До этого момента она держалась на руках и коленях. Пора попробовать встать на ноги.
Она подползла к одному из деревянных кресел. У нее вырвался всхлип. Только один. Это было все, что она могла себе позволить. Помогая одной рукой, она медленно подтянулась, тяжело налегая на стену, часто дыша от пронизывающей боли. Приняв вертикальное положение, она вошла в дом, сдернула с кровати одеяло и завернулась в него. Трость бабушки с гладко вытертой рукоятью стояла в углу возле двери. Она взяла ее, чтобы опираться.
Она прикинула, что было около десяти вечера, когда она отправилась в путь с рюкзаком на спине. Она сжимала трость изо всех сил, и каждый шаг пронизывал молнией муки.
До трассы десять миль. Если двигаться со скоростью полмили в час, она доберется туда к завтрашнему вечеру. Когда она дойдет туда, если дойдет, можно попробовать остановить машину.
Все мысли сосредоточились на том, как поставить одну ногу перед другой. Вроде самогипноза, медитация, схожая с той, которой она научилась, лепя горшки на гончарном круге. Иногда она опускалась на колени и накрывалась одеялом. Иногда недолго дремала, но быстро просыпалась.
Ночь уходила, и вставать на ноги было все труднее. На равнине было не на что опереться, кроме трости. Она упала и лежала на земле, не желая двигать ничем, даже дышать, боясь потревожить изломанное тело. Наконец она встала и пошла по едва заметной заброшенной дороге. В какой-то момент ложный рассвет вызвал прилив радости, но она тут же напомнила себе, что день принесет жару. Потом пришел настоящий рассвет, и запели птицы. Она ощутила себя уже не такой одинокой.
Пройденное расстояние? Без понятия.
Верное направление? Почти наверняка.
После рассвета Рени задержалась, чтобы нанести крем на лицо и руки. Одеяло становилось тентом, когда ей удавалось набросить его на голову. В полузабытьи ей показалось, что она видит что-то вдалеке, посреди дороги, там, откуда пришла. Поморгав, она попыталась вглядеться. Животное. Оно сделало несколько шагов, село, сделало еще несколько.
Койот?
Двигается не так.
Кролик?
И на кролика не похоже.
Собака? Да. Может быть.
Когда животное подобралось достаточно близко, она убедилась — и в самом деле небольшая собака, фунтов двадцать, шерсть свалялась. Дикая? Непохоже, раз подошла так близко, однако голод делает ручными многих диких тварей.
Порывшись в сумке, Рени нашла остаток говядины и бросила собаке.
Мясо исчезло в один глоток.
Хотя фляга была почти пустой, она налила воды в маленькую крышку, поставила на землю и отошла. Собака подползла и вылакала воду. Она отдала ей то, что оставалось в галлонной бутыли, каждый наклон вызывал волны боли и головокружения.
— Ты откуда?
Шерсть так свалялась, что даже не определить породу. Помесь пуделя?
Она продолжила путь и вскоре достигла состояния, когда больше не могла оторвать ноги от земли. Вместо этого она волочила их, поднимая пыль и песок, так что он оседал на губах и забивался между зубов. В отупении она протянула руку к рюкзаку, собираясь достать гигиеническую помаду. Рюкзак исчез, позабытый где-то по дороге.
Она оглянулась. Пустыня тянулась на мили. Никаких следов ее вещей, но пес все еще тащится за ней. Повернулась в другую сторону. Все то же самое.
Делать нечего — только идти.
Или упасть.
Рени очнулась на земле, охваченная болью. Откуда-то из настоящей жизни или сна донесся тихий шорох. Тень скользнула над нею, и она разглядела кружащую птицу. Звук от крыльев.
Птица настоящая. Может быть.
ГЛАВА 44
После самоубийства Мориса Дэниел намеренно оставил Рени в покое, но сейчас, сидя дома в свой первый за несколько недель выходной, поддался порыву узнать, как у нее дела, отчасти потому, что чувствовал себя ответственным за вовлечение ее обратно в кошмар, хотя без нее и ее дружбы с Морисом они никогда не узнали бы о причастности Мориса к убийствам Внутренней Империи.
Звонок Рени ушел на голосовую почту, поэтому он набрал Розалинду. Та ответила и сказала, что дочь снова уехала в пустыню. Ничего удивительного, именно этого он и боялся.
— Надеюсь, вы не будете беспокоить ее, — сказала Розалинда.
Конечно нет. Только сначала надо поговорить и удостовериться, что с ней все в порядке. Насколько это возможно в такой жуткой ситуации.
До Рени было сорок пять минут езды при отсутствии пробок и закрытия трассы 62, что время от времени случалось после наводнений, землетрясений и песчаных бурь, этих зловредных стен из песка и пыли, налетавших как густые облака, делая поездки и даже дыхание почти невозможными.
Он дозаправил свой внедорожник на маленькой пустынной заправке, где продавались кактусы и суккуленты. Он выбрал один для Рени. В кабину взял немного еды, заплатил за покупки и поехал дальше мимо разнообразивших пейзаж полей белых ветряков, создающих сюрреалистическую смесь технологии и природы. Спустя двадцать минут он уже ехал по костоломной грунтовке к домику Рени.
Ее пикап стоял у дома.
Он постучал. Ответа не было.
Подергал двери и окна.
Все прочно заперто.
Она могла уехать куда-нибудь с кем-то, но за время их краткого знакомства она ни разу не упоминала никаких друзей или партнеров. На нее столько всего свалилось после того дня, когда он впервые появился и стал давить на нее, чтобы она приняла участие в поисках. Сколько может вынести разум, прежде чем произойдет надлом? И самое главное — не угрожает ли ей опасность от самой себя? Это и тревожило больше всего. Ее психическое состояние. Оставаться в одиночестве посреди пустыни сейчас казалось наихудшим вариантом.
Приняв решение, он достал из машины набор инструментов, отжал замок входной двери и отворил ее. Чисто по привычке он мысленно подобрался, готовясь к трупному запаху. Но в доме пахло только глиной.
Он прошел по дому, увидел ее палатку возле двери, отметил опрятность прибранной кровати, зашел в маленькую ванную, где все казалось лежащим на своих местах. То же самое с кухней. Ни недоеденной пищи, ни мобильника, кошелька или сумки на столе. Ничто не намекало на насилие или внезапные события. И все же его сердце тревожно зачастило, и вскоре он ощутил, как его засасывает назад в то утро, когда он обнаружил, что его мама исчезла. Она была, и теперь ее нет. И он понял, что Рени стала важна для него. Осознание причины своей избыточной реакции помогло взять ее под контроль, по крайней мере частично.
Он обошел домик снаружи. Небольшой, построен из серых шлакоблоков на бетонной плите. Большое окно выходило на котловину. Обойдя дом, на что не потребовалось много времени, он снова запер дверь и подумал, не позвонить ли Габби Саттон. Может, Рени отправилась к ней? Пока он взвешивал разумность такого шага, ему позвонил Гас Уотерс, коронер.
— Помнишь тот старый университетский проект, который мы обсуждали? — спросил Гас. — Пришлось повозиться, но удалось получить разрешение передать тебе основные исходные данные. Хорошо, что я все проверил, потому что, как выясняется, дал тебе неверную информацию. Такое бывает, когда защищают личность участника. В общем, я только что загрузил соответствующие материалы в твою базу данных.
Дэниел поблагодарил его, принес свой ноутбук из машины и сел в металлическое кресло перед домом Рени. Пользуясь хотспотом телефона, зашел в VPN и нашел файл, о котором говорил Гас.
Он кликнул иконку на экране и с удивлением увидел два комплекта снимков мозга, от разных людей. Ему показалось, что он узнал те, что видел в морге. Просветы в передней лобной доле коры, участке, отвечающем за нравственность. На его неискушенный взгляд второй мозг показался тоже не совсем нормальным, но просветы не казались такими серьезными, как на снимках из морга.
Один из комплектов принадлежал Бену Фишеру. На втором стояла фамилия, которую он поначалу не узнал. Потом его словно ударило.
Перед ним была девичья фамилия Розалинды Фишер.
Они оба принимали участие в исследовании. Может быть, даже познакомились там. А необычные снимки мозга принадлежали не Бенджамину. Они принадлежали матери Рени.
ГЛАВА 45
Габби получила от Рени эсэмэску. Она писала, что привезла ей керамику, и спрашивала, можно ли встретиться в парке в Риверсайде, в том самом городке, где Габби училась в колледже, а Бен Фишер преподавал психологию. Не только этот парк, а вообще все парки для нее были невыносимы. Она не ходила в парки. Когда Габби заартачилась, Рени напомнила ей совет ее психотерапевта: «Иногда оказаться лицом к липу с тем, чего боитесь, лишает это силы». Просто деревья и дорожки для бега трусцой. Просто симпатичный парк.
И она доверилась Рени.
Несколько дней назад она была в ужасе от возможной встречи с ней и едва не отказалась. Но после разговора с Рени возникло чувство, что они знают друг друга целую вечность. В каком-то смысле так и было. Они пережили одинаковую травму. Пусть Габби жила как тень, но обе они выжили. Так что возвращение в городок, где на нее напали, может стать следующим шагом. Если Рени думает, что это поможет, Габби готова вытолкнуть себя из зоны комфорта.
Но она не была готова рассказать мужу, что происходит. Вместо этого она надела красное платье и черные колготки и сказала, что встречается с подругой. Муж никогда не задавал лишних вопросов, и это означало, что ей никогда не приходилось слишком много лгать. Сегодня он явно испытал облегчение оттого, что у нее достаточно энергии, чтобы выйти из дома.
Но храбрость вещь смешная. Отвернешься — она может заколебаться и исчезнуть. Несколько раз по дороге в Риверсайд ей приходилось останавливаться, если она видела место для отдыха. Если попадался знак заправки или кофейни, она сворачивала туда. Несколько раз она порывалась позвонить Рени, чтобы та ее поддержала, но всякий раз удерживалась. Ей хотелось быть храброй. Она не хотела ни на кого опираться. Ей хотелось стать больше похожей на Рени.
В городке она доехала по навигатору до зеленой зоны и беговых дорожек. Приехала чуть раньше времени. Сердце колотилось, она списала это на кофе. Припарковавшись на пустой площадке, убедилась, что дверцы заперты, потом постаралась успокоить дыхание, ежеминутно взглядывая на часы в телефоне.