyd. Дэвид ответил «нет». Как всегда, отказ только вдохновил Боба на подвиги, и Боб пообещал, что подъедет к Дэвиду домой и они как следует все обсудят. Он уже почти добрался до Ист-Кройдона, когда Дэвид позвонил ему и еще раз сказал: «Не трудись». Боб все равно не отступил. Но даже прямая и личная просьба от человека, который славится таким талантом убеждения, не поколебала Дэвида.
Я понимал, что Дэвид не просто так не желает объединения Pink Floyd на «Live 8». Группа была в нерабочем состоянии, а Дэвид в последние годы работал над сольными проектами. Он знал: едва мы сыграем, все (включая фирмы грамзаписи, прессу и наших фанов) потребуют от нас какого-то нового продукта и объявления о гастролях. С точки зрения Дэвида, момент был чертовски скверный – поэтому в свете последующих событий Дэвид, я думаю, принес самую большую жертву.