Итак, я все больше вопреки голосу разума увлекалась Ником, поражаясь его познаниями о Ладакхе и его добуддийском пантеоне божеств, хотя этот парень не бывал там ни разу в жизни. Мне показалось, что ему известно все даже о Неему – деревушке, в которой мы с отцом привыкали к смене климата и условиям высокогорья после перелета из Дели в Лех. И он со знанием дела рассказывал о Нубрской долине, о Каргильской войне 1999 г. и о своем заветном желании посетить крошечное приграничное селение под названием Тертек, о котором он где-то вычитал, и в котором нам с отцом однажды довелось побывать.
– Говорят, тертекские абрикосы самые сладкие, – сказал Ник.
Я могла только утвердительно кивнуть в ответ. Теперь-то я понимаю, что он просто заглянул на мою страничку в Фейсбуке, а затем прочитал в «Википедии» все, что требовалось, чтобы запудрить мне мозги. Но тогда я попалась на крючок и потому даже не заметила, как к нашему столику подошла Фиби.
Ник подвинулся, освобождая ей место рядом с собой. И в этот момент мне показалось, будто Фиби смутилась. Я ведь только на прошлой неделе презрительно высмеивала ставшее притчей во языцех стремление Ника переспать с каждой первокурсницей из колледжа Св. Матфея. Но потом произошло то, чего я никак не ожидала. Как только Фиби села, они с Ником поцеловались в губы.
Я, было, отвернулась, но потом снова перевела взгляд на Фиби, улыбавшуюся мне. Ее пухлые щечки заалели, как спелые яблоки «Бребурн», а в ее дыхании я уловила запах алкоголя. Я смотрела на Фиби в тщетном ожидании объяснения. От вина веки Фиби покраснели, и вид у нее был скорее уязвимый, чем победоносный.
– На прошлой неделе, – наконец выдавила из себя Фиби. – Мы начали встречаться на прошлой неделе.
– Отлично, – ответила я, прикладывая к губам салфетку.
Более неподходящей пары трудно было себе представить. Но, может быть, я просто не понимала истинных целей и намерений Ника. Говорят, в Неделю первокурсников он уговорил Женевьев с классического отделения голой полежать с ним на полу у него комнате в окружении сотни свечей. Секса у них не было; ему просто нравилась такая «живая картина».
Вот и сейчас, сегодняшним вечером, в мою голову закрались мелочные и глупые подозрения. Почему Фиби не сказала мне, что они встречаются? Я бы только порадовалась за них. Ник – не мой типаж, я поддерживала с ним беседу на торжественном ужине только из вежливости. Хотя и сознавала: по меньшей мере на несколько минут, пока мы сидели с ним при свечах и болтали об Индии, я вдруг позабыла о том, что мой отец умер.
11
– Я виделся с ней вчера вечером, – проговорил Карл, доставая визитку. – С психотерапевтом, которая помогает людям справиться с потерей близкого человека. Помнишь, я тебе о ней говорил?
– С той, у которой в приемной играет джангл? – уточнил Джар, беря визитку и читая указанное на ней имя: «Кирстен Томас».
Они с Карлом сидели под крышей «Уэстуэя», наблюдая за ребятишками, обучающимися скейтбордингу. За проволочной оградой, окаймляющей дальнюю окраину скейт-парка, то и дело мелькали поезда, курсирующие по линии Хаммерсмит-энд-Сити, которых на подъезде к станции Паддингтон встречают стены, сплошь исписанные граффити.
– Кирстен уже распрощалась с юностью, но тем не менее оказалась горячей штучкой, – продолжил Карл.
– Это не совсем то, что нужно для проведения консультаций, – сказал Джар.
– Но, согласись, ведь гораздо интересней, когда тебя просят прилечь на кушетку?
– Прямо по Фрейду.
– А он бы не отказался.
– От чего?
– От того, чтобы развлечься со своим психотерапевтом: «Можно мне называть вас мамочкой?»
Джар понимал, что ему следует посмеяться вместе с другом, тем более что тот изо всех сил старается ему помочь. Но он не в настроении.
– В любом случае, эта Кирстен, – продолжал Карл, смакуя ее имя, – специализируется на помощи людям, у которых горе. На галлюцинациях, вызванных утратой близких людей. И она – американка. Я не упоминал этого? Горячая американка, совсем как пицца. Ты часом есть не хочешь?
Джар отпил глоток своего латте; Карлу всегда хочется есть.
– К твоему сведению, Кирстен не проигнорировала мою теорию о знакомстве на похоронах. Она сказала, что клеиться к женщинам на похоронах бестактно, неуважительно и неуместно, но для науки такой способ заводить знакомства представляет определенный интерес.
Джар очень надеется, что однажды Карл найдет свою любовь, на утешенье всем скорбящим женщинам.
Они сидели под крышей «Уэстуэя» уже с полчаса, прячась от ледяного ветра, который проносился по подземному скейт-парку со скоростью вора-карманника. Но Карл заверил друга, что их ожидание будет оправданно.
Джар возвратился из Кромера в четверг, удовлетворенный тем, что не заметил за собой слежки ни в автобусе до Кингс-Линна, ни в поезде, вернувшем его в Лондон. Он не пошел на работу в пятницу – предпочел «залечь на дно» в своей квартире. А сейчас – субботнее утро, и он впервые после возвращения домой вышел на улицу.
Несмотря на впечатляющую компьютерную грамотность, Карлу не удалось открыть Розин дневник. Но сложность задачи только распалила его. А Карл знает человека, который точно сможет это сделать. Зовут его Антон. И именно его они ждут здесь, стараясь не походить на пару педофилов, но продолжая ловить на себе косые взгляды всех отцов западного Лондона.
Антон пронесся мимо них на скейтборде и поднимает в приветствии руку, растопырив всю пятерню. На его голове гнездились большущие наушники, а за спиной раздувалась растаманская шапка. Джар бросил взгляд на часы. За Антоном, как вереница утят, следовала компания маленьких ребятишек. Они изо всех сил старались не отстать от учителя на своих крошечных досках, попутно поправляя съезжающие на глаза шлемы, пока еще слишком большие для них. («Мальцам не больше шести лет», – удивился Джар.)
Их отцы сидели на трибунах рядом с ним и Карлом. «Новоявленные банкиры из Ноттинг-Хилла», – заключил Джар по их виду: все как один в бейсбольных кепках, надетых задом-наперед, и выходных куртках с заплатами на локтях и плечах. Несколько мамаш сидели во внедорожниках, предпочитая наблюдать за своими напористыми чадами из комфортных салонов автомобилей, заехавших мордами на тротуар у стадиона.
Урок подходил к концу, и тут ступня самого старшего по возрасту паренька соскальзнули с доски. Та отскочила к трибунам и, выписав причудливый пируэт, упала к ногам Карла. Карл наклонился, но потом замер в раздумье: а возвращать ли доску? Подняв голову, он заметил, что мальчуган, целый и невредимый, встал с земли и направился к нему.
– А мне можно прокатиться? – спросил Карл паренька.
Мальчик ухмыльнулся, но не возразил.
– Что это тебе вдруг взбрело в голову? – осведомился Джар у друга.
– Я делал поп-шовит не хуже других, – ответил Карл, вставая на доску и на удивление плавно отталкиваясь.
– Десять лет назад! Когда тебе было пятнадцать, – кричал вслед ему Джар. Источающий самоуверенность Карл пытался перекрутить доску в воздухе, но та тяжело упала. Одолживший ему скейтборд паренек бросился на помощь.
– Я в порядке, – успокаивает его Карл. – Пострадала лишь моя гордость, только и всего.
Через пять минут они с Джаром уже заходят в ржавеющий контейнер на окраине скейт-парка, когда-то служивший для перевозки грузов, а теперь переоборудованный для производства разного ремонта. Закончивший урок Антон провел их мимо верстака, заваленного деками, подвесками и роликами, в самый конец контейнера, к столу, на котором стояли целых три компьютера, раскиданы инструменты и лежал жесткий диск, который Эми передала Джару.
Антон селна вращающийся табурет и, отталкиваясь одной ногой, начал лихорадочно крутиться туда-сюда между экранами, как возбужденный дилер Сити.
– Файл не поврежден, – констатировал он с жутким ямайским акцентом. Джар ловил каждое слово Антона. – Он зашифрован.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Джар, кидая взгляд на Карла, который, судя по всему, удивлен гораздо меньше. – То есть, я знаю, что значит «зашифрован», но…
– Кто-то специально сделал так, что он стал выглядеть, как поврежденный, – пояснил Карл.
Следующие пять минут он выступал «переводчиком» – не ямайского патуа Антона, а его технарского жаргона. По какой-то причине, лучше всего известной самой Розе, каждая запись в ее дневнике была зашифрована отдельно. Провозившись всю ночь, Антон сумел извлечь пару из них. Правда, не по порядку.
– Похоже, это будет стоить нам недешево, – прошептал Карл. Антон снова надел свои наушники и начал качать головой в такт играющей музыки (у Карла наушники так и висели на шее).
Джар уловил восхищение в голосе друга. Антон отдал ему карту памяти с двумя отрывками из Розиного дневника. А затем на листочке бумаге записал адрес на Hotmail и пароль. После того как он извлечет все записи дневника, – он сольет их в папку «Черновики» в Hotmail, откуда Джар сможет их извлечь. Таким образом, записи дневника никогда не будут передаваться через Интернет.
«А не разыгрывают ли они меня?» – закрался в голову Джара червячок сомнения. Ведь Карл говорил, что папками для хранения черновиков постоянно пользуются террористические ячейки в попытках избежать обнаружения спецслужбами. Да нет, вроде бы парни относятся ко всему этому серьезно.
Согласовав сумму вознаграждения для Антона, оплату которого брал на себя Карл, друзья покинули скейт-парк и направились назад. Свернув с Лэдброк-Гроув на Портобелло-роуд и дойдя до блошиного рынка, они останавливаются у одного из ларьков – поглазеть на старые пластинки.
– Я думал, Антон возьмет больше, – проговорил Джар.
– Он любит головоломки. Не каждый день приходится иметь дело с таким шифром, как этот. Если только ты не работаешь в правительственном центре связи. Кстати, они однажды пытались его завербовать.
– Кого? Антона?
– Ну да! Только он их послал куда подальше. Не пожелал доносить на людей.