— Знаете?! — повторяю я.
— Знаем, — кивает Зайд. — Сказал твоим родителям, что ты якобы сдохла.
Я теряюсь от удивления, раскрыв рот.
— Когда он лежал в своей спальне как инвалид, ему оставалось только приказы нам отдавать, — продолжает он. — Так что мы с Нейтом сделали всё за него. Труп, документы, все дела.
Я живо вспоминаю, что они оба приезжали к нему за делом, о котором умолчали мне. Теперь ясно, что это было за дело.
От неприязни у меня скрутило живот. Все они знали. Все они снова молчали. У меня больше нет желания думать об их весёлом времяпрепровождении, так что я уверенно спрашиваю:
— А что насчёт Уэйна?
Гай заметно напрягается. Я гляжу прямо на него, пытаюсь не разрывать зрительного контакта.
— Что тебя о нём интересует? — в наглую спрашивает он.
— Почему он жив? Ты говорил, что он покончил с собой.
Он кивает, словно подтверждая то, что действительно произносил эти слова.
— Говорил. Сказал, чтобы ты не волновалась и не думала о нём.
— И что же? Зачем?
— Потому что после произошедшего он находится под покровительством моего отца. Я не могу навредить ему, пока он находится в этом положении.
Открываю рот для ответа, но кто-то бросает вдруг бутылку и разбивает её о стену. Она едва не задевает мою голову, и если бы Гай вдруг резко не дёрнул меня в сторону, вполне возможно, что разбилась бы бутылка прямо об меня. Безумное действие сопровождается весёлыми воплями, словно случилось что-то забавное.
Не успеваю я до конца осознать, что это было, как Гай подскакивает с места и вжимает бросившего бутылку парня в стену. Раздаётся такой громкий стук, что я начинаю воображать, как больно было удариться спиной о стену с такой силой.
— Какого дьявола ты разбрасываешься бутылками? — сжав зубы, цедит Гай.
Парень, явно слишком пьяный, чтобы внятно ответить, лишь беспомощно хлопает глазами и что-то бубнит себе под нос.
— Катись отсюда. — Гай швыряет его в сторону, потом вдруг подходит ко мне, наклоняется и принимается рассматривать моё лицо, руки, шею. — Тебя не задело?
— Отвали от меня. — Я выдёргиваю руки, отворачиваю голову. — Не подходи, твою мать!
Нейт словно трезвеет, удивлённо переглядываясь с Моникой, а Зайд даже перестаёт лить в себя пиво. Все втроём смущены моему поведению и, видно, только сейчас осознали, как серьёзны мои намерения игнорировать Гая.
Стереть, стереть, стереть, проносится в голове.
Гай сперва опускает беспомощно голову, потом поднимает взгляд, и его глаза меняются. Они будто темнеют, набираясь какой-то злости. Я вижу, как одна из его рук, которые сейчас находятся по сторонам от меня, сжимает подлокотник кресла, и в следующую секунду раздаётся треск. Поворачиваю голову. Он сломал подлокотник кресла одной своей рукой. На пол падает парочка деревянных щепок.
— Ты всё ещё принадлежишь мне, — говорит он, и голос такой, что меня сводит судорогой, а горло сжимается. Я сама едва не сжимаюсь от страха. — И любое твоё поведение этого не изменит. Твоя семья больше тебя не увидит. Никогда. Потому что я так захотел. И тебе же самой будет легче, если ты скорее примешь этот факт как данное. Разговор окончен.
Гай встаёт, а я понимаю, что боюсь его. Впервые за долгое время снова его боюсь. А страх часто помогает переходить границы дозволенного, чтобы выжить. Так что этим я и воспользуюсь.
У меня теряются мысли. Они смешиваются в голове, превращаются в кашу из опилок и стекла, нанося мне боль. Я больше не ищу успокоения в зелёных глазах, теперь я полна решимости свершить то, ради чего я пока всё это терплю.
Перевожу взгляд на Нейта, Монику и Зайда. Они все удивлены происходящим. Я натягиваю улыбку на губы, поднимая лицо к Гаю.
— Я дала тебе одно обещание однажды. — говорю я. — Говорила, что спасу и изменю тебя. Говорила, что не позволю тебе стать таким же, как твой отец, как твоя сестра. Но теперь я понимаю, что всегда была дурой, когда думала, что тебя можно исправить... Но ещё раз – однажды я дала тебе одно обещание, ещё до всего того, что называется любовью у нормальных людей. Скоро ты вспомнишь, что это было за обещание. Обещаю.
Гай выглядит так, будто я застала его врасплох. Он сводит тёмные брови, сильно хмурится, словно отчаянно пытается понять, о чём я говорю, и мне кажется, он даже не представляет, что я могу сделать в следующую секунду. Пара каштановых прядей выбились из его причёски и теперь лезут ему на глаза, а глаза никак не могут отцепиться от моих.
— Так! — начинает вдруг хлопать Нейт. — Чё за кипиш вы тут устроили, ребята? Мне не нравится! Требую вести себя уважительно по отношению дург... к... др... друг к другу! Ясно?
— Гай, пожалуйста, — вдруг тихо заговаривает Моника. — Давайте просто весело посидим?
Гай наконец отворачивается, глядя на неё несколько секунд, потом отходит от меня. Мне даже показалось, словно у него сбилось дыхание, и что он ужасно нервный после моих слов. А потом он вдруг словно отшатывается, доставая пачку сигарет, его пальцы дрожат. Прежде я не видела, чтобы он курил, поэтому я удивляюсь видеть табак, а потом и чёрную зажигалку.
— Я на улицу, — говорит он быстро и исчезает в толпе танцующей молодёжи.
Несколько минут внутри нашей компании, несмотря на грохочущую музыку вокруг и разрастающееся веселье, повисает тишина и молчание. Неловко всем. Даже Зайду, хотя казалось, он в принципе не может ощущать неловкость.
— Нейт, давай, — говорю я, желая наконец стать свидетельницей прекрасного события. Мне не хочется портить его планы на сегодняшнюю вечеринку прямо у него дома. — Внимание всем сюда! — кричу я, привлекая внимание всех вокруг.
Удивительно, но меня услышали с первого раза, поворачиваясь в нашу сторону. Музыка притихает. Нейт пьян, но когда он смотрит на меня с благодарностью, кажется, что он вполне трезв.
Все внимательно наблюдают за ними.
— Мони, солнце моё, — бубнит Нейт, пытаясь запихнуть руку в карман своих светлых джинс. — Я так... Агх, да давай уже!.. — Наконец ему удаётся вытащить коробочку, которую он сжимает в руке. — Я... Я так тебя люблю! Ты самое чуд... чудесное создание, которое я когда-либо вдиел... вие... видел! Ты моя первая любовь и всегда будет едиств... едед... единственной любовью! Ты... — Нейт вытягивает руку и раскрывает коробочку. Изнутри выглядывает кольцо. — Ты будешь моей невестой, Моника Донован?
От увиденного девушка округляет глаза. Она растерянно поднимает взгляд, обводит им сперва комнату, потом смотрит на Зайда, затем на меня... Улыбка растягивается на её пухлых розовых губах за долю секунды, белки глаз тут же засияли, а в радужках будто засверкали разноцветные блики, которые никакого отношения к освещению гостиной не имеют.
Моника падает в объятья Нейта и так крепко сжимает его за шею, крича при этом: «Да! Да! Конечно! Конечно, я стану твоей невестой!», что со стороны кажется, будто мы все вот-вот услышим хруст костей.
— Поздравляю, — вяло выдаёт Зайд. — Желаю, чтобы вы еб_лись чаще.
Я, несмотря на весь свой отвратительный настрой, всё же делаю над собой усилие, встаю и кладу руку на плечо Монике.
— Я очень рада за вас, — улыбаюсь я широко. — И буду рада присутствовать на вашей свадьбе, если вы захотите меня на ней видеть.
— Захотим, крошка, — отвечает Нейт. — И обязательно увидим.
* * *
Гай не совсем помнит, как ему всё же удалось выбраться из дома и оказаться на улице. Воздух вышибло из лёгких. Из лёгких, которые он собирается набить дымом. Перед глазами плывут блики, разноцветные пятна смешиваются друг с другом, пока в голове гудит музыка.
Он едва выбирается наружу, едва переступает порог, судорожно хватая ручку двери. Одна из сигарет падает у него из рук, выскальзывая между пальцев. Парень не тратит времени на то, чтобы опуститься и забрать её. Вместо этого он лишь скорее спешит отойти подальше, туда, где не будет людей, где не будет свидетелей такой позорной слабости.
Паническая атака.
Снова. Спустя долгие месяцы она снова его застала. Превратила в немощного, уязвимого и слабого. В такого, каким Гай Харкнесс, сын Вистана Харкнесса, быть не должен.
Гай беспомощно падает на колени, пока руки дрожат в ужасном треморе, пока к горлу подкатывает ком размером с его кулак. Наверное, это одна из сильнейших атак, которые ему когда-либо доводилось испытывать. Он пытается дышать ровно, вспоминает, какие ему советы однажды давал бывший друг, заставший его в таком же положении. Тогда Гай замер, словно прирос к земле, и не мог пошевелиться. Панические атаки всегда разные. По крайней мере, в случае Гая. Сейчас вместо оцепенения его охватила судорога. Он дрожит так, словно ему холодно, он вполне реально чувствует холод, пробирающий до самых костей, хотя на улице ещё тепло.
Гай зажигает сигарету. Сколько раз ему хотелось бросить курить и сколько раз попытки оканчивались одним и тем же... Он уже и не сосчитает. Сжав зубами сигарету, которую парень еле-еле суёт между губ, дотянувшись дрожащими руками, он втягивает как можно больше дыма. Удивительно, но это действительно помогает. С каждой затяжкой тело начинает приходить в норму, а ужас и оцепенение спадают. Ему больше не холодно и не страшно.
Хотя он обманывает самого себя. Потому что на самом деле ему очень страшно.
«...Но теперь я понимаю, что всегда была дурой, когда думала, что тебя можно исправить...»
Лицо Гая искажается в боли. Он пытается встать, но попытка оканчивается лишь тем, что ему удаётся опереться спиной о фасад дома.
«...Но ещё раз – однажды я дала тебе одно обещание, ещё до всего того, что называется любовью у нормальных людей».
Он сжимает глаза, стараясь не вспоминать о её словах, но они всё лезут и лезут в его голову.
«Скоро ты вспомнишь, что это было за обещание. Обещаю».
Гай не хочет больше ничего чувствовать и поэтому просто беспомощно сползает по стене дома к земле, закрывая лицо ладонями и проклиная себя за то, как сильно её слова имеют для него значение и как сильно он боится её потерять.