— Я думал, ты повзрослела, — усмехнулся он, — а ты всего лишь заважничала. Ты у нас теперь не абы кто, а мисс Рэйвенхилл из Рэйвенхилл-касла. Твои братья рассказывали тебе историю о вражде?
— Да, и что? — нелюбезно осведомилась она.
Меор пожал плечами.
— Ничего. Просил просто из любопытства.
— Вам бывает любопытно? — съязвила Ромейн.
— Бывает, но редко.
Девушка скорчила гримасу. Она повернулась к брату, чтобы хоть немного отвлечься и повысить себе настроение, но обнаружила, что Реджин увлеченно беседует с Меллисент. В этот момент ему ни до чего не было дела.
— Да, — тут Меор хмыкнул, — моя племянница умеет отвлекать внимание.
— Вот и прекрасно, — и Ромейн с угрюмым видом принялась за еду.
— Как поживает королева Оливетт? — осведомился Меор, наверняка из того же чувства противоречия.
— Полагаю, замечательно, если ей еще не успели отрубить голову.
— Отрубить голову? — тут он изумился, — за что?
— За убийство мужа.
— Что?
— Да, к старости у всех со слухом проблемы, — с удовольствием изрекла девушка и злорадно рассмеялась.
Глаза у Меора стали еще больше, хотя, казалось, дальше некуда.
— Ты что, хамишь мне?
— Угу, — подтвердила она, прожевав кусочек мяса.
— Тебе не кажется, что это уже слишком?
— А вы меня заколдуйте.
Он покачал головой, вспомнив, что перед ним стоит полная тарелка.
Некоторое время они молча ели. За столом царило оживление. Все гости переговаривались между собой и судя по всему, были очень довольны обществом. Ромейн им сперва позавидовала, поскольку о себе такого сказать не могла. Ее соседа по столу нельзя было отнести к приятному обществу. Но потом девушка заметила, что она — не единственная. Невестка леди Седжвуд, Морисса, тоже была не в восторге от общества Лэверли, ее соседа, и вообще, ото всех остальных. Как будто, Лэверли говорил ей нечто такое, отчего немедленно хотелось сбежать.
— Значит, она все-таки это сделала, — задумчиво проговорил Меор, отрывая Ромейн от разглядывания гостей, — у меня иногда возникало подозрение, что именно этим все и закончится. Но я никогда не думал, что это случится на самом деле.
— Вы о ком? — полюбопытствовала девушка, хотя и не очень надеялась на ответ.
— О королеве. Тебе ее жаль?
— Она получила то, что заслужила.
— Ты стала думать иначе. Потому, что она — жалкая человечишка?
— Потому, что она — редкостная дрянь. Я еще не научилась презирать людей столь изысканно, как вы.
— Все впереди.
Ромейн хмыкнула.
— Значит, твой знак оформился, — продолжал Меор вполголоса, — и это сокол. Прекрасно. И твои братья тебе все рассказали. И о Флорентис?
Это имя девушка слышала впервые. Она приподняла брови и обернулась к Меору.
— Флорентис?
— Значит, не рассказали.
— Кто это?
— Подумай. В мире магов все предсказуемо. Особенно, имена.
— Имена? Вы хотите сказать…
Ромейн замолчала. Имя «Флорентис» начинается с буквы «Ф». И это значит… это значит…
— Феррингейм?
Меор сдвинул брови.
— Не произноси вслух это имя. Здесь оно непопулярно.
Ромейн осторожно осмотрела гостей. Кажется, никто не услышал ее, все были так же оживлены и довольны. Ну, почти все.
— Что я должна знать о Флорентис? — снова спросила она.
— А ты уверена, что тебе стоит это знать?
— Знаете, что, — сердито проговорила девушка, — если вы начали говорить об этом, говорите. В противном случае, лучше и не начинать.
— Флорентис была самой младшей в той семье, — сказал Меор, — она примерно твоего возраста. Точнее, была бы, если бы осталась жива.
— Она умерла?
— Ей помогли умереть. И не спрашивай, кто.
Девушка и не собиралась этого делать. Все и так было ясно. Кто еще мог желать смерти Феррингеймам? Кто их убивал? Те, кого убивали они. Семейная вражда.
— Ей было шесть, — добавил бывший учитель, — но ее убили, невзирая на столь нежный возраст.
Ромейн посмотрела в свою тарелку и ей внезапно расхотелось есть.
— Зачем вы мне это говорите?
— Ты сама просила, — Меор пожал плечами.
— Вы первый начали этот разговор.
— Я только спросил.
— Нет. Вы начали. Вы знали, что мне об этом ничего не известно.
— Откуда я мог это знать? Ты теперь Рэйвенхилл, а стало быть, целиком и полностью на стороне своей семьи.
— А вы на чьей?
— Ни на чьей. Я на своей стороне.
— Вы говорили, что ненавидите Фер… я хотела сказать, ту семью, — поправилась она.
— Я ненавидел их по своим, личным причинам, не имеющим к вашей вражде никакого отношения. Но мне не нравится, когда убивают детей. Даже тех, чье имя начинается на букву «Ф».
Девушка машинально накручивала салфетку на палец. Обед ее больше не интересовал. До сих пор кровная вражда была для нее просто словосочетанием, ничего ей не говорящим. Да, из-за нее она попала в семью смотрителя, потом ее пытались убить, а потом ее нашла Оливетт. Но она совершенно ничего об этом не помнила, кроме самого факта. Это было не воспоминание, а просто слова. «Вражда», «Смотритель», «Пожар». Даже то немногое, что она помнила о том периоде, было каким-то бледным и смазанным. Словно события чужой жизни, увиденной ею.
Теперь же кровная вражда обрела смысл. Темный и мрачный смысл. Этот смысл гласил, что при кровной вражде следует убивать всех, даже маленьких, беспомощных детей. Только потому, что они носят фамилию противника. Ей не хотелось об этом думать, но не думать было сложно. Почти невозможно.
— Но это твоя семья, — сказал Меор спустя некоторое время, — тебе придется жить с этим. Ничего не поделаешь. Или ты хочешь найти виноватого? Его нет. В подобной ситуации никто не виноват, или все виноваты.
— Но не дети, — прошептала Ромейн одними губами.
Рэйвенхиллы убили маленькую Флорентис. Феррингеймы хотели в отместку убить ее, Ромейн. Кто больше виноват? Тот, кто начал? А кто начал и когда это случилось? На эти вопросы ответов не было.
— Теперь ты будешь злиться на меня, потому что я рассказал тебе это, — заметил Меор, — неведение — блаженство.
— Я не буду злиться, — отозвалась она, — я слишком мало знала о вражде.
— Ты и сейчас знаешь мало. Чтобы знать точно, нужно ее видеть. Хотя я никому не пожелал бы такого. Радуйся тому, что все закончено.
Ромейн было трудно сейчас радоваться чему-либо, но она понимала, что он прав. Вражды больше нет. Она закончилась со смертью последнего Феррингейма.
Оставшееся в гостях время она провела далеко не с тем энтузиазмом, что вначале. Становилось скучно и хотелось уехать домой. Но все же девушке пришлось вытерпеть оставшиеся несколько часов.
Братья были довольны сложившимся визитом. Особенно, Реджин, но и Роннан тоже, хотя это в нем было выражено не столь явно. Все-таки, он был куда сдержаннее брата.
— Ну как? — спросил Реджин, когда они наконец оказались дома, — тебе понравилось, Роми?
— Да, конечно, — ответила она.
— Я же говорил, иногда мы развлекаемся.
— Да, я помню.
— В чем дело, Ромейн? — спросил Роннан, — тебя что-то огорчило?
— Нет, все в порядке. Просто устала.
— Ну, еще бы. Визит был довольно затяжным, — заметил младший брат.
— По тебе этого не скажешь.
— Не порть мне чудесных впечатлений, Ронни.
— Не называй меня Ронни. Не то, я буду называть тебя Джин.
Тот рассмеялся.
— Хорошо — хорошо, не буду. Не заводись.
Ромейн уже направилась к лестнице, как Роннан остановил ее словами:
— Погоди, не уходи так скоро. Нам нужно поговорить.
Девушка обернулась.
— Сейчас?
— Да, сейчас. Пройдем в гостиную.
— Может быть, завтра? — без особой надежды предложил Реджин.
— Нет. Сегодня.
В гостиной, когда все расселись по местам, Роннан заговорил:
— Не скрою, я повез тебя в гости к Седжвудам с определенной целью, Ромейн.
— С какой?
— Для начала скажи, тебе понравился Лео?
— Лео?
— Леонард Лэверли. Ты должна его помнить.
— Да, я помню. Ему больше ста лет.
— Для сильного мага это сущие пустяки. Нашему отцу было сто восемь лет, когда он женился.
— Боже мой! — Ромейн впервые за вечер выказала интерес, — ты серьезно?
— Разумеется.
— Ронни… то есть, я хотел сказать, Роннан у нас не из шутников, — вставил Реджин, — если он говорит «сто восемь», значит, так оно и есть.
— Но почему так поздно?
— Это — не срок для мага, Ромейн. Это просто ерунда. Все равно, что для обычного человека — тридцать лет. Ты должна знать, что мы живем долго. Перестань все мерить человеческой меркой.
Это было трудно.
— О, я понимаю, — вдруг сказала девушка, — ты хочешь побить рекорд отца.
Реджин громко фыркнул и захохотал. Роннан нахмурился.
— Твой сарказм неуместен. Рэд, у нас слишком шумно.
— Да, конечно, — тот сделал над собой гигантское усилие и перестал смеяться, — но это было великолепно. Браво, Роми.
— Так вот, — еще заметнее сдвинул брови старший брат — я спросил у тебя, как тебе понравился Лэверли?
— Ну… он довольно забавен, — отозвалась она, — хотя, если честно, я не знаю. Я с ним не разговаривала.
— Ничего. У тебя еще будет такая возможность.
— Да? Звучит заманчиво.
Фыркнувший Реджин понял сарказм, Роннан — нет.
— Вот и прекрасно. Я рад, что ты так настроена. Я полагаю, тебе нужно знать, что ты с младенческих лет помолвлена с Лео.
Ромейн вытаращила глаза:
— Что?
— Я говорю, ты помолвлена с Лэверли и должна будешь выйти за него замуж. Пока тебе следует привыкнуть к этой мысли.
Девушка молча смотрела на него, не в силах ничего сказать. «Она должна привыкнуть к этой мысли»? Она должна выйти замуж за этого престарелого мага? Ну, пусть не престарелого, пусть он в рассвете магических сил, все равно. Она уже привыкла к мысли, что может делать все, что хочет. Хочет, а не должна. И теперь выясняется, что в мире магов все так же, как и в мире людей.