Джар замер, пораженный реальностью того, что ждет их впереди. Что им делать, когда они найдут велосипед? Вступить в противоборство с Мартином? Джар нащупывал в кармане своей куртки пистолет. Ему никогда не приходилось раньше стрелять. Наверное, проще было бы позвонить Като. Но сейчас его выход на сцену. Он ждал этого момента целых пять лет. Пять долгих лет! И он никому не позволит себе помешать. Джар сознает: где-то в темном закоулке его души все сильнее разгорается желание столкнуться с Мартином наедине, без свидетелей из правоохранительных органов.
– Может, стоит позвонить твоему приятелю из полиции? – словно читая его мысли, спросил Макс. – Пускай копы с ним разбираются?
– Потом, – ответил Джар. – Мы позвоним им потом.
– Ты выглядишь сегодня такой беспомощной, – улыбается он.
Я смотрю на свое обнаженное тело, на цепи, сковывающие воспаленные лодыжки и запястья, и пытаюсь сконцентрироваться на своем плане.
– Живая иллюстрация беспомощности, – констатирует он, зажимая мой подбородок пальцами и поворачивая мою голову из стороны в сторону. Иногда я плевалась ему в лицо. Но сегодня я этого делать не собираюсь. Сегодня я буду делать все, что он скажет.
Он много рассказывал мне о «приобретенной беспомощности», утверждая, что это – ключ к постижению нейробиологии клинической депрессии. Еще одна тема, на которую он любит рассуждать, – синдром «бессилия – зависимости – страха».
Стоит мне поверить в то, будто бы я не способна контролировать его действия, и я начну думать, что не могу повлиять на болезненные аспекты своей жизни и окружения. Иными словами, распишусь в собственной беспомощности. Но я все контролирую – с тех самых пор, как увидела свет, с того момента, как Джар и отец встретились здесь друг с другом. Они зарядили меня силой и указали мне выход.
Макс притормозил, как только Эми заметила велосипед мужа, спрятанный под деревьями на южной окраине аэродрома. «Лаборатория должна находиться недалеко от этого места, но оставаться невидимой с главной дороги», – рассуждал Джар. До ближайшего дома – в деревушке за аэродромом – больше мили.
– Тут где-то должен быть металлический ангар. Давайте оставим машину здесь, – сказал Джар, поворачиваясь к Эми. – Думаю, тебе не стоит идти с нами.
– Вызовите полицию, – попросила та. – Пожалуйста.
– Обязательно вызовем, – пообещал Джар, обнимая ее. – Как только найдем его.
Трое мужчин вылезли из «Лендровера», как можно тише закрывая дверцы машины, и оставили Эми одну. Она взяла с собой мобильник и в случае чего могла позвонить Джару. Макс нес болторез, которым он вскрывал замок на сарае Мартина. Если Джар прав, он опять им потребуется. Пока в поле зрения не было никаких строений, но чуть в стороне от деревьев, где был спрятан велосипед, четко виднелась полоса старого бетона. Джар знаком призвал друзей остановиться и прислушаться. Но до них доносился только шум ветра в сосновых ветвях: протяжный и тревожный.
Джар подошел к велосипеду и огляделся по сторонам, пытаясь определить, где трава сильнее притоптана. Его взгляд привлекла брошенная белая маска для лица, лежащая под веточками ежевики.
– Вон там какое-то строение, – махнул рукой Макс вдоль периметра. – С зеленой крышей.
Джар посмотрел в ту сторону. Сначала он ничего не видел, но потом – ярдах в пятистах от них – заметил характерный изгиб ангара, частично заслоненного деревьями.
Прижимаясь к кромке лесочка, друзья направились к ангару. Первым шел Джар, за ним следовал Макс, уже тяжело дышащий. И замыкал их группу вдруг резко притихший Карл. Минутой позже все трое подпрыгнули – прямо из-под их ног, громко квохча, взлетел фазан.
– Господи! – воскликнул Карл. – Ненавижу деревню.
Птица испугала и Джара, но он старался этого не показывать. «Макс был прав», – мелькнула у него мысль. Им следовало позвонить Като. Нет! Сейчас нужно думать только о том, что их ждет впереди! Всего в какой-то сотне ярдов от них находится Роза. «Только бы она была жива!» – молил Джар Бога.
Этого момента мы ждали оба – той минуты, когда он снимет стальные браслеты с моих ног и рук. Он прямо светится от гордости, стоя рядом со мной с ключом на ладони.
– Для тех из нас, кто интересуется синдромом приобретенной беспомощности, – произносит Мартин, наклоняясь, чтобы снять кандалы с моих лодыжек. – Отсутствие всякого желания избежать боли, бороться или бежать – свидетельство полного успеха моего эксперимента, доказательство того, что Селигман был прав!
Он приподнимается на мыски, совсем рядом с моим обнаженным телом, и освобождает мне запястья; цепи падают на пол как сброшенная одежда.
– Вообрази, какое ликование я испытал в первый раз, когда здесь стояли собаки и по их конечностям пробегал ток? Один прыжок – и они бы избежали боли, но собаки не стали этого делать. Они потеряли надежду на избавление, отчаялись, решили, что не способны повлиять на происходящее. Собаки впали в депрессию!
Произнося последние слова, он дико смеется, а потом смачно плюет мне в лицо, наблюдая за реакцией в моих глазах. Я смотрю прямо перед собой; щеку от его плевка жжет, но я стараюсь подавить это жалящее ощущение.
– Хорошая девочка, – шепчет Мартин.
– Сложи свои крылышки, – говорит мне отец, вдруг вырастающий за его спиной. И Джар тоже здесь, совсем рядом. Я вижу бабочку, отдыхающую на парусном мешке под лучами яркого солнца.
Мы были здесь раньше, уже много раз. Вначале, когда Мартин приводил меня наверх и показывал эту открытую дверь, мне действительно не хотелось бежать. Он был прав. Но сегодня все по-другому. Он снял с меня оковы – впервые после моего бегства в Корнуолл. Хочет показать, что опять все контролирует, и мы вернемся к его экспериментам. Боль, которую он причинил мне на прошлой неделе – в наказание за бегство – была самой сильной. Но он не может меня разлучить ни с отцом, ни с Джаром. Они здесь, рядом!
– Ты знаешь, что делать, – говорит Мартин, кивая на стол, куда он положил аккумулятор и электроды.
Торжествуя и радуясь моей покорности – приобретенной беспомощности – он хочет, чтобы я сама приготовила орудия своих пыток. Я была к этому готова – он и раньше заставлял меня это делать. Я подхожу к столу, пока он проверяет ремни и потолочные крепления. У меня совсем мало времени. Резким движением я вырываю провода из аккумулятора, всовываю их в отверстия штепсельной розетки на стене и тихо переключаю выключатель. Мартин не должен заметить, что я сделала, если только он не наблюдал за мной: световой колодец заложен, свет свечей, при котором Мартин любит проводить свои опыты, очень слаб.
Держа другие концы проводов, я возвращаюсь назад и кладу их на маленький столик, который Мартин всегда подставляет под лежак. Я очень осторожна: слежу за тем, чтобы электроды не соприкоснулись друг с другом и не дотронулись моей кожи. Через пару секунд Мартин велит мне забраться на лежак и присоединить электроды к телу – в разных местах, в зависимости от его настроения. Сегодня я опасаюсь худшего. Правда, сначала я должна смазать электроды проводящей пастой. Мы оба знаем порядок действий. Он всегда одинаковый. Мартин отвинчивает крышку баночки с пастой, оглядывая меня с головы до ног. Неужели он что-то задумал? Может быть, на этот раз разряды тока будут достаточно сильными, чтобы меня убить?
– Вольты, ток, сопротивление, помнишь? – говорит отец.
– Я никогда не разбирался в физике, – тихо-тихо добавляет Джар.
Я поднимаю глаза – они оба исчезли. Теперь я одна и я знаю, что нужно сделать.
Обойдя ангар сначала сзади, друзья заглянули в окно. Помещение внутри напоминало покинутый офис. Камер видеонаблюдения не было видно. И никаких признаков того, что это строение кем-то использовалось, а не пустовало годами. Они вновь замерли, прислушиваясь. К чему? К Розиным стонам? В нескольких ярдах от ангара Джар заметил в траве какой-то предмет. Это старый аккумулятор. А вон еще один… И еще один… Их не меньше десятка! Тащить и везти их на велосипеде обратно домой тяжело – Мартин просто выбросил их, когда они отслужили свое. Джара вдруг охватила злость. И тут он вдруг чувствовал на своем плече руку Карла:
– Мы с тобой, дружище.
«Я делаю это за всех животных, которых он когда-либо мучил», – говорю я себе. Но я знаю: я делаю это и ради себя, ради отца, ради Эми, ради Джара.
– Надень маску, – велит Мартин. – Ты забыла про маску!
Он протягивает мне черную кожаную защитную маску с зашитым отверстием для рта – ту самую, которую я надевала уже столько раз и в кожу которой я вцеплялась зубами, чтобы облегчить боль.
Я поворачиваюсь на лежаке и пытаюсь завязать маску на затылке.
– За тобой поухаживать? – язвит Мартин, словно я надеваю пальто.
Я мотаю головой. Маска надета. Теперь осталось только дотянуться до электродов, лежащих подо мной на столике. Готово. Как только я беру электроды, он ногой – как палач табурет – вышибает столик из-под лежака. Я прикрепляю электроды: сейчас он подключит аккумулятор.
– Готова? – спрашивает Мартин.
Я киваю, силясь дышать в маске. Сердце бешено колотится. Момент настал. Я слышу, как молюсь.
– Это новый аккумулятор, полностью заряженный, – говорит Мартин. – Хорошо будет покалывать.
Передняя дверь в ангар оказалась запертой на замок, как и предполагал Джар. Но чуть в сторонке были сложены штабелями лесоматериалы, наряду со старым сельскохозяйственным оборудованием. И Макс с Карлом уже несли большое бревно. Джар перехватил у Макса один конец, и вместе с Карлом они раскачивали бревно и ударяли им по двери – рядом с замком. Звук удара разносился по всему аэродрому. Назад пути не было. Они снова и снова ударяли бревном по двери, пока она не треснула. И Макс вышиб ее ногой внутрь.