Время шло. Он думал. На столе он увидел непримечательную визитку белого цвета, больше похожую на клочок мятой бумаги. «Виктор Превальский. Старший следователь» и номер телефона. Как бы Альберт ни не хотел огласки и впутывания полиции в это все, никаких других вариантов для него больше не было.
Он ждал еще пять минут. Без одной минуты двенадцать доктор вышел из кабинета, закрыв его на ключ.
Марк слышал приближающиеся шаги. Раз… два… раз… два…
Альберт шел медленно, прокручивая в голове лишь одну мысль: «Как найти Сашу». Он обреченно сжимал мятую бумажку в кулаке с телефоном следователя.
Он открыл дверь. Марк лежал, прикованный к кровати. Его лицо было каким-то зловещим. Он был похож на волка, скованного цепями. Он был бесстрашен и молчалив. Альберт уже знал, что Марк ничего не скажет ему, но все же вопрос задал:
– Где моя дочь, Марк? У тебя было время подумать.
Альберт ничего не услышал в ответ. Но Марк кричал. Молча. Внутри себя во все горло, разрывая связки.
Пустота. Альберт без Саши ощутил себя в полнейшем одиночестве. Он также медленно вышел из палаты, прикрыв за собой дверь и пошел в сторону своего кабинета. Сел за стол и расправил перед собой еще более смятую бумажку. Краситель на визитке местами осыпался от вспотевших ладоней.
Альберт набрал номер Виктора.
– Это Альберт Герц. Отец Александры Герц, заведующей психиатрической клиникой.
– Так-так, – голос Виктора был очень заинтересованным. – Я слушаю.
– У меня осталась визитка, когда сюда приезжали сотрудники насчет Марка Берна, – он сделал продолжительную паузу, перед тем как все же озвучить свои мысли.
Виктор не торопил его. Он вслушивался в каждый звук и давал собеседнику обдумать то, что он хочет сказать.
– Марк Берн здесь. Он напал на меня, но сейчас его обезвредили и поместили в палату.
– Марк Берн? Так, давайте поподробней.
– Он приехал сюда на Сашиной машине. Он где-то держит ее, он показал мне. Я хотел все сам выяснить, понимаете? Мне дорога моя дочь, но он даже сейчас не признается, он шантажирует меня!
– Никуда не уходите. Держите со мной связь и следите за Берном, чтобы он не сбежал. Мы скоро приедем. Чем он шантажирует?
– Он хочет, чтобы я взял вину за убийство Софи Лозар, взамен на адрес, где находится Саша. Я не знаю, зачем ему это нужно. Могу предположить, что он хочет избежать наказания за то, что совершил. Но сейчас он не говорит о Софи, он пытается выстроить в своей голове какой-то план. Требует взять вину за ее убийство. И неважно, кто это будет: я или моя дочь. Такие условия. Он считает, что мы виноваты. Да, Марк Берн болен, и Саша действительно упустила многие моменты. Она бросила его лечение, но этого, видимо, хватило для того, чтобы он что-то вспомнил. И я виню себя за то, что не довел его сам до конца. Сейчас он в острой стадии, нестабилен. Марк, может быть, и не знает, что произошло, но инстинктивно чувствует, что приложил к этому руку. Ищет виноватых, чтобы не дать своему сознанию пробудить истинные воспоминания о каких-то страшных для него событиях. Он считает, что Саша могла бы раньше помочь ему найти Софи. А сейчас Марк просто очень боится. Как правды, так и ответственности. Понять, кто такой Марк Берн, можно, только если залезть ему в голову. Ему нужно срочное лечение, и тогда по ниточке мы сможем вытащить из него всю информацию. Его нужно оставить здесь. А сейчас, Виктор, прошу вас, помогите найти мою дочь! И пожалуйста, действуйте мягко. Я еще раз повторюсь, Марк нестабилен. Сейчас нельзя допустить никаких провалов в его памяти. Он знает, где Саша. И должен знать, где Софи.
– Ждите нас. И, еще раз повторюсь, проследите за ним!
Глава 49
Это страшное утро началось у Саши, как только проснулись птицы. Она быстро сбегала по ступеням с верхнего этажа этого дома, цепляясь за перила. Никакого лифта. Она старалась как можно быстрее покинуть это место.
Вылетела на улицу, в лицо ударила утренняя осенняя прохлада. Она бежала как можно дальше от этого дома. Каблуки проваливались в песок, идти было неудобно.
Сейчас она стояла на берегу шумного и недружелюбного в этот момент моря. Погода оставалась такой же дикой, как и вчера. Она не чувствовала, как холодный ветер, поднимая мелкие песчинки, хлестал ее по лицу. Глаза, полные соленой воды, водопадом выплеснули слезы на ее холодное и раскрасневшееся лицо, сопровождая этот момент громким и протяжным всхлипом, едва удерживаемым ранее. Слезы обрушивались на лицо и безостановочно продолжали свой путь, спускаясь по острому подбородку на шею и ниже.
Она не могла остановиться. Всхлипы перерастали в крики, которые из-за шума разбивающихся о берег волн было совершенно не слышно. Она рухнула на колени, не справившись со своей болью, и не считала минут, сколько так простояла. Все, что было у нее внутри, весь шарм и вся ее неприступность сломились. Она стояла на коленях и чувствовала, что вся ее жизнь – бумажка, красивый шелестящий фантик, внутри которого нельзя было найти ничего съедобного. Она понимала, что многое упустила и что сейчас ей выпал последний шанс снять с себя эту обертку. Она не знала, радоваться ей или плакать. Когда приходит глобальное переосмысление своей сущности, сложно оставаться независимым психологом. Мысли и чувства путались. Она почувствовала, как кто-то подошел сзади и крепко обнял за плечи.
Гретта. Она бежала к ней, спотыкаясь о гладкие ветки и почерневшую тину, выброшенные морем на берег. Она бежала к Саше и понимала, что с ней произошло что-то страшное.
До этого дня она не могла даже себе представить такое – увидеть ее в таком виде. Лицо все в ссадинах и синяках. Кровоподтеки.
У Гретты был испуганный и непонимающий взгляд. Когда она добралась до Саши, у той уже была настоящая истерика. Гретта взглянула на ее лицо. Тушь и все, что оставалось от макияжа, смешалось на ее лице вместе со слезами и песком. Она, не говоря ни слова, обняла тонкое тельце еще крепче, прижав по-матерински к себе эту девочку.
Гретта просидела с Сашей в таком положении больше минуты, не смея ослабить свои руки. Она привстала и, пытаясь подхватить ее, произнесла:
– Вставай-вставай, моя девочка, давай, пойдем со мной скорее. Все будет хорошо.
Гретта, обняв Сашу, словно крылом маленького цыпленка, неспешно вела ее в сторону лестницы к своей машине.
Саша была слабой и опустошенной. Гретта не стала сейчас выяснять все подробности, она достала из багажника один из теплых пледов и, усадив Сашу на переднее сидение рядом с собой, укрыла ее.
– Все будет хорошо, моя девочка. Что бы ни случилось, я всегда тебе помогу, ты ведь это знаешь. Я не буду тебя ни о чем расспрашивать. Сейчас поедем ко мне. Налью тебе горячего чаю, и, если захочешь, расскажешь мне все, – Гретта говорила мягко и без лишних слов, чтобы не вывести Сашу на слезы, которые, впрочем, не собирались останавливаться.
Дорога не заняла много времени. Пока они ехали, Саша, отвернувшись к своему окну, смотрела сквозь холодное стекло на серое небо, которое вот-вот выльет на землю всю воду темных туч.
Начинался дождь. Красные от слез и ветра глаза упрямо и неотрывно пялились вверх, а сердце Гретты разрывалось на части. Как давно она знает эту девочку… Сильную, вольную и всегда решительную.
Она представить не могла, что произошло, и произнесла вслух в знак поддержки:
– Главное, что ты жива и здорова, милая!
Но в ответ боковым зрением уловила лишь покачивание головой и еле слышное глухое:
– Нет.
Саша понимала, что диалога не избежать и ей придется все рассказать Гретте с самого начала и до конца. Она не привыкла изливать душу, скорее наоборот. И это было для нее невероятно сложно.
Когда они вошли в дом, их встретила свора кошек. Но, как ни странно, ужасного для такого количества животных запаха не было.
Саша не особо любила ни кошек, ни собак, точнее, она их остерегалась и не считала нужным вообще кого-то заводить, тратя на это свое время. Домашний уют и забота о ком-то были очень далеки для нее. Работа, новые знания, постоянные практики и обучение – вот что было в приоритете.
– Раздевайся, дорогая, проходи, – произнесла Гретта, видя, как Саша стоит, прилипнув к дверному проему, – они добрые, они не тронут тебя, проходи.
– Да, хорошо, – первые разборчивые слова, которые она смогла произнести, утирая шарфом последние слезы.
Гретта заварила травяной чай, и они сели за стол. Саша нервничала и не знала, с чего начать. Она знала, что Гретта не будет ее торопить, но ее уже ломало так, что хотелось всю боль, все то, что было внутри, вытащить из себя клещами.
– Что с тобой произошло? Где ты была? Сашенька… – Гретта не успела договорить, как Саша снова заплакала. Разговор был неизбежен.
Глава 50
Он навещал Софи только для того, чтобы проверить ее состояние. Она уже точно знала, сколько шагов он делает, чтобы дойти до нее.
Каждый раз, когда она слышала их приближение, она анализировала любое его действие, прорабатывая план. А он был молчалив, глаза выражали безразличие, тонко граничащее с безнадежной жестокостью.
Софи смотрела ему в глаза и не понимала, почему он так спокоен. В них не было страха. В них не было жажды и больного интереса. В них не было ничего. Только равнодушный холод и лед. И это больше всего пугало ее. Лишь иногда, когда он ловил на себе ее взгляд, он мог состроить унизительную гримасу из презрения к ней. Но тут же отворачивался и уходил, не собираясь вести с ней диалог. Белые, как утренний снег, белки глаз, сочетаясь с его одеждой, контрастировали на фоне этих темных стен.
Он не трогал Софи, он не делал ей больно, но каждый раз, когда он приходил, она испытывала ужас, зная, чем все закончится, хоть он никогда и не говорил ей об этом.
Он приносил еду. Иногда даже горячую. Сегодня, например, был омлет с сыром и овощами, свежевыжатый сок и фрукты. Ей приходилось играть по его правилам. Она ела и не устраивала забастовок. Ей приходилось идти на контакт, она не могла подвергнуть риску своего ребенка. Она привыкла к нему. И, независимо от всего, материнский инстинкт помогал бережно хранить в себе нового человека.