— Ты выглядишь, как моё творение, — шепчет он мне в ухо, когда я приближаюсь и в приветствии обнимаю его. — Безупречное создание, которым хочется любоваться вечность.
— Ну, какой создатель, такое и творение, — усмехаюсь я.
— Значит, создатель из меня превосходный.
Его рука ложится мне на талию, а кожа на моей спине открыта благодаря фасону платья. Я решила своё пальто пока не надевать. Наверное, просто хотелось показаться Гаю во всей красе.
— Пойдём? — спрашивает он.
— Пойдём, — соглашаюсь я.
Я сажусь в машину, он приподнимает подол платья, помогая мне усесться удобнее, а потом, обойдя автомобиль, садится за руль. Мы выезжаем на проездную дорожку, затем движемся через открывшиеся ворота. Охрана у калитки кивает, будто желая нам приятно провести время.
— В честь чего ты решил сводить меня в ресторан? — спрашиваю я, глядя на него.
В очередной раз задыхаюсь от вида его красивого профиля. И в очередной раз задаюсь вопросом: как человек может быть так идеален внешне? Так красив, что вызывает желание откинуть все дела на потом и потратить часы на его разглядывание.
— В честь моего желания тебя порадовать, — усмехается он.
— А ты уже выздоровел?
Гай кратко смеётся, и этот звук проникает в самое моё сердце.
— Я надеюсь, это вопрос без подвоха, — говорит он.
— В смысле?
— Ты ведь просто интересуешься моим здоровьем, а не подводишь разговор снова на сторону своих желаний, правильно?
До меня сразу доходит смысл его слов. И я даже смущаюсь, хотя, как мне казалось раньше, я уже разучилась смущаться рядом с ним.
— Нет... — отрицательно качаю я головой. — Ну... разве что чуть-чуть.
— Была бы моя воля, я бы удовлетворил тебя прямо на заднем сиденье этой машины, — вдруг говорит Гай. У меня поджимаются колени от пролетевших в голове сцен. — Но первый раз девушки должен быть особенным и нежным, так что машина выходит из списка желаемых мной мест.
— Но особенным и нежным можно быть и в машине, — произношу я настолько тихо, что даже думаю: вряд ли он слышал.
Но он слышал.
Гай усмехается, протянув ладонь и гладя мои волосы. При этом он не перестаёт следить за дорогой.
— Всё будет, моя Роза. Когда настанет время.
Мне почему-то не нравится слышать фразу «Когда настанет время». Она будто подразумевает под собой то, что это время может настать через сотни лет и веков.
А потом я вдруг начинаю задумываться о странных предположениях.
Прочистив горло, я набираюсь смелости и решаюсь спросить:
— Ты не хочешь близости со мной из-за Алексис?
У Гая сжимаются на руле руки. Костяшки пальцев белеют так, что серебряные кольца на их фоне больше походят на фольгу.
— О чём ты? — спрашивает он.
— Ты не из тех, кто спит с кем попало, да? И, может, ты не хочешь касаться меня, как это полагается, потому что ещё во мне не уверен? А может ты меня и не хочешь вовсе?
— Откуда такие глупые мысли, Каталина?
— По-моему, не глупые... Ты ведь... ты даже не позволяешь мне касаться тебя. Ты предпочитаешь самому управлять процессом и при этом не позволять мне как-то действовать в ответ. Ты даже стараешься лишний раз не показываться мне без верха. Спишь в одежде, если оказываешься рядом со мной. Что это может значить?
Он вздыхает, и этот звук я принимаю за поражение. Будто бы он сдаётся. Будто бы я оказалась права.
— Это значит только то, что я люблю доставлять удовольствие тебе, а не упиваться наслаждением сам, — наконец отвечает Гай. — Только и всего.
— А если я хочу, чтобы приятно было и тебе?
— Мне и так приятно. Приятно видеть, как приятно тебе.
Я цокаю, а потом смеюсь.
— Ты мне не веришь? — спрашивает Гай.
Наверное, я просто спятила, раз думаю об одном и том же при виде него. О да, один лишь его вид и факт того, что он мой, заставляют меня много фантазировать, и фантазии эти хочется поскорее перевести в реальность.
Я не отвечаю.
— Каталина, — жёстко выдаёт Гай. — Я ведь могу и наказать за игнорирование моих вопросов.
От неожиданности я сглатываю, округлив глаза и повернув голову в его сторону. Его очень радует моя реакция.
— Так тебе хочется этого? — выгибает он бровь. — Чтобы я был таким? Властным? Грубым?
— Я... — У меня всё внизу ноет, и я свожу ноги вместе, чтобы избавиться от этого чувства.
Боже ж ты мой... Кажется, мне и в самом деле нравится такое.
Мне не надо ничего отвечать, чтобы он понял всё по моему лицу.
— Ах вот как, — усмехается Гай, приоткрыв рот от удивления. — Так вот что тебя возбуждает.
— Прекрати, Гай. — Я прикрываю лицо от смущения и чувствую, как разгорячена моя кожа.
— Хорошо. Не стесняйся, милая. По крайней мере, не стесняйся хотя бы во время ужина. А затем мы уж придумаем, чем заняться.
Я вижу из окна, что мы подъезжаем к роскошному высокому зданию, исполненному в стиле барокко. Над широкими золотистыми дверьми висит витиеватая надпись на, кажется, французском языке.
— Французский? — интересуюсь я, пока мы выходим из машины.
— Да, — кивает Гай. — Решил накормить тебя изысканными блюдами. Поешь нисуаз[1] с тунцом, почти тоже самое, что и твой любимый тунцовый салат, но вкуснее.
— Хорошо, — смеюсь я.
Мы входим в фойе, и у стойки нас встречает хостес. Она приветливо улыбается, будто очень рада видеть нас.
— Добро пожаловать в наш ресторан, мистер Харкнесс, миссис Харкнесс! — выделяя наши имена, проговаривает она. Улыбка у неё белоснежная. В речи слышится явный французский акцент. — Где бы вы хотели сесть?
— Nous avons une table près de la fenêtre, — вдруг произносит Гай. — Près du silence, madame[2].
Я от неожиданности даже теряюсь, а вот девушка остаётся очень довольна, когда слышит, видно, свой родной язык, и улыбаясь ещё шире, отвечает:
— Suivez-moi, Monsieur[3].
Нас провожают в зал, устланный дорогим ковром и обставленный столиками и стульями, набитыми бархатом, с золотистыми ножками. В воздухе витает сладковатый аромат. Всё так и кричит об изысканности. Мы садимся за столик у широкого окна, завешенного роскошными шторами.
— Здравствуйте! Закажете что-то сейчас или вам нужно время подумать? — спрашивает подоспевшая официантка.
— Думаю, нам понадобится немного времени выбрать, — отвечает ей Гай.
— Хорошо! Как пожелаете! Я подойду через через несколько минут.
Девушка уходит, а я, всё ещё не отошедшая от удивления, сижу, уставившись на Гая, а потом наконец спрашиваю:
— Ты и на французском говоришь?
— Вообще я говорю на шести языках, в том числе и на испанском, — издаёт он смешок. Я вспоминаю, как однажды он перекинулся парой слов на испанском с моей мамой. — Но французский – мой второй родной язык. Моя мама всё же была француженкой, и она никогда не давала нам об этом забыть.
Я охаю, потому что факт того, что Гай, как оказалось, полиглот, да и к тому же француз наполовину, заставил меня обомлеть.
— Французский тебе так идёт, — говорю я, улыбаясь. — Ты звучишь очень... сексуально, когда говоришь на нём.
— Буду иметь ввиду, ma chérie[4], — смеётся он.
Официант подходит к нам спустя несколько минут, и мы делаем заказ. Цены в меню показались бы любому среднестатистическому человеку запредельно высокими, но мы с Гаем, выращенные в семьях, совсем не считавших денег, не обращаем никакого внимания.
Зал полупуст, но всё же на дальних столиках сидят молодые девушки, которые совсем не стесняются бросать взгляды на Гая. От такого количества женского внимания в его сторону мне становится некомфортно и вызывает сплошную злость.
— Они все так пялятся на тебя, — говорю я, оглядываясь по сторонам.
Зато зелёные глаза передо мной устремлены только на меня. А их обладатель мне говорит:
— Какая разница, если я смотрю только на тебя? Этого должно быть достаточно, моя Роза.
— А пусть не смотрят на то, что принадлежит мне.
У него слегка поднимаются брови:
— Вот как. Я принадлежу тебе? Так ты у нас собственница?
— Всё честно. — Пожимаю плечами, беря в руку бокал с водой. — Я принадлежу тебе, а ты принадлежишь мне.
— Как скажете, ваше высочество, — ухмыляется Гай. — Как вы скажете, так и будет.
— Ну и правильно, — бурчу я.
Салат под необычным названием «нисуаз» лежит передо мной в украшенной золотистыми узорами тарелке. Я вижу аккуратно выставленные сваренные, разделённые ножом на две половины яйца, кусочки тунца, овощи и листья салата. Запах такой аппетитный, что я вдруг только сейчас понимаю, как сильно проголодалась.
— Может, сперва дождёмся горячего блюда? — предлагает Гай, взглянув на то, как я схватилась за вилку.
— Я думала, я уже получила горячее блюдо, — говорю я, намекая на него.
Гай округляет глаза, едва не поперхнувшись.
— Ты не перестанешь меня удивлять сегодня? — спрашивает он, отпивая немного воды.
— Нет. Хочу быть такой же непредсказуемой, как и ты.
— Я довольно предсказуем, Каталина.
— Я бы так не сказала.
Он выгибает бровь в вопросе, но потом решает изменить своё желание снова об этом заговорить. Выражение лица меняется. Он скрепляет руки в замок на столе.
— Софи хочет сделать нас крёстными своего сына, — вдруг произносит Гай.
Я округляю глаза: не от самого факта желания Софи, а от прозвучавшего слова «сын».
— Так значит, всё-таки точно известно, что у них будет сын? — спрашиваю я.
— Да. Теперь точно известно. Они хотят назвать его Томми. Кажется, решение окончательное.
На моих губах сама по себе расплывается широкая улыбка.
— Это очень мило... Но... почему я?
— Я – их друг, а ты – моя жена. Всё довольно разумно.
— Нейт с Зайдом обижаться не будут? — шуточно произношу я.
Издав краткий смешок, а потом наградив меня своей прекрасной улыбкой, он говорит:
— Вообще-то они давно договорились между собой. Зайд не будет ничьим крёстным, он ведь мусульманин... По крайней мере, этнически. А вот Нейт с Моникой собираются стать крёстными