Саша тоже испугался: стоял столбом, смотрел на жену. Уж сколько готовился, сколько ждал – а все равно испугался.
А потом все забегали разом, засуетились бестолково.
– Надо скорую вызывать, быстрее! – командовала Любовь Сергеевна, хватаясь за телефон.
– Да ну, когда она еще приедет, твоя скорая! Не дождешься ее! – сердился Григорий Иванович. – Сашка, беги к соседу, к Валере, пусть машину заводит, он мне обещал Наташку в роддом везти, если что! Эх, моя ласточка старенькая не на ходу, вчера поломалась, зараза… Ладно, не беги, я ему сейчас позвоню – так быстрее будет!
Сосед Валера отозвался сразу, и вскоре его добротный джип остановился у ворот, принял в свое нутро Сашу с Наташей. Машина отъехала и скрылась за поворотом, а Любовь Сергеевна и Григорий Иванович долго еще стояли посреди дороги, не в силах сдвинуться с места.
– Надо было мне с ними поехать, чего сплоховала-то… – тихо произнесла Любовь Сергеевна и вздохнула. – Вдруг Саша один не управится…
– Чего он не управится-то? Не ему же рожать… Не нагнетай, Любаша, все хорошо будет. Не нагнетай! Пойдем домой…
Дома обнаружили, что Саша впопыхах сборов забыл телефон. Расстроились оба.
– И как мы теперь узнаем чего? А вдруг не доедут? Или машина по дороге сломается? – причитала Любовь Сергеевна.
– Да чего она вдруг сломается? Это же джип! Вот если бы на моей ласточке в роддом рванули… Всякое бы могло быть… Да я чуть позже Валере позвоню, узнаю, как он их довез, не переживай!
Спустя время Валера сам позвонил – отчитался по всем статьям. Наташу приняли, все хорошо. Саша обратно с ним не поехал – остался в приемном покое ждать. Как Валера его ни уговаривал домой ехать – все равно не уговорил. Еще и посмеялся – повезло вам, мол, с зятем, шибко уж за Наташку переживательный! Аж трясется весь от нервного напряжения! Повезло, добрый мужик… Теперь новостей от него ждите.
Дежурная в роддоме тоже уговаривала Сашу идти домой. Теми самыми фразами уговаривала, которые произносила бог весть сколько раз нервным мужьям рожениц. Даже сама над собой иногда подсмеивалась: насобачилась уже, даже интонация голоса не меняется. Но в этот раз мужик оказался особенно нервным. Вопросов не задавал, не суетился, сидел на стуле, уставившись в одну точку. Испугалась даже – как бы в обморок не грохнулся. Вон бледный какой! Видать, шибко боится… И потому обратилась к нему предельно ласково:
– Да уж не переживайте вы так… Все будет хорошо, поверьте. Я это сразу увидела, как глянула на вашу роженицу. У меня глаз-алмаз, не первый год тут сижу. Родит так, будто из пушки ядрышко вылетит! А вы бы лучше домой шли, а? Уж ночь на дворе… А утром проснетесь и позвоните…
– Нет, я не уйду. Я здесь останусь. Не гоните меня, пожалуйста.
– Да я не гоню… Только зачем зря сидеть-то? Она ж от этого быстрее не родит, правда? А вы тут нервничаете, здоровье себе портите. Оно ведь еще вам пригодится, здоровье-то! Отцом скоро будете! Вы первый раз рожаете, что ль?
– Да. Первый.
– Ну, понятно… Когда отцы за вторым приходят, уже поспокойнее себя ведут. Идите, идите домой… Вдруг в обморок еще грохнетесь – придется вам скорую вызывать…
– Я не грохнусь. Обещаю.
– Ну, если бы все могли своими нервами руководить, никто бы тогда ничем не болел. И вам болеть не надо. Вам надо быть сильным, здоровым. Ребенка растить, жену любить…
Ее монотонный голос действовал на него успокаивающе, и Саша даже почувствовал, как начало клонить в сон. А голос все звучал и звучал…
– Все равно раньше утра ничего не узнаете, так чего зря сидеть? Давайте я вам такси вызову? Автобусы уже точно не ходят. Дома, среди своих, и переживать легче будет. Кто у вас дома-то?
– Мама… Отец…
– Ну, вот и хорошо! Я уже такси вызываю! Езжайте к матери да отцу, езжайте! Вон и сообщение уже пришло, такси скоро будет…
– Да, спасибо… Спасибо вам…
– Да за что?
– За участие. Вы очень добрая женщина, спасибо.
– И вам спасибо на добром слове…
Когда «нервный муж» ушел, дежурная вздохнула тихо: какой парень хороший… И жену любит, видать. Повезло ей…
Остаток ночи Саша не спал, колобродил по дому. Звонил в роддом каждые полчаса – никто не брал трубку. Из спальни выглянул сонный Григорий Иванович, проговорил строго:
– Да успокойся ты, Сашка! Родит она, никуда не денется! Иди лучше вздремни!
– Я не могу, бать… Ну скажи, почему они на звонки не отвечают? Что им, трудно?
– Так ночь еще… Ночью-то, видать, народу там немного, и к телефону подойти некому. Утром позвонишь да все узнаешь. Или, думаешь, мы с матерью не нервничаем, что ли? Еще как нервничаем… Мать валерьянки напилась, а я терпеть не могу эту валерьянку, мне бы чего покрепче. Выпил бы, да, боюсь, мать унюхает. А может, ты выпьешь, а?
– Чего? Валерьянки?
– Да не… Покрепче чего-нибудь. Принести?
– Нет, не буду. Спасибо.
– Тогда иди спать, не блыкай по дому зазря! Иди спать, говорю!
– Ладно, бать… Сейчас пойду… Еще раз позвоню только…
Он так и уснул с телефоном, сидя за кухонным столом и сложив голову на руки. Проснулся, когда Григорий Иванович слегка потряс его за плечо:
– Вставай, Сашка! Ты все на свете проспал! Поздравляю тебя, отец! Сын у тебя родился!
– Откуда вы знаете? – переспросил совсем по-дурацки, тараща глаза спросонья.
– Да оттуда и знаем… Любаня уж сама дозвонилась, сказали ей… Все хорошо прошло, Наташка жива и здорова, и сынок у тебя тоже крепенький, аж на три девятьсот потянул! Богатырь! Давай с радости выпьем, что ли? Где-то у меня от Любани чуток припрятано…
– Я тебе дам припрятано! – вошла на кухню Любовь Сергеевна, грозя пальцем. – Еще не хватало, чтобы ты по дому выпивку от меня прятал, как алкоголик!
– Ну ладно, Люб… Не сердись… И вовсе я не прятал, вот она, в холодильнике… Да и какая это выпивка, Любань? Так, наливочка безобидная. Тем более повод у нас! Внук родился, как не отметить-то? И Сашке вон нервный стресс снять…
– Ладно, тогда уж и мне налейте… Радость-то какая, господи! Внук родился… Как назовете-то, Саш? Решили уже?
– Да, мам… Мы с Наташей сразу договорились: если девочка будет, то Зоей назовем, а если мальчик, то пусть будет Павел…
– Ну, Зоя, это понятно… Ты говорил, так сестру твою зовут. А Павел почему?
– Да так одного хорошего дядьку звали, который к нам в детдом приходил. Павел Петрович… Он просто так приходил каждый день. Никто его не просил, не заставлял… Добрый такой дядька, мы его в шутку папаней называли. Уважали… Любили даже… А потом он заболел и умер. Вот горе-то у нас было, представляете? Мы долго его вспоминали потом…
– А что, мне нравится! Хорошее имя! – одобрила Любовь Сергеевна. – Павлик, Паша, Павлуша… Павел Александрович… Звучит, верно?
– И мне нравится! Сразу столько мужиков в семью прибыло! – тихо засмеялся Григорий Иванович. – А то я все один да один с бабами… А теперь у нас и Сашка есть, и Павлик, и Никитка… Живем, мужики! Живем…
Все втроем дружно улыбнулись и замолчали, словно не хотели больше словами, пусть и самыми добрыми, разрушать эту благословенную минуту. И в тишине услышали, как хлопнула входная дверь и недовольный женский голос произнес громко:
– Есть кто дома?
– Ой… Кто это? – испуганно спросила Любовь Сергеевна. – Вроде не ждем никого…
А гостья уже появилась в кухонном проеме, смотрела на них так, будто приценивалась. И, видимо, уже заранее определила для себя эту оценку – довольно низкую. Да и лицо ее выражало полнейшее к ним презрение, такое выпуклое, что казалось, его можно было потрогать руками. Незнакомка обвела взглядом кухоньку, хмыкнула надменно, элегантным жестом поправила шляпку, произнесла тихо:
– Да уж, не Версаль… Но я и ожидала что-то в этом роде, да…
Любовь Сергеевна опомнилась первой, проговорила осторожно:
– Здравствуйте… А вы кто? Почему вы…
– Меня зовут Алла Владимировна Коростелева, – не дала ей договорить женщина. – Я мать Виктора, вашего, так сказать… зятя. Хотя у меня язык не поворачивается своего сына так назвать! Вы извините, что я так рано… Просто боялась вас дома не застать. И если бы не назревшая необходимость, я бы к вам сюда не пришла, так что уж не взыщите!
– А… какая необходимость? – снова встрепенулась вопросом Любовь Сергеевна. – С Виктором случилось что-то? Или с Кристиной?
– Нет, с моим сыном все в порядке. В относительном, конечно, порядке… Я, собственно, о вашей дочери с вами поговорить пришла. Надеюсь, вы разрешите мне пройти?
– Да, да… Проходите, конечно… Садитесь…
Любовь Сергеевна гостеприимно указала на свободный стул, спросила услужливо:
– Может, чаю хотите?
– Нет, не надо ничего. Я ненадолго. Я просто поговорить хочу… Да и посмотреть хотелось, как живут мои, так сказать, родственники. Хотя какие ж мы родственники! Мы даже не знакомы! Я и на свадьбе у сына не была, потому что сразу была против этого глупого брака! И до сих пор не понимаю, как ваша никчемная, ужасная и развратная дочь могла так задурить ему голову!
– Ну вы это… Уж не надо так про Кристину… – обиженно проговорил Григорий Иванович, растерянно моргнув. – Виктор сам так решил, никто его на поводу не тянул. Да мы и сами не шибко хотели, не пара он ей!
Гостья хмыкнула, ничего не ответила. Потом дотянулась кончиками пальцев до стоящей на столе бутылки с наливкой, проговорила насмешливо:
– Да уж… Видно, что вы пьющая семья. С утра уже алкоголем не брезгуете. Поэтому и неудивительно, что ваша дочь такая… Такая грубая и невоспитанная. А я все думала, как же родителям удалось воспитать такое чудовище? Но теперь мне все ясно, что ж…
– Да мы вовсе не пьющие, что вы! – возмутилась Любовь Сергеевна, с досадой глянув на мужа. – Просто у нас ночь была тяжелая, нервная, мы дочку с вечера в роддом отвезли… А полчаса назад узнали, что у нас внук родился! Вот мужики и решили выпить по рюмке с большой радости!
– Да ладно, мне это все равно, в общем… – махнула ладонью гостья. – Делайте что хотите! Я не за этим пришла… Я ведь попросить вас хотела… Может, вы как-то воздействуете на свою наглую дочь? Ведь мой сын не живет сейчас, а мучается! И я страдаю, видя все это… Вчера говорила с Кристиной, старалась ее вразумить… А в ответ получила такое хамство, что мне потом плохо ст