– Ну, завела свою песню! – горько вздохнула Любовь Сергеевна. – Хоть бы детей постеснялась, что ли! Да и тебе ли говорить – не любили…
– Ну давай, давай, мамочка, напомни мне, откуда я взялась! Расскажи, как вы меня осчастливили! Как из дерьма вытащили, обогрели да в семью приняли! Что-то я давно от вас этого не слышала, даже как-то скучно стало! Вы же все такие герои, такие расчудесные благодетели, одна я дрянь паршивая! Ну что же ты замолчала, мамочка? Давай…
– Да как… Как тебе не стыдно-то! Как у тебя язык поворачивается! Да разве мы хоть когда-нибудь упрекнули тебя в чем? – зашлась возмущением Любовь Сергеевна, но тут же и осеклась, махнула рукой: – Да ладно, что говорить, все без толку… Да и бог с тобой… Сказано тебе – Никита никуда не поедет, с нами останется! Когда протрезвеешь, тогда и заберешь!
– И в самом деле, Кристина… Оставь его… – тихо попросила Наташа. – Ну сама подумай, ведь так тебе же и лучше будет! А если Виктор узнает, что ты пьяная его домой везла? И даже не ты, а кто-то другой… Что тогда будет? Представляешь, как он на это отреагирует?
Кристина свела к переносице брови, задумалась. Видимо, эта здравая мысль и в самом деле ее немного привела в чувство. И, помедлив немного, махнула рукой:
– Ладно, пусть остается… Я Вите скажу, что мы с Никитой у вас гостили и он рано спать лег. И я не захотела его будить… Завтра утром я его заберу… А сейчас пойду, потому что вы все мне надоели! Сидите тут, радуетесь… Хорошо вам… А меня не любит никто, не любит…
Она вздохнула хмельно, махнула рукой и отвернулась. И пошла из дома, с трудом передвигая ногами. На крыльце нога подвернулась, и она чуть не упала, но удержалась-таки, грязно при этом выругавшись. У ворот ее поджидал хозяин черной машины, схватил под локоть, грубовато усадил на переднее сиденье, сердито захлопнул дверь. Вскоре машина сорвалась с места, будто ее и не было.
Никитка тихо заплакал, и все они принялись его успокаивать, с трудом подбирая нужные слова. Наташа подхватила, усадила его на колени, прижала к себе, шептала ему что-то на ухо. Наконец мальчик успокоился, улыбнулся. Семейный ужин продолжился.
А Саша уже не мог ничего есть – вдруг сковало сердце холодной тревогой. Или предчувствием… И болезненная мысль в голове все билась и билась и выстукивала один и тот же испуганный ритм – надо было рассказать все Наташе… Давно надо было рассказать… Надо было, надо было! Зря он не сделал этого. Зря…
– Гриш… Может, случилось что? – озабоченно спросила Любовь Сергеевна, глядя исподлобья на мужа. – Почему Кристина за Никиткой не приехала? Уже два дня прошло. Она ж еще позавчера говорила, что утром на следующий день заберет…
– Ну, не знаю… Может, передумала. Какая цена ее слову – сама знаешь.
– Да знаю, знаю… Но ведь Витя приехал! Неужели по сыну не соскучился? Я думала, он сразу примчится! А тут ни Кристины, ни Вити нет… Что-то беспокойно мне, Гриш… Может, и впрямь что-то случилось?
– Ну так возьми да позвони ей, чего зря гадать – случилось, не случилось!
– Думаешь, я не звонила? Уж сто раз звонила! Не отвечает она! И Витин телефон тоже талдычит женским голосом: «Я Алиса, слушаю вас…»
– Так это автоответчик, это ж понятно!
– Да знаю я, не учи! Мне что, легче от этого? Я с автоответчиком разговаривать не умею! Нет, чует мое сердце, случилось у них что-то…
– Да перестань… Что у них может случиться? Может, Витя ее дома закрыл да телефон отобрал… Образумился наконец, нормального мужика включил.
– Да если бы так, то слава богу! Уж больно много он ей позволяет!
– Наверное, он узнал, что она тут без него творила… У нас ведь люди такие – быстренько все до ушей донесут.
– Нет, все-таки странно… – снова вздохнула Любовь Сергеевна. – Ну, ладно, допустим, Витя с Кристиной разбирается. Это понятно. Но ведь Никитку он давно не видел, а все не едет к нему… Не нравится мне все это, Гриш, ой как не нравится! А может, съездим к ним, а? Давай? Хоть узнаем, что к чему, а то сидим и догадками мучаемся!
– Да ну… Кто нас туда звал-то? Не люблю я – незваным гостем!
– Так мы ж не в гости, мы только узнать! Может, им какая помощь нужна? Мы же вроде как не чужие!
– Да какая помощь, Любань… Да из нас тоже – какие помощники? Если что и случилось, так Витя знает, откуда помощников звать.
– Гриш… А вдруг Витя ее побил? Вдруг не сдержался? Как думаешь?
– Да если бы… – тихо проворчал Григорий Иванович, вздохнув. И добавил с досадой: – Ладно, пойду машину заводить, ты ведь все равно не отстанешь! Не мать, а беспокойное хозяйство, ей-богу!
Он направился было под навес, где стояла машина, но Любовь Сергеевна окликнула его испуганно:
– Погоди-ка, Гриш… Погоди… Вроде идет к нам кто-то, калитка скрипнула…
От калитки и впрямь шла по дорожке какая-то женщина, с виду незнакомая. Любовь Сергеевна сказала тихо:
– Ой, точно к нам… Только к добру ли? Господи, пронеси…
Женщина взошла на крыльцо, постучала в дверь костяшками пальцев и, не дожидаясь отклика, вошла в дом. Они встретили ее в маленькой прихожей, смотрели с испугом. Женщина спросила строго, глядя на них с подозрением:
– Здесь живут родители Кристины Бережной? Я не ошиблась домом?
– Нет, не ошиблись… – кивнула Любовь Сергеевна. – Только ведь Кристина нынче не Бережная, она Коростелева… Она у мужа живет…
– Я в курсе. Я, собственно, не к ней пришла, а к вам. Поговорить надо. Куда мне можно пройти?
– Да вот сюда, в комнату… – указала рукой Любовь Сергеевна. – Проходите, пожалуйста…
Женщина прошла, села на диван, поправила подол платья, сложила руки на коленях. И замолчала, будто задумалась на минуту. Потом подняла глаза и, пожав плечами, спросила тихо:
– Я у вас время отнимаю, наверное? Простите… Но мне очень нужно поговорить…
– Да вы говорите, мы слушаем! – подбодрила ее Любовь Сергеевна, садясь напротив на стул. Григорий же Иванович так и стоял в дверях, исподволь рассматривая незнакомку.
– Да, сейчас… Я не представилась, простите… Мое имя Анна Юрьевна Прохоренко. Я жена Константина Михайловича Прохоренко… Надеюсь, вы понимаете, кто это?
– Нет… Мы не знаем… – глянула на Григория Ивановича Любовь Сергеевна, надеясь прочитать на его лице хоть что-то. Но он тоже развел руками: мол, понятия не имею…
– Ну как же – не знаете! – вдруг повысила голос женщина. – Все вы прекрасно знаете, я в этом уверена! Ведь ваша дочь очень плотно общается с моим мужем, плотнее некуда! Совсем ему голову задурила! Да как же вы не знаете, если у нее с моим Константином давняя связь? Вы что, совсем не интересуетесь жизнью дочери?
– Отчего же? Очень даже интересуемся! – стараясь говорить в той же высокой тональности, ответила Любовь Сергеевна. – Она у нас замужем, между прочим, и ребенок у нее есть! А уж кому она голову дурит… С этим пусть ее муж разбирается, а мы… С нас-то теперь какой спрос?
– Что ж, мне все понятно… – с досадой перебила ее гостья. – По всему видно, что вы и впрямь дочерью не интересуетесь. Она ведь у вас приемная, верно?
– А если даже и так? Какое это имеет значение? – развела руки в стороны Любовь Сергеевна. – Вам-то от этого какая печаль?
– Да имеет, имеет значение, представьте себе… – вздохнула женщина, отводя взгляд в сторону. – Причем самое прямое значение… Потому что от родителей очень много зависит. Кто, если не родители, должен объяснить дочери правила хоть какого-то приличия? Кто ей расскажет, что нельзя заводить романы с женатыми мужчинами? А если вы не в состоянии объяснить… Зачем тогда было вообще удочерять? С какой целью? Чтобы пособие от государства получать?
– Да мы… Да мы ж ни копейки… Зачем вы это… – хрипло проговорил от двери Григорий Иванович, хватаясь рукой за косяк. Голос его дрожал обидой. И не обидой даже, а настоящим оскорблением. – Мы же опеку не оформляли, мы честно ее удочерили… Всю душу ей отдавали, все сердце! Да как вы можете говорить, если не знаете ничего! Да, она наша дочь, мы от нее не отказываемся! И не откажемся никогда! Она наша дочь, какая бы ни была! И если у вас на нее обиды есть, так вы лучше с ее мужем говорите о них, потому как она теперь с ним живет, а не с нами! Идите и ему претензии предъявляйте! Или с мужем своим разбирайтесь! Или вам так проще – на нас отыграться? Мы за ваши проблемы семейные должны отвечать?
– Гриш, успокойся… – испуганно прошептала Любовь Сергеевна, положив руку на грудь. – Не надо, прошу тебя… Иначе опять с сердцем плохо будет, давление поднимется!
– Да ладно! – сердито махнул на нее рукой Григорий Иванович. И, снова обращаясь к гостье, сказал уже более спокойно:
– Вместо того чтобы в своей семье разбираться, вы к нам с обвинениями… Да что вы можете про нас знать? Сидите и выводы делаете! Свои обиды выплескиваете! Идите к Кристине, к мужу ее, с ними и разбирайтесь! Еще и про пособие приплели зачем-то…
– Что ж, понятно! – кивнула гостья. – Я знала, что меня здесь не услышат! Конечно, знала…
Она хотела еще что-то сказать, но не смогла. Схватилась за горло, будто хотела там удержать слезный комок, и то ли заплакала, то ли закашлялась надрывно. Григорий Иванович и Любовь Сергеевна смотрели на нее с испугом, не зная, что предпринять. Наконец Любовь Сергеевна попросила тихо:
– Гриш, принеси-ка воды…
– Да, щас… – метнулся на кухню Григорий Иванович.
Гостья взяла стакан с водой обеими руками, стала пить жадно, и они слышали, как ее зубы клацают по стеклу. Смотрели, как дрожат ее руки… Боялись шелохнуться, боялись лишнее слово сказать. Жалко ее вдруг стало… Вон как трясет всю в нервном ознобе.
Наконец она немного успокоилась и даже улыбнулась неловко. И заговорила уже другим голосом – жалким, дрожащим. Казалось, будто просила у них чего.
– Вы знаете, у моего мужа, у Кости, сердце больное… Ему ж нельзя всего этого, понимаете? Лишнее перевозбуждение ему противопоказано. А он совсем себя не жалеет, совсем… Я недавно у него в кармане джинсов пустые блистеры от виагры нашла, так испугалась! Он же умереть может, понимаете вы это или нет? А я, выходит, даже помочь ему ничем не смогу… Понимаете?