— Ну, тебе же нужно научиться пользоваться своим пистолетом.
Я удивлённо поворачиваю голову. Нейт отскакивает в сторону, когда я оборачиваюсь, нечаянно направляя дуло на него.
— Воу-воу! — отворачивая от себя пистолет обратно к мишеням, восклицает он. — Он же заряжен, крошка! Никогда не наводи заряженный пистолет в сторону мирных людей больше. Особенно на меня.
— В смысле «своим пистолетом»? — игнорирую его я, задавая свой вопрос.
— Я дарю тебе этот пистолет. Но Гаю ни слова.
— Зачем он мне? Я даже не умею им пользоваться.
— А для чего тогда рядом с тобой существую я?
Он улыбается, я улыбаюсь в ответ, возвращая взгляд на серебристый пистолет в своей руке. Вряд ли Гаю понравится то, что я могу носить при себе везде оружие, хотя с другой стороны он должен был бы наоборот сам вручить мне средство защиты. На всякий случай.
— Ладно, — киваю я, в голове пытаясь придумать управу на свой новый подарочек. Весьма неожиданный подарочек. — Так на чём мы остановились?
— Ты хотела пристрелить меня.
Закатываю глаза, выставляя руки перед собой вновь. Делаю, как и советовал Нейт: целюсь при помощи целика и мушки. Палец дрожит на спусковом крючке, волнение накрывает меня с новой силой. Я точно знаю, что в пистолетах бывает отдача, но какой силы отдача этого оружия я не знаю, а потому хватаю его ещё крепче. Делаю вздох, задерживая дыхание. Так мои шансы попасть возрастают; когда цель перед глазами неподвижна и не дрожит.
Наконец, когда я собираюсь с силами, я нажимаю на спусковой крючок, и раздаётся выстрел. Правда, из-за наушников его было плохо слышно, но вот руки точно почувствовали отдачу и вибрацию. Меня не сильно дёрнуло, из-за моей стальной хватки, и я тут же уставилась на мишень.
Полное разочарование...
— Блин! — ругаюсь я, махнув рукой. — Ну почему я такая косая?!
— Ты серьёзно? — смеётся Нейт. — Ты впервые в жизни взяла в руки пистолет. На первый раз это очень неплохо.
— Не впервые.
Он удивляется и не скрывает этого.
— Мой дядя ведь полицейский, — поясняю я. — Джозеф пару раз давал нам с Диланом пострелять, когда приходил в гости. Мы стреляли в тайне от мамы.
Нейт снова улыбается, а я грущу при воспоминаниях о семье. Мне стоило бы придумать что-то и снова их увидеть. Может, даже разобраться в ситуации с матерью Гая и папой.
Мне всё ещё кажется, что здесь что-то не чисто.
— Давай ещё потренируемся? — предлагает Нейт.
Во мне зажигается азарт. Просыпается желание ещё раз выстрелить, поэтому я совсем-совсем не против. Вновь встав за стойкой, я прицеливаюсь. Полностью готова стрелять.
— Расскажи о себе, Нейти, — прошу я, целясь вновь. — Твои родители знают о том, что ты работаешь у мафии? Как они вообще отнеслись к этому?
Пару минут длится молчание. Я даже успеваю решить, что Нейт вдруг куда-то испарился, но поворачивая голову, убеждаюсь в том, что он всё ещё стоит рядом. На его лице лёгкая растерянная улыбка, потом он чешет затылок и говорит:
— У меня нет родителей... Вернее, они, конечно, где-то, наверное, и есть, но... Я никогда их не видел.
От неожиданности услышать нечто подобное, я опускаю пистолет и поворачиваюсь к нему всем телом, снимая наушники. Нейт тем временем продолжает:
— Я рос в приюте. Когда мне было три месяца, меня случайно нашли в корзине около мусорного бака.
У меня холодеет от ужаса всё тело. Мне действительно кажется, что вся моя душа вдруг превратилась в ледышку.
— Ох... мне очень... очень жаль, Нейти, — говорю я, испытывая при этом неловкость. Не знаю, звучу ли нормально.
Нейт отмахивается:
— Да не парься, крошка! Всё нормально. Я же их никогда не знал, так что мне даже грустить не за чем... И не за кем.
И хоть он говорит это весёлым непринужденным тоном, голубые глаза меня не обманут. Глаза редко когда вообще обманывают.
А сейчас его глаза — самое грустное, что я когда-либо видела.
* * *
Хоть мы должны ехать на нежеланный ужин, на который нас пригласили под угрозой, я всё же одеваюсь понаряднее, чтобы соответствовать своему новому статусу. Я и раньше носила исключительно дорогие вещи, но они больше смахивали на одеяния фарфоровых кукол. Сейчас же я выгляжу как женщина. Опасная и уверенная в себе.
Чёрное длинное платье, расшитое золотыми нитями, облегает мою фигуру очень роскошно. Его вместе с косметикой привёз Зайд. Не знаю, откуда, но и спрашивать я не стала. Причина такая же: мне кажется, Зайд Парса может достать всё, что угодно, откуда ты только захочешь. Я расчёсываю свои короткие чёрные волосы, подкрашиваю лицо, стараясь скрыть под пудрой свои ссадины и синяки, и подолгу ещё гляжу на своё отражение, с которого на меня в ответ смотрит вовсе не Каталина Норвуд, а Каталина Харкнесс. Это чувствуется очень отчётливо.
А потом мы залезаем в машину Гая и едем по нужному адресу. Я едва ли не дрожу от ужаса и смешавшегося в нём волнения. Меня едва не вырывает от перспективы снова встретиться лицом к лицу с Вистаном Харкнессом, но на этот раз в качестве не скрывающихся врагов.
И уже спустя полчаса к назначенному времени мы всё же доезжаем до поместья Харкнессов — до большого жилища с огоньками в окнах и устрашающей охраной у ворот. Они пропускают нас без вопросов.
Я стараюсь не наступать на больную ногу, пока иду по ступенькам, а Гай крепко держит меня за руку. Я дышу слишком громко, глядя на разглядывающих меня охранников и горничных, проходящих мимо.
— Никто не тронет тебя, — говорит Гай, сжимая мне ладонь. — Только не тогда, когда ты моя жена.
Его жена. Я и в правду его жена, и этот факт снова прокручивается у меня в голове. Свадьбы не было, но по бумагам я всё-таки официально его жена.
Когда мы входим в просторный зал, в нас летят несколько мужских взглядов, состоящих будто из стали. Могильные карты вообще не скупы на взгляды. Члены мафии, сидящие за накрытым столом, тут же в любопытстве осматривают меня с ног до головы, желая, наверное, понять, собираются ли принимать меня как нового члена из правящей верхушки или я всё ещё чужая. У меня сводит всё тело, потому что я ощущаю, что нахожусь в эпицентре всего криминала.
За столом собралась вся элита, обладатели серебряных карт, близкие друзья Вистана. Я вспоминаю, что одного из них в торговом центре убил Гай, а потом задумываюсь: неужели отец оставит это без типичного для него наказания.
— А вот и мой дорогой сынок и прелестница-невестка! — Вистан привстаёт с места, разводя руки в стороны, будто собираясь нас обнять.
Я изнутри вся каменею. То ли от страха, от ли от гнева.
Гай ведёт меня к краю стола, выдвигая стул. В воздух от тарелок с разными блюдами поднимается пар. Вистан не сводит с меня глаз.
— Чудно выглядишь, моя дорогая, — говорит он таким тоном, словно действительно считает меня дорогой.
— Не могу того же сказать о вас, — язвлю я с улыбкой.
Но на самом деле я вру. Потому что Вистан Харкнесс, каким бы ублюдком он не был, очень хорошо сложен и достаточно привлекателен для своих лет. Некоторые черты его лица приобрёл себе Гай, поэтому моментами во взгляде Вистана я вижу именно Гая. На главе английской мафии, как и полагается, сидит строгий элегантный смокинг, туфли идеально чищены, на шее красуется глаженный до совершенства галстук.
— Вот, друзья мои! — вдруг торжественно объявляет он. — Полюбуйтесь на предателя и на его жену, отец которой жестоко убил Натали несколько лет назад. Поразительно, как быстро он забыл о матери... Вернее, о том сгнившем обожжённом теле, которое выкинули у порога нашего дома как кусок мяса.
Я вижу, как лицо Гая искажается. Ему словно стало плохо. У меня стискиваются под столом кулаки, а брови почти уже сводятся вместе. Но я не говорю ни слова. Пока я терплю.
— Наверное, стоило бы мне взять сигару из своей любимой коллекции и обновить доску наказаний. Как думаешь, Гай?
Вокруг — мужчины с серебряными картами в нагрудных карманах сурово глядят на нас. В некоторых взглядах показывается любопытство, в других — какое-то озорство. Но факт остаётся фактом: никто из них не равнодушен к происходящей ситуации.
— Или, может, я должен взять твою жену и сделать с ней тоже самое, что сделал её отец с Натали? — Вистан гулко хохочет, будто сказав что-то очень смешное. — Эх, нет. Не могу, пока она твоя жена. Верно? Я ведь уважаю то, что оставили нам наши предки. В отличие от тебя, жалкий сопливый мальчик.
— Заткнитесь! — не выдерживаю я, ударив рукой по столу.
Мужчины в удивлении почти синхронно поднимают брови. Один Вистан сидит довольный, с заметной на губах ухмылкой.
— Я сказал что-то не то, милая невестка? Неужели обидел тебя, солнце моё?
У меня вскипает от злости кровь. Будь моя воля, я бы вырвала ему сердце из груди. Гай рядом со мной почти не дышит. Я вижу лишь остекленевший взгляд, прикованный куда-то в одну точку.
— Зачем ты нас звал? — спрашивает он, и голос звучит так, будто говорящего лишили всех чувств и эмоций.
Его рука ложится мне на колено, и он легонько его сжимает, будто таким образом оказывая какую-то поддержку. Хотя в поддержке нуждается сейчас именно он.
— Хотел посмотреть, на кого ты променял любовь к матери, — ядовито выдаёт Вистан. — Что эта девочка сделала такого, чтобы забыть о матери, вырастившей тебя?
Я вспоминаю об ужасной судьбе, выпавшей на долю Натали Харкнесс, и меня едва не вырывает от этого количества лицемерия, которым полны слова Вистана.
— А что такого сделала четырнадцатилетняя девочка, чтобы похищать её и держать затем долгие годы на привязи? — спрашиваю я, повышая голос почти до такой степени, что он, скорее всего, слышен в соседних комнатах.
Вистан смотрит на меня как на будущую жертву. Его взгляд полон презрения и одновременно с тем наслаждения от одного лишь моего вида. А он видит во мне ничто иное, как маленькую девочку, которую можно легко запугать.
— Вот о тебе мне хотелось бы поговорить побольше, — произносит он, вставая со стула. Он идёт вдоль длинного стола, на пальце сверкает перстень, почти такой же, какие носят короли. — Я видел, что ты сделала с моим человеком.