— Смотрите… — Он показал вперед, прервав болтовню, потому что они наконец достигли своей цели. Над пустыней возвышалось скопление неведомо откуда взявшихся валунов, один намного больше других.
Она направила машину вниз по крутому склону. Съехав на ровное место, она остановила машину и заглушила двигатель, вглядываясь сквозь пыльное ветровое стекло. Она не сознавала, что затаила дыхание, пока он не заговорил.
— Что? — спросил он.
Не отрывая взгляда от пейзажа, она ответила:
— Выглядит знакомо.
— Может, вас сюда переносили инопланетяне. — Он засмеялся. — Извините. Не сдержался.
Она сосредоточилась, стараясь уцепиться за любое, самое слабое воспоминание.
— Возможно, я была здесь еще совсем маленькой. — Она выбралась из машины, подошла к гигантской скале и остановилась в нескольких футах, положив руки на бедра.
Позади хлопнула дверь, и она услышала, как подошвы ботинок Дэниела зашуршали по камням, разбрасывая рыхлый песок. Он встал рядом с ней, а она продолжала всматриваться в валун.
Наконец он сказал:
— Думаю, что вы действительно здесь были.
На камне виднелся рисунок. Птица. И не просто птица. В точности такая же, как на ее керамике.
ГЛАВА 17
Тридцать три года назад
Пустыня.
Они ехали уже долго, Рени на заднем сиденье их «Форда-гранады», отец за рулем. Вдоль дороги мелькали деревья юкки. Деревья казались ей похожими на людей, она видела их только по дороге к домику бабушки или во время этих редких пустынных поездок с отцом.
— Мы едем к бабушке Берил? — спросила она, глядя на отцовский затылок. На нем была шляпа с мягкими полями, защищавшая от солнца.
— Не сегодня, птичка, — ответил отец, поглядывая на нее в зеркало заднего вида. — Мы просто катаемся.
— Пожалуйста! Можно поехать к бабушке? — взмолилась она.
— Нет. — Голос его стал жестким. — Я сказал, не сегодня.
Она скрестила руки, обхватив себя за локти, и опустила подбородок. Она не понимала, почему нельзя поехать к бабушке сегодня. Бабушка была любимой фигурой ее мира, может быть, втайне даже более любимой, чем папа, и уж конечно больше, чем мама. Она была слишком маленькой, чтобы помнить сама, но ей говорили, что бабушка заботилась о ней сразу после рождения. Мама заболела и не могла заниматься ребенком, и папа увез Рени в пустыню и оставил у бабушки Берил, пока мама не выздоровеет. После того, как Рени вернулась домой, она часто ездила к бабушке. Говорили, что ее бабушка крепкая, как все первые поселенцы. В ее доме не было электричества, а воду привозил большой грузовик с цистерной. Рени нравилось слушать о ее первых месяцах жизни с бабушкой, потом рассказавшей ей так много о пустыне.
— Юкка не растет больше нигде в мире, милая птичка, — рассказывала ей бабушка. Она всегда добавляла «милая», когда называла ее «птичка». — Такие они особенные. На них нельзя лазить или ломать ветки. Они подрастают лишь на долю дюйма за год, поэтому они очень старые и мудрые. А новые деревья могут вырасти только с помощью юкковой мухи.
Она вообразила мушек, хлопающих пыльными крыльями и заставляющих маленькие деревца выскакивать из земли.
— А они любят книжки?
Бабушка была библиотекаршей, до переезда из какого-то загадочного места под названием «там, на востоке». В пустыне у нее не было телевизора, только книги, которые она постоянно читала Рени, даже большие взрослые книги без картинок.
— Деревья юкки любят книжки, — сказала бабушка. — И они очень любят, когда им читают.
Сидя скрестив ноги на песке пустыни, среди шнырявших мимо ящериц, шелестевших сухими кустарниками, Рени читала свои книжки деревьям юкки, рассказывая им истории о собаках, кошках и семьях, порой сочиняя их сама по картинкам. Ей нравилось верить, что деревья с удовольствием слушают ее голос, хотя они и стоят молча, наблюдая, воздев громадные руки к облакам.
Папа остановил машину в месте, где было множество гигантских гладких скал, некоторые выше дома. Там, где они припарковались, не было деревьев, только огромные скалы и огромное небо.
— Пошли. — Он открыл заднюю дверь. — Слишком жарко, чтобы ждать в машине.
Вдвоем, держась за руки, они прошли к пятну тени за одним из валунов.
— Жди тут и наблюдай за природой, особенно за птицами. — Он дал ей маленькую книжку. Теперь она умела читать, не все, но достаточно, чтобы понять — книжка называется «Птицы пустыни». Она знала слово «пустыня», потому что оно так часто попадалось на глаза. Даже города назывались Дезерт-Хот-Спрингс — «горячие источники пустыни». И заправочные станции, и закусочные, и места, где можно купить гигантский кактус, если захочется.
Она уже видела эту книжку, дома. Скучная, как многие взрослые книжки, но в этой по крайней мере были картинки.
— Когда увидишь птицу, поищи ее в этой книге. Если ты не сможешь прочесть некоторые слова, я скажу тебе, что они значат, когда вернусь. Сумеешь?
— Сумею, папа.
— Оставайся тут. Не отходи, а то потеряешься. Тех, кто потерялся в пустыне, никогда не находят, пока не останется кучка выбеленных костей.
Ей представилось, как кто-то льет из бутылки отбеливатель на кости.
Это правда, о смерти. Она видела это в новостях. Женщина упала, разбилась и умерла в пустыне. И туристы все время погибают.
Мертвым быть загадочно. Кто-то был, и вот его нет. Похоже на то, что не должно случаться ни с кем, даже с жуками. Несправедливо. Она никогда не убивала жуков и никогда не вредила деревьям, потому что не хотела, чтобы они исчезли и никогда не вернулись.
Отец оставил ее возле скалы, велев ей держаться в тени, затем отъехал, подняв тучу пыли. Выхлопная труба машины дребезжала, пока не затихла вдали, и наступила тишина.
Поначалу она не боялась, потому что знала, что папа вернется. Он всегда возвращался и всегда делал то, что говорил. Путешествие связано с игрой, в которую они играли в парке. Она не знала, каким образом, но поездки в пустыню иногда случались после игры.
Она уселась на песок и наблюдала за небом, как ей было велено. В пустыне много птиц. И зверей. Бабушка говорила ей, что койоты могут схватить кошку или собаку и утащить.
— А меня койот может утащить? — спросила она однажды, когда они сидели на крыльце и ели завтрак, приготовленный на дровяной плите.
Яркие синие глаза бабушки сощурились, обратившись на розовеющее небо над долиной.
— Может. Бывало, что уносили младенцев. Я знаю одну женщину, которая так лишилась ребенка. Она развешивала одежду и на минуту оставила его снаружи. Выбежала на крик, но койот уже убегал прочь с ребенком в зубах.
Рени надеялась, что история о койоте и младенце вроде сказки о Гензеле и Гретель — какая-то неправда, но страшная и увлекательная. Как игры, в которые они играли с отцом.
Бабушка, похоже, не особенно любила мужчин, несмотря на то что сама одевалась и вела себя скорее как мужчина, чем как женщина. Обычно она носила джинсы и рабочие рубашки. Ни единого платья. В отличие от мамы Рени, у бабушки Берил не было никакой косметики, и волосы она стригла коротко как мужчина. Но Рени видела старое фото, где она стояла такая красивая, с длинными волосами и в платье.
В одно из их волшебных утр вдвоем бабушка сказала ей, что за всеми проблемами мира стоят мужчины и что женщины должны заботиться друг о друге.
— Но папа же хороший, правда? — спросила Рени.
— Лучше многих, но он и твоя мама те еще штучки. Бен совсем не похож на твоего деда, который был злобный сукин сын.
— Он тебя бил.
— Было дело.
— И он сломал тебе руку. — Бабушка рассказывала ей об этом.
— Сломал. И не раз. И чем эти мужики думают?
— Червяком между ногами.
Бабушка засмеялась.
— Правильно. — Она поглядела вдаль и добавила, больше для себя: — Иногда приходится избавляться от плохих людей.
— А ты избавилась от дедушки?
Бабушка Берил хмыкнула:
— Это мой маленький секрет. И твоего папы.
Пока Рени сидела и ждала возвращения папы, у скалы она заметила птицу с пушистой белой грудкой. Она копалась в книге, пока не нашла нужную картинку со словом, которое произнесла вслух: «Со-кол». Потом она увидела птичку поменьше, на этот раз черную, с блестящими крыльями. Та кричала на нее с вершины дерева.
Но по большей части ничего не происходило.
Ей захотелось пить, стало жарко и так скучно, что глаза смыкались сами. После долгого разглядывания картинок с птицами она уронила книжку, уселась, подтянув колени к груди, и принялась искать красивые камешки. Найдя несколько, она принялась рисовать на земле острым камешком. Потом, когда пятно тени сжалось в узкую полоску, она нацарапала рисунок на одном из больших круглых валунов.
Некоторое время это забавляло, но она устала и от этого и начала думать, вернется ли папа на самом деле. Может быть, что-то случилось. Может быть, автомобиль сломался. Может, его утащил койот. Но это вряд ли, ведь он такой большой.
Может, он просто забыл про нее.
Она старалась не беспокоиться.
Небо покраснело, и воздух уже остыл, когда он наконец вернулся. На его лице было то самое уродливое выражение, которого она не любила, клетчатая рубашка выбилась из брюк и была перепачкана, волосы мокрые от пота, и от него странно пахло, как когда проезжаешь мимо мертвого животного на обочине.
— Это что? — Он подошел к валуну и уставился на ее художества, уперев руки в бока. — Раньше тут этого не было?
— Это мое. Это птица. — Она ждала, что он ее похвалит и скажет, как она замечательно рисует.
— Вижу, что птица, но ничего хорошего. Искажение природы. Не делай так, Рени. Мы должны защищать природу.
Она не знала, что значит «искажение», но гнев в его голосе и странное выражение лица подсказали, что это плохо.
— Как мы защищаем деревья? — спросила она.
— Верно.
— Я могу это стереть.
— Ты не сможешь стереть. Это выцарапано в камне. Оно тут навсегда.
Она прижала к животу книгу о птицах; сердце ее колотилось.