– Спасибо, Майк. Побегу за вещами.
Майк садится за длинный стол, надевает наушники, а я несусь наверх, перескакивая через две ступеньки.
В моей комнате Кеннеди нет. Дверь открыта, но я могу сказать, что там пусто, даже не заходя. А вот дальше по коридору дверь в комнату Лайама нехарактерно приоткрыта, а из-под нее падает тень. Я вижу Кеннеди через дверной проем: она стоит посреди пустого помещения, окруженная темно-зелеными стенами, руки в боки, смотрит вперед, как будто впала в транс. Мне страшно напугать ее, поэтому зову шепотом:
– Кеннеди…
Она все равно подпрыгивает от неожиданности, прежде чем повернуться.
– Извини, – чуть слышно отвечает она.
Захожу и закрываю дверь.
– Все нормально. Этот парень внизу работает с родителями. Он в наушниках, так что нас не слышит. Но скоро придут еще люди.
– Это здесь? – мрачно спрашивает она.
Это здесь. В комнате моего брата. Здесь источник сигнала. Источник всего.
– Да.
И она оглядывает комнату так, как оглядывал ее я: ожидая увидеть нечто большее. Мне стыдно признаваться, что я даже звал Лайама в надежде, что он появится.
Откашливаюсь.
– Я сказал Майку, что уже возвращаюсь в школу, так что…
Она вскидывает бровь, и выражение лица у нее становится слегка озорным и лукавым – словно из глубины на миг проглядывает настоящая Кеннеди, какая она есть на самом деле, если очистить ее от всего случившегося: сигнала, дома, выжигающей изнутри истории.
– Ты поэтому спрашивал, насколько незаметной я умею быть? – спрашивает она, и я смеюсь в ответ.
В итоге я выпускаю Кеннеди через заднюю дверь на кухне. Майк оказался прав: стажеры явились сразу за ним. Дейв и Клара (или Сара?). Клара-Сара наблюдает, как я спускаюсь по лестнице с ноутбуком в руке. На ее лице – узнавание и жалость одновременно. Терпеть не могу. Она одаривает меня милой покровительственной улыбкой. Очень напоминает Эбби: симпатичная, дружелюбная.
– О, привет! – заговаривает она первой. – Ты Нолан, верно?
Дейв смотрит на нее, потом на меня, проводит рукой по рыжим волосам и вновь опускает взгляд. Я едва заметно киваю в ответ и прохожу мимо стола. Последние два года меня воспринимают сквозь призму случившегося, так что я привык к подобному отношению. Клара-Сара ничем не отличается от остальных: стоит, склонив голову набок, скорбно поджала губы, и столько сочувствия во взгляде.
Как говорит Кеннеди, зрителей так и тянет сунуть нос в происходящее. Неужели наша трагедия так привлекательна?
– Ты Сара, да? – спрашиваю я и опираюсь на стол в ожидании, пока Майк заметит меня.
– Клара, – поправляет она.
Дейв подается к нам, не выпуская из рук бумаг, чтобы я, типа, не заметил, как он весь обратился в слух.
– Я тебя помню, – говорю ему, и он вздрагивает, потом медленно кивает.
– Мы были в одной школе, когда…
Когда это случилось. Когда исчез Лайам. Он снова утыкается носом в бумаги.
– Я не был с ним знаком. Но он всегда выглядел очень дружелюбным.
– Угу, – соглашаюсь я.
А то я не знаю, каким был мой брат.
Майк говорит по телефону и не обращает на нас внимания. Наверное, он бы и Кеннеди не заметил, пройди она сейчас мимо.
– Ну, спасибо за помощь, – говорю я, копируя своих родителей.
Клара тянется ко мне через стол, как только я собираюсь уходить.
– Ты в курсе, что мы с Эбби подруги? – спрашивает она, и у меня тут же вспыхивают щеки.
Что Эбби рассказала ей – о Лайаме, обо мне? Знает ли она про письмо с фотографией? Дейв бросает на меня взгляд исподлобья. Наверное, все уже в курсе. Друзья Эбби, полиция, Дейв, который уверен, что знает нас с братом.
– Мне пора на урок, – я отворачиваюсь и выхожу из дома так быстро, что никто не успевает меня окликнуть.
Жду Кеннеди на подъездной дорожке. Затем выруливаю мимо черного внедорожника то ли Дейва, то ли Клары, мимо синей машины Майка – любая из них выглядит гораздо приличнее моей. Становится понятно, что затягивать с мойкой больше нельзя. У всех на заднем стекле наклейка с логотипом организации, которой руководят мои родители. Я от такой отказался. Я же не ходячий рекламный щит. К чему она?
Если можно не привлекать излишнее внимание, я предпочту его не привлекать. Кеннеди садится на пассажирское сиденье и смотрит на меня уже знакомым мне взглядом: ей хочется поруководить.
– Ну, Кеннеди, куда теперь?
– Мне бы велик забрать. Ты можешь подвезти меня до дома, а дальше я сама вернусь к Джо. Как ты имел шанс убедится, я умею быть незаметной, так что смогу проскочить в дом, чтобы покупатели не заметили.
– На велосипеде же далеко?
Она пожимает плечами.
– Я проделываю это путь каждые несколько ночей.
– Погоди, а спишь ты когда?
– Короткими промежутками, Нолан. Раз – и поспала немного. Возвращаюсь из школы и ложусь спать, пока Джо не придет на обед. Кажется, я его убедила, что у всех девушек-подростков так.
– Давай я лучше тебя отвезу?
Она ерзает на сиденье, но молчит. И тогда я повторяю свое предложение, но уже без вопросительной интонации. Ей остается только согласиться.
– Хватит крутить педали. Вечером я отвезу тебя за вещами. И буду возить, куда тебе нужно. По крайней мере, пока мы не решим задачку. Договорились?
– Ты тоже решил перейти на рваный сон? – интересуется она, и я воспринимаю ее вопрос как согласие.
Она спросила меня, верю ли я, что Вселенная разговаривает с нами. По правде, в этом что-то есть. С фактами не поспоришь: мы оба получили сигнал, который нас связал; она пришла ко мне домой и опознала фото. Так что речь не о шансе, речь о цели.
Вот что я думаю: сигнал – не послание, а знак. Ключ, который передал мне брат, застрявший между мирами, ключ, указывающий мне, в каком направлении двигаться. И прямо сейчас этот ключ велит следовать за Кеннеди Джонс и помогать ей. Тогда я найду еще один знак, а потом еще один, а потом мы найдем Лайама.
27Кеннеди
«Уже иду». «Еще нет». «Теперь точно иду». Да уж, мои сообщения Нолану – явно не образец многословия. И его ничуть не лучше. «Я на месте», – написал он пять минут назад. «То есть за углом», – прилетело следом.
Последние пять минут я пыталась убедиться, что Джо действительно спит, а не просто пялится в потолок в темноте. Джо явился домой под вечер: я как раз рухнула поспать перед поездкой. А когда он постучался ко мне в спальню извиниться, что так припозднился, потому что «его задержали» и т. д. и т. п., я изо всех сил старалась не выглядеть заспанной. Но, видно, не преуспела, потому что Джо спросил, не приболела ли я.
С тех пор я неотрывно смотрю на часы. Джо улегся только после полуночи, в доме стало темно и тихо. Я засекла еще двадцать минут. Когда я заглянула к Джо в комнату, он не шевелился. Вот теперь пора. В этот раз я без велосипеда, и все воспринимается по-другому: я нервничаю сильнее обычного, выскальзывая из дома посреди ночи. Затем бегу до угла, где ждет Нолан.
Как только открываю пассажирскую дверь, в салоне загорается свет, и Нолан щурится.
– Привет, – говорит он.
– Да ты нашел самое жуткое место на улице! Он закатывает глаза. Судя по всему, вздремнул, пока меня ждал. Еще не успел собраться, понять, где он и кто он, поэтому черты лица кажутся мягче.
– Знаешь, гораздо лучше, чем если кто-то вызовет полицию, потому что у него под фонарем припарковалась раздолбанная машина.
– Ладно, ладно, – соглашаюсь я. – Едем.
– Эй, Кеннеди, выдохни, – говорит он, толкая меня правой рукой в плечо, пока рулит левой, и я улыбаюсь в ответ на его чуть заметную улыбку, пока глаза привыкают к темноте.
Ночью дорога, идущая через лес и поля без всяких съездов, совершенно пустынна.
– Поверить не могу, что ты тут ездила в темноте на велосипеде, – бормочет Нолан.
Обочина действительно узкая; иногда она переходит в заросшую травой канаву, но из машины выглядит гораздо хуже, чем на самом деле.
– Да здесь никто не ездит ночью.
– Никакой разницы, – говорит он, сильнее сжимая руль.
В этот раз Нолан успевает сбросить скорость перед моим поворотом.
– Выключи фары, – прошу я, когда он съезжает с главной дороги.
– Что? И не подумаю. Я ж не хочу вписаться в дерево.
– Просто езжай очень медленно. А если кто-нибудь позвонит Джо и скажет, что в доме люди?
– На дворе час ночи, это твоя собственность, – напоминает он, а затем вздыхает. – Я подумаю, когда подъедем ближе к дому. Идет?
Я не дышу, пока мы не оказываемся напротив крыльца и Нолан не гасит фары. Дом в тени, луна прячется за тучами. Мы стараемся бесшумно выйти из машины, но из этого мало что получается, потому что под ногами камни и комья земли. У меня с собой фонарик, и я привычно свечу им прямо в землю, так что со стороны его не заметить – только если подойти вплотную. Велосипед по-прежнему спрятан под крыльцом, и я шепотом благодарю неведомые силы, которые уберегли его от внимания потенциальных покупателей.
Нолан умеет оставаться незаметным далеко не так хорошо, как ему кажется: он слишком громко хлопнул дверью, шагает слишком тяжело, все время пинает гравий.
– Тсс, – шикаю я.
– А?
Показываю на его ноги, на землю. В принципе, проблема одна – он сам. Слишком приметный малый. И оставляет много следов. Так что я перестаю об этом беспокоиться и просто надеюсь, что все обойдется.
Мы подходим к сараю. Дверь со скрипом открывается.
– Я думал, мы только за великом пришли, – шепчет Нолан.
– Раз уж мы здесь, то я сниму показания, – говорю я и захожу.
Нолан машинально нажимает на выключатель на стене, но я быстро вырубаю свет.
– Доверься мне, – шепчу я, помня о Марко, Лидии и Саттоне, которые здесь постоянно отираются.
Включаю монитор, света которого вполне достаточно. Лицо Нолана приобретает желтоватый оттенок, он быстро осматривает помещение.
– Это что за место? – снова шепотом спрашивает он.
– Компьютерный сарай. Раньше здесь был просто сарай. А до этого – конюшня.