Стена за компьютерным столом превращена в калейдоскоп из фотографий. Слева – снимки Розы с университета. Справа – его неподтвержденные видения после ее смерти; некоторые из них перечеркнуты. Ту девушку в Паддингтоне, которую он принял за Розу, Джар не сфотографировал. Вместо ее снимка он прикрепляет к стене фотографию вокзала, рисует на ней красным фломастером знак вопроса и добавляет дату.
Все, что связано с Розой, Джар хранит в этом гараже – в попытке соблюсти хоть какую-то видимость «нормальности» в остальной своей жизни. Здесь и бесчисленные запросы, которые он подавал согласно закону о свободном доступе к информации в колледж Святого Матфея (Розин колледж), полицию, больницу, и его переписка со следователем. А также личные вещи: ночная рубашка от «Маргарет Хоуэлл» (купленная ее тетей, когда Роза поступила в Кембридж), ее любимые духи (которые Роза нашла на рынке в Стамбуле), одна из забавных открыток, которую она однажды подсунула под его дверь в общежитии колледжа.
Приходя к нему в квартиру, люди думают, что он сумел взять себя в руки и продолжает жить дальше. И Джара это устраивает: он хочет, чтобы его знакомые считали, будто Роза осталась для него в прошлом. Никому из них не следует знать, что по-настоящему живым он ощущает себя не в квартире, а в этом насквозь продуваемом ветром гаражном боксе – в окружении образов той женщины, которую он любил сильнее, чем можно было вообще (как он думал до встречи с ней) любить другого человека. Если бы кто-нибудь застал его сейчас здесь, то наверняка бы принял за сталкера. В некотором смысле он им и является. С той только разницей, что женщина, за которой он охотится, умерла пять лет назад, прыгнув одной страшной ночью навстречу собственной смерти в 130 милях от его гаража – в Кромере, на североморском побережье Норфолка.
Джар проверяет личную электронную почту. Отец написал ему несколько строчек о матче по кёрлингу и прислал ссылку на его освещение в «Коннахт трибюн». В этом матче играл двоюродный брат Джара. «Конор зарабатывает очки на заднице! Скоро приедет к нам, па», – улыбается Джар, собираясь просмотреть рабочую почту. Но его взгляд привлекает другое сообщение в спаме.
Оно от Эми, Розиной тети, живущей в Кромере и занимающейся реставрацией картин. Эми и Роза всегда были близки, а после смерти Розиного отца связь между ними стала еще крепче. Роза часто ездила по выходным в этот приморский городок, радуясь возможности отрешиться на пару дней от суеты бурлящей кембриджской жизни.
Эми приглашала к себе и Джара, но встречи с ней давались ему с трудом. Причиной тому – до боли поразительное физическое сходство тети и племянницы. Эми тоже провела большую часть своей жизни на лекарствах, то впадая, то выходя из депрессий. И ее настроение явно поднималось всегда, когда рядом оказывалась Роза. Они любили сидеть при рассеянном солнечном свете в гостиной и вспоминать Розиного отца; и за этими тихими разговорами тетя обычно рисовала хной утонченные узоры на кистях и руках племянницы.
Джар не винит Эми за то, что случилось потом, и продолжает поддерживать с ней связь. Тем более что их отношения, как и отношения Эми и Розы, заметно укрепились после утраты – столь тяжелой для них обоих. Эми – союзница Джара, одержимая такой же паранойей, как и он; это единственный человек, кроме него, который не верит в смерть Розы. Ни объяснений своему неверию, ни теорий на этот счет у Эми нет. Так ей подсказывает «шестое чувство». Но от этого обещающий тон ее электронного сообщения звучит только еще больше интригующе: «Джар, я пыталась дозвониться тебе, но не смогла. Мы тут нашли в компьютере кое-что, что тебе может быть интересно. Это связано с Розой. Я буду дома всю неделю, если захочешь приехать. Позвони мне».
Глядя на часы, Джар раздумывает, стоит ли звонить Эми прямо сейчас: уже поздно, но ему известно, что Эми страдает от бессонницы. Но затем Джар вспоминает, что поставил телефон на зарядку, да так и забыл в квартире. Решено: он позвонит Эми утром – из поезда в Норфолк. После сегодняшнего взлома ему не следует мешкать.
6
Кембридж, летний триместр 2012 г.
Прошла неделя с тех пор, как я увидала Его в ресторане. Пыталась ли представить себе нашу новую встречу? Может быть… Но мне и в голову не могло прийти, что я предстану перед ним на берегу реки Кам в чем мать родила. А именно так все случилось минувшей ночью, и я до сих пор не совсем понимаю почему.
По крайней мере, теперь я знаю имя этого парня. Его зовут Джарлаф Костелло, для друзей – просто «Джар». Он из Голуэя. Отец Джара владеет в этом городе баром, а мать работает в Баллинасло медсестрой по уходу за психически больными людьми. Джар готовится защищать магистерскую диссертацию на кафедре английской литературы нового и новейшего времени, а до этого изучал ирландскую литературу в Тринити-колледже в Дублине. Насколько я поняла, он на пару лет старше меня. И раз в десять рассудительней.
По окончании репетиции мы всей труппой пошли выпить в «Игл» – в тот самый паб, в котором в свое время Уотсон и Крик объявили пришедшим на ланч посетителям, что открыли «секрет жизни» – структуру ДНК. Позднее, когда уже начали сгущаться сумерки, трое из нас – Бет, Сэм, наш режиссер, и я – решили прогуляться по Бэксу. Июньская ночь выдалась теплой, и почти полная луна светила достаточно ярко, чтобы отбрасывать тени.
– Никто не желает искупаться? – спросил Сэм, поглядев на меня.
Последние несколько дней он активно флиртовал со мною. Не скажу, что я была против этого, хотя мотивы моего поведения порой не понятны мне самой. Вокруг Сэма, как режиссера, уже сформировалась определенная аура – не высказываемое вслух, но единодушное мнение, что через несколько лет он станет крупной фигурой в реальном мире.
Бет заколебалась, видя мою реакцию. Я знала, что ей тоже нравится Сэм, но старалась не брать это в голову, решив почему-то, что симпатия к одному парню не должна стать препоной для укрепления наших отношений, которые я наивно считала дружескими. Я все еще пытаюсь доказать себе, что могу делать всё, что якобы должны делать студенты: участвовать в попойках, купаться нагишом, завязывать дружбу на всю жизнь, много и энергично заниматься сексом и иногда даже учиться.
Наверное, я затянула с ответом, потому что в следующее мгновение Бет сбросила с себя одежду и побежала по траве, сверкая в тусклом сиянии лунного света поразительной белизной своего тела – слишком пышного к тому же.
– Ну, давайте-же, вперед! – выкрикнула она, скорее себе, чем нам. Бет захватила инициативу, бросила вызов, а я не собиралась ей ни в чем уступать.
Больше не медля, я тоже помчалась к кромке реки, раздеваясь на бегу в тайной надежде, что так мое обнажение будет выглядеть менее зазорным. Я не оборачивалась, чтобы посмотреть, последовал ли нашему примеру Сэм. Я всего лишь хотела присоединиться в воде к Бет – как можно быстрее!
Я не чувствовала смущения, пока мои трусики не зацепились за палец на ноге и оставшиеся несколько ярдов до воды я преодолевала прыжками. И я заметила, что подняла больше брызг, чем Бет, и это меня разозлило. А затем я разозлилась еще больше из-за того, что обратила на такой пустяк внимание.
Вода в реке оказалась холодней, чем я ожидала, но я поплыла к Бет, которая лежала на воде под мостом Клэр, оглядываясь на Сэма.
– Он собирается купаться? – спросила я так безразлично, как только могла. На самом деле я хотела обернуться, но тогда бы Бет подумала, что мне – как и ей – тоже хочется увидеть Сэма голым.
– Как водичка? – поинтересовался Сэм, все еще одетый.
– Почему бы тебе самому ее не попробовать? – спросила Бет.
– Ваша одежда отсыреет на траве, – ответил Сэм, подбирая с земли кучки наших вещей. Странно, но я почувствовала большее смущение от того, что Сэм взял в руки мои трусики, чем от того, что он увидел меня голой. Но он сложил их быстро и умело, как мать, подбирающая для стирки белье с пола подростка, и направился к скамейке в стороне от воды.
Бет повернулась ко мне. Мне показалось, что она подумала то же, что и я: Сэм и не собирался купаться.
– Да ты струсил, Сэм, – выкрикнула Бет. – Испугался за свои яйца, как индюк! Большой жирный, трусливый индюк!
– Он бы мог оставить наши вещи там, где они лежали, – заметила я.
– Сэм просто устроил нам смотрины, – хмыкнула Бет, плывя назад к берегу.
Я замешкалась, глядя, как она вытаскивает из реки свой белый зад, с которого каплями стекает вода, а потом, виляя бедрами, неспешно направляется по траве к Сэму, сидящему на скамейке, рядом с узелками нашей одежды. Бэт не стремилась ни ускорить шаг, ни прикрыться.
Внезапно мне стало совсем не смешно. Мне совершенно не хотелось, чтобы Сэм разглядывал меня голую.
– Ты собираешься простоять в воде всю ночь? – спросил он.
«Если придется», – подумала я. Будь Бет настоящей подругой, она бы принесла мою одежду на берег. Игра была выиграна, и, одержав победу в своей беззастенчивости, она могла бы проявить великодушие. Но Бет уже натянула на себя одежду и сидела рядом с Сэмом, а тот обнимал ее за плечи, согревая.
А затем я увидела, как они встают и, взявшись за руки, уходят.
– Увидимся в колледже, – бросила мне через плечо Бет. – Догоняй!
Да уж, конечно! Пытаясь не обращать внимания на холод, покрывший все мое тело мурашками, я окинула взглядом сказочный Бэкс, купающийся в лунном свете, и устремленный ввысь силуэт часовни Королевского колледжа. «Я должна была бы получать удовольствие от Кембриджа, от своего пребывания здесь, но этого не происходит», – подумалось мне. И это осознание заставило меня примириться с решением, которое я приняла. Я до боли скучаю по отцу.
Ниже по реке Кам, в Колледже королевы, проходил Майский бал выпускников. По реке разносился гул музыки и буйного студенческого веселья. Мне бы очень хотелось пойти на бал нашего колледжа и доказать себе, что я могу получать удовольствие от таких мероприятий. Но билет на бал стоит непомерно дорого. И хотя три парня готовы за меня заплатить, я еще раздумываю: их приглашение больше походит на сделку – билет в обмен на секс.