– Ну блядь, могу принести плед. У меня там завалялся в машине. Если повезёт, он сейчас в салоне, а не лежал в багажнике под трупом. – Ухмыльнувшись, Зайд добавляет: – А ещё надеюсь, что с прошлого секса я отмыл его от спермы, но это не точно.
– О боже, замолчи! – кричу я, отходя от него.
Здесь нет окон, лишь две двери, поэтому освещением служит лампа на потолке и светодиодные ленты розовых и пурпурных оттенков, от которых красные стены отбрасывают рефлекс на сверкающий пол и на шест, и на висящие картины со странными фигурами.
– Тебе придётся спать здесь, – говорит Гай. – Пока я не найду место, куда можно будет тебя переселить.
– Спать? Предлагаешь мне спать в комнате, где… – Я замолкаю, не осмелившись больше на грязные словечки. – Ты прекрасно знаешь, что тут делают. Зайд уже всё озвучил.
– Других вариантов пока нет.
От безысходности я сползаю по стене вниз и хватаюсь за голову. Сейчас я далеко от дома, нахожусь в компании сына босса британской мафии и ещё двух её членов, в комнате для приватных танцев стрип-клуба, одетая в чёрное короткое платье. Расскажи кто-то всё это мне месяц назад, я бы не поверила, что подобное в принципе может со мной случиться.
Гай вздыхает и подходит к друзьям, доставая своё портмоне. Он вытаскивает пару купюр и вручает Нейту:
– Оба езжайте в магазин и купите постельный набор. Абсолютно любой.
– Тут хватит и на вкусняшки, – улыбается Нейт по-детски, шурша долларами.
– Катитесь, пока я не велел вам перемыть каждый дюйм этой комнаты самостоятельно.
Двое из троих парней тут же освобождают помещение, исчезая за дверью. Теперь мы с Гаем здесь одни.
Снаружи слышатся вопли, весёлые вскрики мужчин, восторгающихся красивыми женскими телами, и музыка. Кажется, одна из песен The Weeknd.
– Что ты обещал этому человеку внизу? – спрашиваю я, надеясь вытащить как можно больше информации, пока нахожусь в заточении. Может быть, она мне пригодится для освобождения. Или хотя бы избавит от необходимости считать себя ребёнком в окружении всех этих грязных дел.
– Защиту от моей семьи.
– И это всё? Ты говорил с ним дольше.
Гай с интересом смотрит на меня. Взглядом, так и твердящим, что я для него любопытная игрушка, которая начала издавать забавные звуки.
– Зачем тебе вдруг понадобилось расспрашивать меня об этой стороне моей жизни? – интересуется он.
– Хочу понять, как ты намерен привести дела в порядок.
– Как обычно. Угрозами и насилием.
Меня передёргивает. Привыкнуть к этому сложнее, чем я думала.
Но Гай понимает, что я не отстану, поэтому начинает говорить снова:
– Вьетнамцы массово перебрались сюда в период войны во Вьетнаме, спасаясь от коммунистического режима. А в восьмидесятых некоторые из них принялись формировать свою группировку. Поначалу занимались рэкетом, обкрадывали квартиры и дома, торговали наркотиками. Уже к девяностым они укрепили свои позиции, расширяя сферу влияния на другие виды преступной деятельности: торговлю оружием и людьми, пока одно событие не столкнуло их с нами – с «Могильными картами». Тогда главенствовал мой дедушка, Богарт Харкнесс, и он был недоволен тем, что кто-то другой сунулся в его владения. Наши предки не зря выбирали штаты, находящиеся подальше от других известных криминальных центров, таких как Нью-Йорк, Чикаго, Бостон, Детройт и других, где вовсю господствуют итальянцы, русские, ирландцы и китайцы. Харкнессы никогда не хотели делить свою власть с кем-то другим, поэтому для своей деятельности избрали наиболее «свободные» от других преступных организаций штаты – Вашингтон, Луизиану, Аляску, Вирджинию и Калифорнию. Но и от полезных связей они никогда не отказывались. Так, например, Дианна вышла замуж за Митчелла Белова, сына босса русской мафии, с которым она познакомилась в Бостоне во время своей учёбы. Так мы получили доступ к Бостону и его нелегальной деятельности, хотя появляемся там крайне редко.
– Значит, и от вьетнамцев вам что-то понадобилось, – предполагаю я.
Гай кивает.
– Дедушке не хотелось кровавой шумной войны с ними, что могло привлечь слишком много внимания, и как раз в это время вьетнамцы появились со своим предложением: они получают контроль над определённой частью Сиэтла, где будут заниматься своими делами, не вмешиваясь в наши, а взамен предоставят доступ к их каналам поставки героина из Юго-Восточной Азии, а также помощь в отмывании денег через сеть подставных компаний. Учитывая то, что тогда «Могильные карты» переживали не самые лучшие времена, это было очень выгодной сделкой. Дедушка согласился. С тех пор мы имеем доступ к азиатским рынкам, а значит, больше ресурсов для добычи денег и полезных связей, а вьетнамцы занимают свою часть Сиэтла и беспрепятственно занимаются своими делами, не переступая границы.
Вся эта сеть преступных организаций явно куда сложнее, чем рассказывает Гай, опуская подробности. И я ужасаюсь тому, как сплочённо они все при этом работают, получая всё больше и больше власти. Они выдают своих дочерей замуж за сыновей представителей других организаций, чтобы укреплять влияние и заиметь родственные связи. И всё это проворачивают так, что никто не противостоит им.
Именно этот факт делает ситуацию страшнее.
Я всё ещё сижу на полу, прижимая ноги к груди и обнимая их обеими руками, словно хочу согреться. На самом же деле я хочу просто избавиться от этого тяготящего ожидания либо смерти, либо жизни, которой уже не суждено стать прежней. И причина этого находится в одной комнате со мной.
– Не сиди на полу, Каталина, – просит Гай.
А сам садится на диван, расставив ноги.
– Когда я получу доказательства того, что диван чист, тогда и сяду туда, а пока как-нибудь проживу и здесь, – бурчу я.
Ладонь Гая хлопает по его ноге. Он с едва заметной усмешкой произносит:
– Можешь сесть мне на колени.
Наверное, когда в его голову пришла эта идея, он не думал, что я и в самом деле поднимусь и как ни в чём не бывало приму его жест «доброй воли».
Я встаю, подхожу ближе и действительно сажусь ему на колени.
Не знаю, что мной движет. Может, желание маленькой мести? Или жажда удивить его? Надоесть ему? Вынудить его избавиться от меня?
Нет. Скорее, заманчиво виднеющийся пистолет у него на поясе, который он собрал собственными руками.
– Я был уверен, что ты откажешься, – еле выговаривает он, и от такого изумления на лице Гая я прихожу в полный восторг.
– Ну тогда сейчас ты точно охренеешь, – произношу я.
И крепко целую его в губы.
Глава 11
Моя грудь прижата к его груди. Наше дыхание почти синхронно.
Мне стыдно за собственные мысли, потому что его губы – самое чудесное, что было в моей жизни. И сейчас я с ужасом осознаю, что не хочу отстраняться, что план катится к чертям.
Но несмотря на это, другая часть меня остаётся в здравом уме и управляет рукой. Она пытается нащупать пистолет у него в штанах. Гай даже этого не замечает или делает вид, что не замечает, потому что мне удаётся схватиться за рукоять, а потом и вытащить пистолет из кобуры.
Я отрываюсь от Гая с трудом, направляя дуло к его груди и спрыгивая с колен. Губы у Гая слегка опухли от поцелуя, а глаза говорят за него о том, как он разочарован.
– Нравится? – спрашиваю я. Пистолет тяжёлый, и я думаю, как бы мне его не уронить случайно. – Нравится, когда кто-то направляет на тебя оружие?
– Ты думаешь, никто раньше не направлял на меня оружие? – говорит он, всё так же сидя на своём месте. Его совершенно не пугает перспектива быть застреленным.
– У них были свои причины. А у меня свои. И они у меня гораздо-гораздо серьёзнее.
Гай издаёт смешок. Я выгибаю бровь в вопросе, поражаясь тому, что он остаётся непоколебим, хотя понимает, что в любую секунду от неумения владеть пистолетом я могу случайно выстрелить в него, даже если этого не захочу.
Он говорит, словно ловко пробираясь мне в голову и читая мысли:
– Ты не выстрелишь в меня.
– Ты так в этом уверен?
Гай кивает и встаёт, направляясь ко мне. У меня дрожат руки и пальцы на спусковом крючке, ноги сами по себе шагают назад, уводя меня подальше от Гая. Сердце бешено стучится. По спине ползёт страх.
– Не подходи! – шиплю я. – Я выстрелю!
– И чего ты этим добьёшься, моя милая Каталина? – На его губах снова появляется мягкая улыбка. Словно сейчас я рассказываю ему милую историю, а не пытаюсь пристрелить.
– Того, что ты исчезнешь из моей жизни.
– А разве ты этого хочешь?
– Да! Больше всего на свете!
Как же бессовестно и много ты врёшь, лгунья, – смеётся надо мной мой внутренний голос.
Гай подходит настолько близко, что пистолет уже упирается ему в грудь, прижимаясь дулом к чёрной рубашке. У меня перехватывает дыхание. Он действительно бесстрашен.
– Тогда стреляй, – произносит он.
У меня пересыхает во рту. Я смотрю на него, подняв глаза, почти в ужасе.
– Стреляй в меня до тех пор, пока тебе не станет легче, – добавляет Гай, положив ладони на пистолет и будто сильнее прижимая его к своей груди. – Я готов на такую жертву, чтобы в твоей душе наконец воцарился покой.
Он спятил. Он просто сумасшедший. Он…
Дверь внезапно открывается, я резко поворачиваю голову и вижу Нейта, держащего в одной руке открытую пачку чипсов, а в другой – комплект постельного белья.
Гай выхватывает пистолет из моих рук так быстро и ловко, что я даже не успеваю сделать вдох, широко выпучив глаза. Он возвращает пистолет на своё место, а потом касается моего подбородка пальцем, говоря:
– Оружие детям не игрушка. Впредь, будь добра, не бери его без моего разрешения.
Нейт присвистывает в своей излюбленной манере, жуя чипсы. Его совершенно не смущает увиденное. Он лишь бросает комплект на диван, а сам начинает:
– Чувак, мы как раз по дороге в магаз с Зайдом спорили, насколько её хватит до того, как она попытается тебя грохнуть. – А потом с гулким смехом добавляет: – Я выиграл, получается! Теперь он должен мне пять баксов.