– Выучи наизусть номера мобильных телефонов мамы, папы, бабушки, дедушки.
– Никогда не выходи на лед и не приближайся к воде без взрослых.
Для детей постарше, которые ходят одни по городу:
– Никуда никогда ни с кем не уходи.
– Незнакомый взрослый не будет просить о помощи чужого ребенка. Если ему действительно нужна помощь и это не уловка, она будет гораздо эффективнее, если он обратится к другому взрослому.
– Всегда отвечай «нет» на любые просьбы чужого человека, связанные с тем, чтобы ты ушел со своего маршрута.
– Всегда бери с собой полностью заряженный мобильный телефон.
– Ходить по городу следует по людным, хорошо освещенным улицам, даже если дорога по ним будет длиннее. Ходить через стройки, заброшенные кварталы, гаражи, темные аллеи парков нельзя.
– Избегай люков – они действительно опасны и коварны: на люке может быть плохо зафиксирована крышка, и, если ты туда провалишься, найти тебя будет очень сложно.
– Если взрослый человек проявляет к тебе агрессию, преследует или ведет себя странно, обязательно обратись за помощью к человеку с ребенком, полицейскому или тому, кто работает в том месте, где тебе понадобилась помощь.
– Если ситуация приняла плохой оборот – кричи, сопротивляйся, беги!
– Не геройствуй: не пытайся спасти упавшего под лед или тонущего человека, собаку, не бросайся в пожар, не ввязывайся в опасную уличную ситуацию – это должны делать взрослые люди. Срочно вызывай 112 и ищи взрослых.
Триста человек, немного искусственной крови и затрещина
Учения «Лиза Алерт» – это прекрасное, захватывающее и яркое событие с легким налетом безумия.
На последние масштабные учения, совместные с МЧС и полицией, требовались добровольцы, которые будут изображать потерявшихся. Поскольку я не была готова сидеть 12 часов в сугробе и ждать, пока меня найдут (от такого предложения почти невозможно отказаться, но вечером были дела), мне отвели особую специальную роль.
В каждых учениях есть своя легенда, чтобы не было скучно просто бродить по лесам и чтобы поисковики учились работать в рамках предлагаемых обстоятельств. Иногда она столь прекрасна, что местные, случайно попавшие в зону учений, бросают пить. Говорят, именно это произошло, когда однажды из леса вышли 12 невест…
В нашем случае был выбран менее артхаусный, но более триллерный сценарий: мы (большая группа потерявшихся) – черные копатели, ищущие артефакты Великой Отечественной войны. Мы приехали в ноябрьский подмосковный лес, где шли бои 75 лет назад, хотя места там выбитые; хорошо, если где-нибудь в блине гвозди завалялись. Да, сленг нам тоже было сказано изучить – вжиться, так сказать, в образ. И вот по легенде, пока мы, ничего не подозревающие, входили в лес, нас увидела местная сумасшедшая бабка, которую заклинило от вида немецких касок времен войны и еще каких-то военных предметов, поэтому она пошла, откопала трофейную эмпеху – простите, шмайсер – и гранаты и набросилась на нас. Часть группы она успела выкосить, остальные разбежались, и наша, самая халявная группа (два мальчика и я) – те, кто первые выбежали к штабу и дали начальную информацию о потерявшихся.
Цель такой сложной легенды – чтобы обучающиеся искали группы на разной степени удаленности и с разными повреждениями.
Задачу Сталкер, организатор учений, поставил нашей группе простую: а) ошеломить; б) вести себя при опросе как обычные заявители: путаться, волноваться, припоминать и так далее.
Ошеломить так ошеломить. Пустили козла в огород.
Я засучила рукава и взялась за дело.
Перво-наперво я разжилась искусственной кровью и так густо накрасилась тушью и подводкой, как никогда не делала в самые смелые свои юношеские экспериментальные заходы. Мы немного покрутились перед началом учений там, где был сбор (ехали эмчеэсовские КамАЗы, стягивались десятки наших машин, садились вертолеты и так далее). Самые дальние наши «копатели» ушли давно, с запасом еды, со спальниками и прочим.
Потом по сигналу Сталкера мы отправились с ним в лес.
Продираемся сквозь заснеженные заросли, нервно шутим, уходим все дальше и дальше, все хуже слышны голоса и рокот моторов… Сталкер медленно достает сигнальный пистолет…
В ответ на его выстрелы в лесу тоже отзываются выстрелами – это знак, что они приняли сигнал, а по легенде – это нападение сумасшедшей бабки.
Я быстро закапала в глаза искусственные слезы, мазнула по лицу «кровью» и рванула с двумя коллегами из леса. Расстояние было как раз такое, чтобы мы все запыхались и успели как следует изваляться в снегу.
Теперь представьте картину: огромное поле, где проходят учения, куча техники, человек триста участников, в том числе МЧС, полиция, Следственный комитет. Вдруг, перекрывая шум машин, в лесу раздаются выстрелы. Народ уже настораживается. Потом из леса раздаются истошные крики, хруст веток, и на опушку, как на сцену, выбегает наша троица – в том числе и я, перемазанная тушью, слезами и кровью.
Поскольку орать я умею, а истерику на ровном месте способна соорудить любая женщина, успех был ошеломляющим. Не знаю, как вы, а я вот однажды видела, как без команды замерли триста человек.
Ребенок, которого взяли с собой на учения, от ужаса разрыдался и долго не мог успокоиться; другого отец-поисковик схватил в охапку и стремительно унес за машины, потому что был уверен, что происходит что-то не то; МЧС по рации запросили подкрепление, полиция напряглась, а наши застыли в недоумении: то ли я спятила и меня надо вязать, то ли в лесу действительно происходит кровавое побоище. Я еще вдобавок картинно, но незапланированно грохнулась на глазах у всей этой публики и, продолжая орать, поползла, протягивая руки к присутствующим.
В общем, красота неописуемая.
Первым очнулся и двинулся ко мне Дулин. Я решила, что кинуться к нему в подобных обстоятельствах самое правильное – ясно, что женщине в истерике нужен кто-то, кого она знает.
Дулин же, как показали дальнейшие события, о легенде ничего не знал и по этой причине успокоил мою «истерику» единственным известным ему способом – отвесил мне добрую оплеуху, от которой у меня зазвенело в голове. Получив в челюсть, я обиделась, затихла и дала себя отвести к штабной машине. Там мы с ним довольно быстро разобрались, я узнала несколько новых матерных выражений и характеристик и, продолжая делать взволнованные движения руками и заикаясь, отправилась в эмчеэсовскую палатку на опрос заявителя, каковым я с этого момента становилась. Свои косились и по-прежнему боялись подойти, и только некоторые трогали за рукав и спрашивали, все ли в порядке.
В общем, было очень, очень весело!
Прибавьте к этому огромные палатки МЧС, их же КамАЗы «ангеловские» вертолеты, которые то и дело садились на дорогу и взлетали с нее, телевидение, внезапно обнаружившуюся в зоне поиска группу охотников, загоняющую лосей, десятки машин, полицию, весь этот шум, грохот, уходящие на задачи группы, треск раций, полевую кухню, бродящую посреди всего этого нашу гениальную бабку с оружием (даже дужку очков обмотала синей изолентой, вот где настоящий Станиславский!) – вот она, жизнь, красота, драйв…
Учеба – это значительная часть отрядной жизни. Во-первых, то, что мы учимся, – это важнейшая часть нашей философии: раз уж мы тратим свое время и деньги на то, чтобы заниматься поисками, хочется это делать как можно эффективнее. Во-вторых, это возможность увидеться с товарищами не на поисках, обсудить общие проблемы, да и вообще повидаться и пообщаться не в экстремальной ситуации.
Часть учений короткие – например, полудневный курс по владению компасом и навигатором, часть двухдневные – как курс по первой помощи. Есть курсы, занимающие несколько месяцев (лес на связи, инфорги, координаторы). Есть учения на один-два дня для опытных поисковиков – сценарные и соревновательные – или для новичков – с разными этапами, где они знакомятся с основными поисковыми дисциплинами (эвакуация, кинологи на поиске, прочес и так далее). Есть учения конкретного направления – например, беспилотных летательных аппаратов. Учения организуются силами отряда и часто проходят с участием МЧС, полиции, Следственного комитета и других служб.
Липецк. Июль
В том, что мы делаем, есть страшное. Далеко не всегда мы готовы этим делиться. И как передать словами эти ощущения? Например, рассказать, как нервное, очень подгоняющее желание скорее найти вдруг сменяется полной апатией, когда приходит новость о том, что пропавший найден погибшим. И кто-то, кто в штабе схватил рацию и компас и уже практически убежал с группой в лес (регистратор только и успел на ходу записать номера оборудования), разворачивается, медленно расстегивает на ходу только что тщательно застегнутую куртку, кладет рацию на стол регистратора и куда-то идет с перекошенным лицом…
Хорошо помню, как я приехала в Липецкую область, когда ребенка нашли погибшим.
Мы ехали вчетвером около 450 километров, поиск шел уже не первый день, и мы очень надеялись все-таки успеть, спешили как могли, останавливались только на заправках на пять минут, ели на ходу, гнали от себя и друг от друга плохие мысли.
Потянулись поля подсолнухов – бесконечные поля огромных мясистых растений выше человеческого роста, выпирающих из пушистого чернозема. В тот день я узнала, что эти посадки – страшная история для маленького ребенка: выйти из них он не может, не видит, где конец и начало, полностью лишен возможности сориентироваться, и все это под палящим летним солнцем. Еще сложнее в них искать.
С тех пор я всегда, когда заезжаю в эти летние поля Черноземья, снова оказываюсь в том солнечном и трагичном июльском дне…
Съехав на местную дорогу, мы увидели какого-то деда и, понимая, что где-то рядом, спросили его: мол, тут ребенка ищут, не знаете, нет ли новостей?
– А как же не знать, – охотно отозвался дед и тут же удивился: – А вы не в курсе, что ли? Нашли его!