Оставлять отпечатки ладоней на тротуаре перед «Китайским театром Граумана» нам пока не пришлось, но все равно ощущение было такое, будто наша история каменеет, складывается в некую конструкцию, которая, как ни странно, имеет шанс пережить нас всех. Вдобавок это означало, что наш срок годности, пожалуй, уже истек – теперь нас рассматривали в ретроспективе и больше не считали живой музыкальной силой.
Масла в огонь подлил Дэвид: в начале 2006 года в итальянской газете «Репубблика» опубликовали статью, где утверждалось, а-ля «Монти Пайтон», что «бренд „Пинк Флойд“ исчез, завершился, безусловно скончался». Дэвид сказал им: «По-моему, с меня довольно. Все кончено, è finita», – он вообще повторял этот рефрен все чаще. Для меня это все равно что красная тряпка для быка (или хотя бы модный малиновый галстук), потому что всякий раз первая моя мысль: «НО никогда не знаешь наперед…» Ничего не могу с собой поделать.
Возможно, Дэвид говорил с таким нажимом, потому что у него выходил новый сольник «On an Island». Над альбомом с ним работали Рик, Дэвид Кросби и Грэм Нэш, а также Боб Клоуз, блистательно игравший на гитаре во времена Tea Set и The Pink Floyd Sound, – славный привет стародавним первым концертам (этим клевые совпадения не ограничиваются: с Мэри, женой Боба, мы вместе учились в школе). Я сыграл с Дэвидом в «Ройял-Альберт-Холле» во время тура в поддержку альбома, через пару дней после того, как у него на сцене гостил Дэвид Боуи.
Через год, в мае 2007-го, я снова играл с Дэвидом и Риком, но обстоятельства были печальнее. В июле 2006-го умер Сид, и в память о нем Джо Бойд устроил концерт «The Madcap’s Last Laugh» в «Барбикане».
На похороны Сида никто из нас не пошел. Да, я жалел о том, как группа обошлась с Сидом, но, по-моему, последние тридцать с гаком лет мы поступали по справедливости и с его родными, и с ним самим и уважали его стремление к одиночеству. Даже если бы мы хотели пойти на похороны, нас, кажется, и не приглашали – церемония прошла в очень узком кругу родных.
В «Барбикане» Дэвид, Рик и я сыграли «Arnold Layne». Роджер (с которым я временами играл на его гастрольном туре «The Dark Side of the Moon Live») с Джоном Кэрином на клавишных исполнил свою песню «Flickering Flame». За кулисами собралась занятная тусовка – в том числе Крисси Хайнд, Деймон Албарн, Кевин Эйерс и, не могу не отметить, Кэптен Сенсибл, яркое напоминание о моей схватке с темными силами панка.
Спустя еще год вновь пришли дурные вести. В сентябре 2008-го умер Рик. Мы знали, что он болен, – и все равно это нас потрясло. На «Live 8» он выглядел как будто ничего, и при наших редких встречах тоже – в Великобританию он наведывался редко, в основном жил на борту своей яхты «Эврика». Рик был бестрепетным и умелым яхтсменом, чему доказательство – его трансатлантический переход под парусом.
Мы с Риком случайно столкнулись на Ибице – оба приехали в отпуск, и я жил на борту «Тигровой лилии», яхты барабанщика Queen Роджера Тейлора. Направляясь к берегу на тузике, я увидел впереди великолепную яхту – наверняка Рик, решил я. Мы повертелись вокруг, но на наши оклики никто не отвечал, – похоже, на борту никого не было. Затем вдруг с палубы поднялся седовласый старый моряк – не успев, по счастью, заорать: «¿Hola, donde está el capitán?»[39], я сообразил: «Ой, *?@, это же Рик». Вообще-то, он не так уж и постарел – не больше, чем мы все, – но волосы у него совершенно побелели. Я предложил вечером поужинать, он сказал: «Дэвид тоже здесь, на Форментере», – мы на яхте пошли туда и экспромтом воссоединились за поздней трапезой.
Боб Клоуз (таким он был в период Стэнхоуп-Гарденз в 1964–1965-м) работал с Дэвидом над альбомом «On an Island». С давних времен у меня о нем самые теплые воспоминания. Он всегда был славным человеком – может быть, слишком славным для превратностей музыкальной индустрии.
Сид, каким я предпочитаю его помнить: кипучий и жизнерадостный – искристый, а не безумный алмаз. Разум его, к добру или к худу, пал, вполне вероятно, жертвой альтернативы ЛСД под названием STP (Super Trip Pill), которая пришла в Великобританию из США в 1967 году. Из тех наркотиков, от которых психоделия стремительно превращается в хаос и психоз.
После смерти Рика острее всего ощущался дисбаланс – с этой утратой все перекосилось. Пожалуй, талантам Рика никогда не воздавали должного – ни внутри группы, ни снаружи, – но без его характерных текучих текстур и колорита не случилось бы то, что теперь опознается как саунд Pink Floyd. В музыкальном плане он всех нас сплавлял воедино. Подход к игре у него был поистине уникальный, и свою музыкальную философию он однажды сформулировал так: «Техника игры очень вторична в сравнении с идеями». Многие прекрасные клавишники перенимали и воспроизводили его партии, но сочинить их не мог никто, кроме Рика.
Его вмешательство сильно и неожиданно отразилось на «The Dark Side of the Moon». По – Обри Пауэлл, партнер Сторма Торгерсона по «Хипгнозису», – вспоминает: «Мы пришли на Эбби-роуд пожонглировать кое-какими идеями. Рик тогда выступил не как все – не велел нам пойти и пошевелить мозгами, хотя это был бы нормальный инструктаж, а сказал: „Может, что-нибудь новенькое, а? Тошнит до смерти от этих ваших проклятых коров и сюрреализма. А нельзя какую-нибудь графику, вот как на конфетах «Черная магия»?“» Похоже на правду – помнится, со Стормом Рик всегда общался в легком раздражении.
Ребята из «Хипгнозиса» ушли поразмыслить. Сидя у Сторма дома, они в поисках вдохновения листали французскую книжку 1940-х про физику. Там нашлась фотография – под окном лежало прозрачное стеклянное пресс-папье, и солнечный свет, проходя сквозь него, раскладывался на радугу. «Сторм такой: „Я понял“, – взял и нарисовал этот треугольник, вот так запросто. Мы вернулись на Эбби-роуд, и все без исключения сказали: „То, что надо“. Вдохновение, магия».
Панихида проходила в Ноттинг-Хиллском театре. Получилось прекрасное прощание с другом, который был в моей жизни сорок с лишним лет. Рик хотел не очень формальной церемонии, и его желание полностью сбылось. Панихида внушала скорее радость, чем печаль, – и в светском плане, потому что вокруг было столько знакомых лиц, и в музыкальном. Мы с Дэвидом впервые за почти четыре десятилетия исполнили «Remember a Day» Рика, а Джефф Бек в одиночку так блистательно сыграл гитарное соло, что я пытался ангажировать его на собственные похороны.
Рик умер, и это поистине и окончательно поставило крест на воссоединении Pink Floyd. Теперь пускай отдуваются трибьют-группы. Я вот сейчас думаю: каждый вечер кто-то где-то играет нашу музыку – просто не я. Ударники из трибьют-групп, безусловно, гораздо лучше меня освоили все мои ошибки. Как в бондиане: меня, остроумного щеголя Роджера Мура, легко заменить на хмурого Дэниела Крейга, – может, никто и не заметит разницы.
С этим эффектом Бонда я столкнулся лично. Энтони Горовиц, писатель и добрый друг, работал над новым романом про Бонда «Trigger Mortis» (даже Яна Флеминга можно заменить), и почти все действие у него происходило на Северной петле, участке первоначального «Нюрнбургринга», который считается самой сложной дистанцией за всю историю мотогонок (Джеки Стюарт называл его «зеленый ад»), – соревнования там больше не проводят, но кататься можно. Чтобы помочь Энтони подготовиться, я отрядил гонщика – Марино Франкитти, мужа моей дочери Холли, – и тот возил Энтони по трассе, чтобы в книге все получилось как можно реалистичнее.
В июле 2010 года Роджер согласился выступить с Дэвидом на благотворительном вечере в пользу фонда Беллы Фройд HOPING, который оказывает помощь и поддержку палестинским детям. Нас всех по отдельности позвала Джемайма Голдсмит, которая устраивала мероприятие у себя дома в Оксфордшире, в Киддингтон-холле, – и мы все сказали «да». Но потом поразмыслили и сообразили, что нас опять будут бесконечно донимать вопросами, не грядет ли воссоединение Pink Floyd, а это как-то чересчур – благотворительный вечер планировался относительно скромный, в зале будет всего пара сотен гостей.
В августе 2008 года мы с Роджером съездили в Стокгольм, где получили «Полярную премию», учрежденную, что логично, Стигом Андерсоном, менеджером группы ABBA. Одновременно с нами премию получила американская оперная певица-сопрано Рене Флеминг. Роджер посвятил награду своей 96-летней матери. «Если в моей работе есть гуманизм и эмпатия – а мне кажется, они есть, – этим я лучше буду обязан ей», – сказал он.
Рик там, где он счастливее всего, – на борту своей яхты «Эврика».
Поэтому Роджер с Дэвидом вышли на сцену вдвоем и, невзирая на отсутствие своего верного барабанщика и миротворца, сыграли короткий сет – в том числе «Comfortably Numb», «Wish You Were Here» и «Another Brick». Объявлять о разрядке отношений было рановато, но ближе к ней эти двое еще не подходили.
Дэвид хотел на два голоса спеть «To Know Him Is to Love Him», классику The Teddy Bears, но Роджер противился: он считал, что Дэвиду-то спеть обе партии – раз плюнуть, а вот для него самого это за пределами зоны вокального комфорта. Дэвид не отступил и предложил сделку. Если Роджер споет, тогда Дэвид придет к нему на какое-нибудь шоу «The Wall» и сыграет «Comfortably Numb».
Роджер согласился, и Дэвид сдержал слово – сыграл в «The Wall» в мае 2011 года на «Арене O2». Я присоединился к ним на «Outside the Wall» – мы закончили шоу, как много лет назад в оригинальной постановке. Я вышел с бубном, Дэвид играл на мандолине, Роджер на трубе. По крайней мере, мы вместе очутились на сцене, хотя с таким набором инструментов вряд ли одолели бы «Echoes».
В тот год мы с Дэвидом завершили затянувшийся ремастеринг нашей дискографии – получилась многодисковая мультиформатная феерия. Собственно ремастерингом занимался Джеймс Гатри, и он мужественно сражался с этой задачей, пока я царственно созерцал процесс из-за кулис и милостиво давал интервью «Хаффингтон-пост».