– Понятно, – отвечает он, как будто я сообщила само собой разумеющиеся вещи.
Я выгружаю все данные, копирую их на флешку, затем показываю на коробку с вещами Элиота, которая стоит здесь со времени визита Лидии.
– Можем ее забрать? – спрашиваю я.
Раз уж мы на машине, то грех этим не воспользоваться. А сейчас мне нужно немного времени, чтобы еще раз все проверить.
– Конечно, – отвечает Нолан и подхватывает коробку. Останавливается возле выхода. Ждет: или меня, или фонарик.
– Пару секунд.
Я заканчиваю, выключаю технику и выхожу за ним на улицу. У крыльца беру велосипед и веду его к машине. Нолан открывает багажник, и в уголке рядом с его оборудованием я замечаю бейсбольную биту. Он отодвигает свои вещи, чтобы влезла коробка Элиота, затем достает пару тросиков, чтобы закрепить мой велосипед.
– Готова? – спрашивает Нолан, захлопывая багажник.
Но я смотрю на дом, затем на машину.
– В доме есть еще пара вещей, которые я бы забрала.
Он кивает не сразу.
– Тебе не обязательно заходить внутрь.
– Я там уже был.
Я бросаю на него косой взгляд. Я знала, что он был возле моего дома, но внутри?
– Да, извини. – И поднимает обе руки вверх, словно сдается.
– Ладно, чего уж там. Я тебе по всему стеклу отпечатки оставила, чтоб ты больше не совался сюда, – сообщаю я, раз уж у нас ночь признаний.
– Я догадывался.
Даже в темноте видно, что Нолан улыбается.
Он обходит со мной дом, но у окна в комнату Элиота мешкает, будто собирается передумать. Неужели скажет, что подождет снаружи? Но он все же карабкается со мной. Внутри он застывает. В темноте все выглядит иначе, я же понимаю. Нолан стоит напротив меня: тень в темном доме.
– Пойдем, – зову я.
– Ничего не вижу.
– Извини, свет нельзя зажигать, нас заметят.
– Опять пытаешься нагнать на меня страху?
Я пересекаю комнату и беру его за руку, тяну за собой. Сухая ладонь Нолана смыкается с моей, наши пальцы переплетаются, как будто так было всегда. Хорошо, что, оказавшись в одной связке, мы идем в темноте. И хорошо, что моя рука лежит в его руке: сейчас это не я его поддерживаю, а он меня. Запах краски, лестница – Сумеречный дом надвигается.
Свободной рукой берусь за перила. И ничего не слышу. Даже звука дыхания. Нолан знает, что здесь произошло. Должен знать. Он ступает за мной следом в гробовой тишине. Наверху я наконец включаю фонарик и свечу им в разные стороны. Справа чердак – место для отдыха. Слева – кладовка, где хранятся вещи Элиота. Мы с Ноланом встречаемся взглядами.
– Как думаешь, это все влезет в твою машину?
Заднее сиденье забито коробками с вещами Элиота: раз он не хочет со мной говорить, то я попытаюсь разобраться в его планах, его мыслях. Может, найду какую-нибудь запись про запуск программы четвертого декабря. Может, выясню, как он познакомился с тем пареньком, фото которого висит у Нолана на стене. Где-то должны быть ответы.
Я знаю, что это далеко не все вещи: многое забрала полиция в качестве вещественных доказательств и улик. А эти перенесли в кладовку и в сарай, когда после полиции появилась риелторша и привела клининговую компанию.
Машину Нолана мы ставим за углом, где он меня и забирал, и медленно, одну за одной носим коробки под окно моей спальни. Я планирую перетащить их внутрь, после того как Джо встанет и пойдет в душ, чтобы он не услышал грохот за соседней стенкой. Когда мы опускаем последние коробки, на улице включается свет, задняя дверь распахивается и на пороге появляется Джо в спортивных шортах и футболке. Он смотрит на нас налитыми кровью глазами. И не понять, то ли мы только что разбудили его, то ли он давно не спит.
Он переводит взгляд с меня на Нолана и обратно. Нолан ставит последнюю коробку.
– Ну, мне пора, – говорит он.
– Да, тебе пора, – произносит Джо тоном, которого я раньше никогда не слышала.
Нолан одними губами произносит: «Извини». Я смотрю, как он идет к машине на углу, когда Джо вдруг начинает орать:
– Это еще что? Какого черта здесь происходит?
– Это вещи Элиота, – отвечаю я, прекрасно понимая, что он и так в курсе, потому что все коробки подписаны черным маркером.
– Где ты их взяла?
Я молчу. Он вскидывает руки, разворачивается и уходит в дом.
– Джо, – зову я и иду за ним.
Он останавливается в холле и жестом просит меня не приближаться.
– То есть ты сбегаешь среди ночи с каким-то пацаном и отправляешься с ним на увеселительную прогулку в свой старый дом?
– Он не какой-то пацан, Джо. Все не так.
– О, как я рад, что все не так, Кеннеди! А как? Давай! Рассказывай. Ты из-за него прогуливаешь школу?
Я застываю на месте. Он кивает, очень напряженно кивает.
– Да, звонили из школы. Они позвонили, и я решил, что ты приболела, потому и выглядела неважно, когда я пришел домой. В школе я сказал, что ты плохо себя чувствуешь. Подумал, что сам виноват, недоглядел, а ты, значит, собралась на свиданку со своим парнем…
– Нолан. Его зовут Нолан. – Джо удивленно смотрит на меня. – Я собиралась встретиться с Ноланом, потому что что-то происходит, Джо. В моем доме. Происходит то, чего мы не ожидали.
– Кеннеди, остановись. Я же не знаю, как тебе помочь, – говорит Джо, обхватив голову руками.
– Для начала не продавай дом!
Он набирает воздух в грудь, медленно выдыхает.
– Ты наказана. Неделя домашнего ареста. В школу и обратно, ясно?
Я мотаю головой:
– Ты не имеешь права.
– Имею. И телефон заберу, если будешь спорить.
Я умолкаю. У нас были правила: не прогуливать школу, не водить парней. Делаю вид, что сама виновата. Виноват не сигнал, не фотография, не Элиот за решеткой – просто ночное свидание.
– Джо, ну пожалуйста…
– Кеннеди, иди в постель, немедленно.
Я подчиняюсь, но только потому, что сейчас не время сопротивляться. А когда время придет, мне понадобится телефон.
28Нолан
«Меня наказали на неделю», – написала Кеннеди на следующий день. Если моим домашним и сообщили, что меня вчера не было в школе, то никто не обратил внимания.
Да и, судя по виду родителей сегодня утром, информация о моем прогуле вряд ли вошла бы в «Топ-10 важных новостей».
Вернувшись домой после уроков, я застаю там Дейва, Клару, Майка и следы их дежурства: три банки от энергетиков, две упаковки от сэндвичей, открытую пачку чипсов. Чувствую на себе взгляд Клары, когда прохожу мимо, но не реагирую. Подхожу к Майку и стучу по столу, чтобы он меня заметил. Он напоминает старшеклассника, который всю ночь просидел за учебниками, только вот ему сорок, и он всегда такой. Иногда я думаю, не грозит ли мне подобная участь: участь брата, оставшегося на вторых ролях, участь человека, посвятившего себя поискам. Господи, я обязан его найти.
Майк смотрит на меня, но наушники не снимает.
– Родители? – спрашиваю я.
Он молча показывает на наушники. Возможно, слушает важное сообщение. На мой вопрос отвечает Дейв:
– Они уехали с каким-то типом в костюме. – Закрываю глаза: агент Лоуэлл. – Думаю, по поводу фотки.
Да, Дейв у нас мастер подслушивать. Клара оживляется и хочет что-то сказать, но тут в дом заходят родители. Вид у них совершенно растерянный. Они благодарят добровольцев и просят извинить их за то, что сегодня не смогут работать. Мама бросает сумку на диван, идет к раковине и пьет прямо из-под крана. Хмурюсь – обычно она так себя не ведет.
Теперь с толку сбит я. Подпрыгиваю от неожиданности, когда на плечо ложится отцовская рука, затем напрягаюсь. А вот это очень похоже на отца. И рука на плече пугает меня гораздо больше, чем странное мамино поведение, потому что расшифровывается следующим образом: «Нолан, мы должны тебе кое-что сказать».
– Папа, – начинаю я, чтобы не дать ему завести разговор, из которого потом будет не вырваться. Я ведь потому и искал его, когда вернулся из школы.
Веду его в кухню и показываю на новую фотку.
– Вот этот паренек, пап… вчера ко мне приходила знакомая, она видела его здесь неподалеку.
Он прищуривается, подходит ближе, всматривается в подписи. Если его и удивляет мысль о том, что в их отсутствие я приводил в дом девушку, то виду он не подает.
– Хантер Лонг, – медленно произносит он, будто достает папку с информацией с самой далекой полки в голове. – Здесь? Она уверена? Когда это было?
– Осенью.
Он кивает.
– Маловероятно. Но мы отметим у себя. Дай мне завтра ее имя.
Но я вижу, что судьба Хантера Лонга в настоящий момент его мало заботит. Обычно, если поступает хоть крупица информации, родители начинают двигаться быстрее, глаза у них загораются, потому что появляется надежда. А сейчас отец отворачивается от фото и тяжело вздыхает.
– Нолан, нам нужно тебе кое-что сказать.
Желудок сжимается. Нет смысла откладывать неизбежное, но в голове все же зреет план, как смотаться отсюда. Пячусь, пока не оказываюсь между столовой и гостиной. Говорю:
– Угу.
– Судя по всему, фото Лайама – настоящее. То есть оно – доказательство.
Появляется мама. Глаза мокрые. Она идет как-то неровно, ее кренит вправо. Пила?
– Доказательство чего?
– Доказательство того, что он исчез не в парке, – говорит мама, по-прежнему блуждая взглядом где-то далеко.
Я мотаю головой. Это обязан быть парк! Я же все к нему привязал. Все проверки. Все поиски. Брат и собака исчезли без следа. В лесу, про который ходит столько страшных историй, в лесу, нафаршированном привидениями. Там же трещина во Вселенной. Все случилось против его воли. Он бы никогда сам не ушел, не предупредив нас.
Кружится голова. Мир накренился. Ориентация в пространстве утрачена. Они ошибаются. Ошибаются.
– Фото специально для нас сильно увеличили, – говорит папа. – Агент Лоуэлл просит всех еще раз его хорошо изучить. Подумать, где оно могло быть сделано.
Комната вращается. Кажется, я падаю. Будто землю выбили из-под ног.