– Нет! – первое, что смог выговорить Тим.
Эреб не обернулся.
– Ты меня понял, – сказал он Окуляру.
Хранитель бережно положил девушку на воду. Маленькая волна поднялась, завернулась причудливым завитком и укутала Соню голубым коконом. Эреб зачерпнул полную горсть хрустальной жидкости, поднёс руки к спине комтура.
– Ты молодец, справилась, – похвалил он.
Кошка, довольная и обессиленная, посторонилась, и Эреб полил рану Макса.
– Теперь ждать, – выдохнул Хранитель.
Сзади подошёл Тимоха. Тихонько опустился на землю рядом с чашей. Взгляд такой пустой, такой мёртвый.
– Не надо так, всё уже хорошо, – сказал Эреб и потрепал парня по плечу. – Он её вылечит, ему деваться некуда.
– Почему?
– Не задавай вопросов, ответы на которые не готов услышать. Просто поверь, он её вылечит. А она вылечила нас всех.
– Почему?
Эреб усмехнулся.
– А ты, я смотрю, отличаешься завидным постоянством.
Тимоха напрягся, хотел грубо ответить.
– Ну-ну, – опередил его Хранитель, – не горячись, я не хотел тебя обидеть. Сейчас не время. Потом.
Макс закашлялся.
– Ещё один торопыга, – проворчал Эреб. – Ты куда собрался? Лежи!
Спорить с комтуром – себе дороже. На ногах тот оказался быстрее, чем Хранитель успел договорить. Только слегка подрагивающая рука выдавала, что с Максом не всё в порядке.
– Дай я посмотрю, что там у тебя, герой.
Макс попытался отмахнуться от навязчивого участия, но не так-то просто отделаться от Эреба, когда тому что-то на самом деле надо.
– Вот и славно, благодари Нокс! Всё там у тебя в порядке.
За всю жизнь Максу было стыдно за себя от силы раз пять. Но вот так, чтобы дважды практически за сутки – никогда. Как после той безобразной сцены в птичнике благодарить хвостатую за своё спасение? Как ей вообще в глаза смотреть? Тот факт, что Нокс всего лишь кошка, никак не менял дело.
Чрезмерной обидчивостью спутница Эреба не страдала. Сама подошла к Максу на мягких лапах, уселась рядышком, чуть касаясь хвостом его ноги.
– Спасибо, – тихо, одними губами, но Нокс услышала. – Как она?
Ответил комтуру Тим, на удивление, уверенно.
– Хорошо, с ней всё будет хорошо.
Маляк аль-маут Третий вспорхнул на плечо Максу, и так они и застыли впятером: сидящий на земле Тим, рядом с ним Эреб и комтур, с вороном на плече и кошкой у ног. Ждали, когда спадёт водный кокон. Ждали, когда покажется Соня. Ждали, когда она первый раз глубоко вздохнёт.
Про Грея все забыли.
Грей занимался бесполезным самобичеванием. Как можно было так глупо попасться? Как только поверил этим двум соплякам? Око вело их от самого Лондона? Невозможно. Слежку бы он точно не упустил. Но здесь-то, здесь! Ворона этого треклятого как можно было не заметить? Хватит! Мог бы, рявкнул бы на себя вслух. Думать.
Бежать сейчас – не вариант. Бежать потом – не вариант тем более. Грей судорожно хватался за невнятные обрывки идей, но всё без толку. Но вот что-то зыбкое, похожее на план. Можно добраться до машины, пока все увлечены наблюдением за окуклившейся девицей, но что дальше? Око – оно, как известно, всевидящее. Без денег далеко не убежишь. Того, что принесла Соня из штаб-квартиры, хватит от силы на пару дней. Да и то сомнительно. Опять финансовый вопрос. Так, не концентрироваться на проблемах! Искать решение!
Если повезёт и он успеет в Портсмут на паром до Бильбао, то это будет шанс. Испания, чужая территория, ни один комтур туда не сунется. У Грея отчаянной надеждой загорелись глаза.
Он начал понемногу сдвигаться в сторону Фиесты. Сантиметр, ещё, ещё. Внимания на него по-прежнему никто не обращал. Прибавил скорости. Можно, можно ещё быстрее. Перевернуться на живот, так ползти удобнее. Мерно, не думая, не оборачиваясь. Как в метро: рука – нога, рука – нога. Его уже не видно за склоном холма. Только бы никто не обернулся, не обнаружил пропажу. Не думать, мысль материальна. Ползти. Всего несколько метров. Грей уже почти поверил в то, что план сработает.
Два огромных чёрных глаза. Прямо перед ним. Как она тут оказалась? И опять, как в архиве: ожог, паралич. Чертова кошка! Голову сковало обручем боли. Терновый венок показался бы сейчас милым украшением.
– А не надо плохо думать о Нокс, – голос Эреба показался Грею скрежещущим лязгом. – Всё, дружок, отползался.
– Эреб! – наверное, впервые в жизни комтур звал кого-то от беспомощности.
Кокон с Соней поменял положение. Он встал вертикально, оборачиваясь всё новыми и новыми лепестками волн. Фигурка девушки внутри угадывалась с трудом.
Хранитель облегченно улыбнулся.
– Испугалась, каменюка.
Испуганная или нет, но каменюка приподняла кокон, немного покружила его в воздухе и плавно поставила на землю.
Соня открыла глаза, льдисто-синие.
– Хайре, малый!
От Сониного голоса не осталось и следа, лишь мутная вязь безликих звуков. Если закрыть глаза, и не определишь, кто говорит.
Только Эреба не удивила ни трансформация, ни странное приветствие.
– Хайре, патир! – в тон ответил Хранитель.
– О! Неужели, я слышу лёгкий намёк на уважение?
Второй раз Эреб ответить не успел, Нокс опередила. Очень резким и злым шипением.
В Сонином голосе (хотя вряд ли это был хоть в малейшей степени её голос) наметился явный сарказм.
– Смотри-ка, и серая здесь.
Эреб не намерен был терпеть подобный тон.
– Что тебе нужно?
– Да так, думал поздороваться…
– Поздоровался, молодец, даже приветствие древнее вспомнил. Дальше что?
По идеально-гладкой поверхности Окуляра пошла рваная рябь.
– Не забывай, с кем разговариваешь!
– И рад бы забыть.
– Ты особо-то не радуйся, нечему.
– Нечему? – Эреб, казалось, совершенно искренне недоумевал. – Первичная ветвь пророчеств восстановлена, с девочкой всё в порядке. Как тут не радоваться-то?
– А ты стал неожиданно сентиментален. И глуп.
На лице комтура появилось несвойственное ему выражение: Макс удивился. Никогда, ни от кого он не слышал слово «глупый» в адрес Эреба.
Соня продолжала:
– Вот мне интересно, когда это первичные пророчества были без развилок? Девчонке не место здесь. И если бы ты не вмешался, всё бы уже благополучно разрешилось. Кровь свою пожалел? Тряпка.
– Кровь свою? – переспросил Тим. – О чем она… он… да что бы то ни было… оно говорит? Что имеет в виду?
– Не сейчас! – Эреб отмахнулся от Тима, как от назойливого комара.
Хранитель в упор смотрел на чашу. Странно это выглядело со стороны: вроде разговаривает с девушкой, а вроде и с чашей.
– Где «здесь»? Ты же сам притащил её с Изначального уровня, сам всё это устроил. А теперь говоришь «не место»?
– Я её не тащил.
– Рассказывай кому-нибудь другому. Вон, хоть этим, – Эреб махнул в сторону Макса с Тимохой. – Они ещё маленькие, в сказки верят.
– Не тащил же. Сама она. Наследственность у неё дурная, – Сонины губы искорёжило улыбкой. – Исход один подправил – было дело. Но исключительно из благих побуждений.
– Как скажешь. Что с «не место»?
– Не надо прикидываться дурнее, чем ты есть. Всё ты сразу отлично понял. Девочка твоя своё дело сделала, всё. Теперь она лишняя. Впрочем, ты так за неё боролся! Натуральный лев! Вот и разбирайся теперь сам.
Соня начала медленно закрывать глаза. Под опускающимися веками постепенно гасло голубое сияние.
– Постой! – Эреб невольно дернулся, попытался схватить Соню за руку.
Глаза широко распахнулись. Руки взметнулись вверх. Волосы взлетели вороновым крылом. На кончиках пальцев затрещали голубые искры.
– Не смей ко мне прикасаться!
– Извини, патир. Где развилка?
Соня засмеялась. И это было страшно.
В детстве, когда мама читала сказку про Кая и Герду, Тимоха именно так себе представлял смех Снежной королевы. Он обжигает тебя холодом, колет льдинками изнутри. А сейчас так смеялась его сестрёнка.
Прекратила.
– Развилку вы уже прошли.
– Это я понял, – Эреб очень старался не выдать раздражения. – Где текст развилки?
– Ну, – древняя сущность вовсю наслаждалась происходящим, – это же у вас есть ноги, чтобы дойти, руки, чтобы взять, глаза, чтобы прочитать. Вам виднее, где он.
Макс готов был ответить, когда почувствовал острые коготки, медленно впивающиеся в ногу.
– Я понял, – тихо прошептал комтур.
Когти втянулись в мягкие подушечки.
– Мы прямо сейчас пойдем, возьмем и прочитаем, – Эреб прямо лучился добродушием. – Ты только скажи, в какую сторону идти.
– У беглеца вашего парализованного спрашивайте.
Все одновременно повернулись к Грею, но судя по панике в серых глазах, спрашивать его бесполезно: он абсолютно не понимал, что имеет в виду Окуляр.
Эреб хотел уточнить, но было поздно. Соня лежала на земле тряпичной куклой. Ни искр, ни сияния. Голубая гладь Окуляра потемнела и застыла безжизненным зеркалом.
Всех опередил Тим. Он упал на колени рядом с сестрой, приподнял её, прижал к груди, принялся убаюкивать.
– Он бросил в меня нож.
Наконец-то! Настоящий Сонин голос. Пусть слабый, пусть хриплый, но настоящий!
– Систер!
Тимоха изо всех сил сжал Соню.
– Ну-ну, отпусти её, раздавишь ведь, – проворчал Эреб.
– Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит? – беспокоился комтур, который вполне мог сойти за заботливую тётушку.
– Он бросил в меня нож.
Соня с надеждой переводила взгляд с одного на другого. Она словно просила: «Ну же! Скажите, что это не так! Что мне всё привиделось». Все прятали глаза. Что ей ответить? Как объяснить? Ситуацию спасла Нокс. Она запрыгнула к девушке на колени, уютно свернулась калачиком. Серая гордячка? Как бы не так! Ласковая пушистая кошечка, урчащая на все лады.
– Как ты, маленькая? – послышалось слабое из-за спин.
Соня заплакала, уткнувшись в мягкую шерстку Нокс.