Затем дверь вдруг открывается.
– Я даже слушать не стану, если ты сейчас что-то попытаешься ляпнуть против, крошка.
Я поднимаюсь с дивана и смотрю на бумажный пакет в руках Нейта. Он достаёт из него пластиковый одноразовый контейнер с пластмассовой вилочкой.
– Что это? – спрашиваю я, хотя по запаху понимаю, что мне принесли еду.
– Твой завтрак. Гай разрешил мне кормить тебя насильно, если ты откажешься есть, так и знай, – улыбается он. – Просто дружеское предупреждение.
– Я не собиралась отказываться. Я и тебя самого с удовольствием сейчас сожрала бы, потому что ужасно голодна.
Нейт удивлённо приподнимает брови. Мне становится весело от такого его вида.
– Ура! Наша крошка наконец приходит в себя? Ты уже начала шутки шутить. Это хороший знак!
Мне хочется узнать, где сейчас Гай, и я тихо интересуюсь об этом у Нейта.
– Твой парень сейчас обдумывает план выезда из Сиэтла, но только чтобы никто этого не узнал и не увидел, – отвечает он, протягивая мой любимый салат с тунцом.
Я от вида салата судорожно сглатываю слюну, но стараюсь не подавать вида, произнося:
– Он мне не парень, Нейт.
– Ещё какой парень. Вот, специально для тебя достал твою любимую жратву. А ты ещё недовольна.
Удивлённо раскрыв рот, я спрашиваю:
– Это он принёс?
– Ага. Проехал пятнадцать километров, прежде чем нашёл этот идиотский салат.
На губах возникает улыбка, но я спешу спрятать её, опустив голову и вонзив вилку в кусочек тунца.
И в комнате на пару минут воцаряется приятная тишина. Конечно, относительная тишина, потому что снаружи всё ещё слышна музыка. Этот клуб совершенно не отдыхает.
– Лина, пожалуйста, не разбивай ему сердце.
Слова Нейта заставляют меня снова поднять голову и в недоумении на него уставиться. Хотя чувства, которые вспыхнули внутри, не назвать недоумением. Скорее, заинтересованность.
– Ты не знаешь, что он пережил, и…
– Знаю, – возражаю я. – Гай рассказал мне о спине, о которой ты как-то уже упоминал. И показал мне её.
– Думаешь, это всё, что с ним случилось?
Я замолкаю, когда вижу, как голубые глаза Нейта, до этого всегда яркие и блестящие, сейчас выражают одну сплошную печаль.
– Мы – его настоящая семья, – говорит он. – Мы с парнями и девчонки – Моника с Софи. После смерти его матери и исчезновения брата только мы у него и остались. Отец избивал, использовал его спину как пепельницу, сестра отсутствовала большую часть жизни и вечно пропадала на своих светских вечеринках с друзьями. Никому не было до него дела, понимаешь? Только мы о нём и заботились. И продолжаем до сих пор. Вот почему мы объединились и пошли на всё это. Наши чудные попы могут поджарить в любой момент, крошка, но мы вытерпим всё ради Гая. И поэтому… – Он вдруг взмахивает руками и в шуточной форме повышает голос, твердя: – Только попробуй снова сбежать или направить на него пистолет! Я за себя не ручаюсь, крошка!
У меня поперёк горла встаёт комок, потому что я не могу обещать, что выполню просьбу. Потому что однажды сказала Гаю, что хочу разбить ему сердце за то, что он разбил моё. Может быть, я воплощу задуманное, а может, и нет.
Может быть, я не сумею снова влюбиться в него настолько сильно, как влюбилась ещё тогда, когда он только играл роль моего возлюбленного. Что, если всю оставшуюся жизнь я проведу в ненависти?
Но разве ты сейчас его ненавидишь? – спрашивает меня внутренний голос. А я мешкаю с ответом, потому что попросту его не знаю.
– Ешь уже. – Нейт хватает мои ладони и как бы поднимает их к моему лицу, таким образом заставляя меня крепче ухватиться за контейнер с салатом. – А то Гай мне кишки выпустит, если узнает, что ты ничего не съела.
Я послушно беру в рот кусочек тунца и тщательно его пережёвываю, наслаждаясь вкусом. Пока вдруг дверь не открывается вновь.
– Зайд уже отогнал машину, – сообщает вошедший Гай. – Иди проверь, всё ли там в порядке.
– Есть, сэр! – подскакивает с места Нейт. – Ты вовремя. Корми свою девушку без меня. Адьос.
Я едва не хватаю его за руку, чтобы он остался. Потому что мне ужасно неловко сидеть в одной тесной комнате вместе с Гаем. Но увы, весело что-то напевая, Нейт складывает бумажный пакет и кладёт его в сторону, а потом выходит из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
В воздухе разливается чудный запах мяты, какой есть только у этого парня.
– Ешь, – приказывает мне он в своей типичной манере.
– Ты так любишь командовать, – бурчу я в ответ, поднимая глаза.
– Я люблю заботиться о тех, кто мне небезразличен.
Он садится на кресло перед шестом и не сводит с меня взгляда. От неловкости я опускаю свой и принимаюсь за салат снова. Лишь бы не думать о его зелёных глазах.
– Откуда ты узнал, что я люблю салат с тунцом? – спрашиваю, поглощая еду и едва сдерживаясь от того, чтобы не застонать от удовольствия.
– До того, как я решился на то, чтобы забрать тебя, это было моей обязанностью – знать о тебе всё.
– И что же ещё ты обо мне знаешь?
– Всё.
– Правда? Так в этом уверен?
Его губ вдруг касается лёгкая усмешка, отчего на левой щеке возникает ямочка. В глазах показываются искорки, будто он вспомнил что-то забавное.
– Что? – проглотив очередной кусочек салата, недоуменно спрашиваю я.
– Я даже знаю, чем ты занималась, когда вспоминала меня.
Меня охватывает невообразимый ужас. Даже притом что его слова прозвучали очень многозначительно и поверхностно. Он ведь мог иметь в виду всё что угодно, но все мои мысли свелись только к одному – в то злосчастное утро после сна, участниками которого были мы вдвоём. Что, если он поставил в моей комнате камеры? Такое ведь возможно…
– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я осторожно.
– Ничего, – отмахивается он, продолжая усмехаться.
А я даже не знаю, мне продолжить настаивать или пусть лучше он действительно ничего не скажет.
– Спрошу только одно: ты оставлял в моей комнате какие-нибудь камеры… или прослушку?
– Нет. И в мыслях не было.
– Ты в этом уверен?
– Абсолютно.
Можно ли ему верить? В таком деликатном вопросе неужели он будет продолжать мне врать?
– Тогда чем я занималась, когда вспоминала тебя?
– Наверное, тем же, чем мог и я, если бы позволял себе думать о тебе в таком ключе.
Я откладываю в сторону салат и сажусь на диване удобней.
– То есть? – щурюсь я.
– У тебя никогда не было парня, – констатирует он факт. – Но в тебе всё же остаются природные желания, которые есть у каждого здорового человека.
Я почти чувствую, как краснею, но почему-то, вопреки пониманию того, к чему он клонит, снова продолжаю:
– И?
– Тебе ведь не нужно знать ничего из того, что заставляет тебя смущаться, Каталина. – Гай вдруг снова улыбается. Я даже начинаю считать, сколько раз это непривычное для его лица выражение появляется передо мной.
– Я не смущаюсь, – вру я. – Можешь говорить. Мне интересно, что это ты там себе навыдумывал.
– Прекрати. Ты знаешь, о чём я.
– Так скажи напрямую.
Пару секунд он молчит, просто вглядываясь в моё лицо. А затем Гай вдруг наклоняется вперёд, опираясь руками на стеклянный столик перед собой. Взгляд снова такой хищный и… очень-очень горячий. Не знаю, как один лишь взгляд вообще может вызывать такие странные тянущие ощущения внутри.
– Хочешь, чтобы я сказал? – спрашивает он.
– Да, хочу, – дрогнувшим голосом выдаю я.
Он наклоняется ещё ближе и с улыбкой отвечает:
– Ты касалась себя, пока думала обо мне.
Зайд просто назвал бы всё своими именами: «Ты, цыпочка, дрочила на Гая». Но Гай не такой. Он всегда выбирает слова более изящные и аккуратные. Из его уст ничего никогда не может прозвучать пошло и грязно. Вот и сейчас его фраза: «Ты касалась себя, пока думала обо мне» звучит так мягко и почти невинно, что я даже не горю от стыда, хотя должна была бы.
Вместо этого вскакиваю с дивана и в возмущении смотрю на него сверху вниз, скрещивая руки на груди.
– Ты же сказал, что не было камер! Ты снова мне соврал!
Гай выглядит невинно, глядя на меня снизу вверх:
– Я сказал правду.
– Тогда откуда же ты знаешь, что я…
От осознания у меня округляются глаза и кружится голова. Вот теперь-то я по-настоящему горю от стыда, а вместе со мной горят и все кости в теле.
– Ты… блефовал? – срывается с моих губ.
Он просто вытащил из меня информацию моим же языком, но против моей воли!
Гай издаёт смешок, вставая с таким видом, будто одержал победу.
– Всё в порядке, – говорит он. – Надеюсь только, что тебе понравилось.
Мне хочется дать ему пощёчину снова. Потому что другого варианта отвлечься я просто не вижу. А его улыбка… ох, она одновременно и завораживает, и вгоняет меня в ещё большую краску. И вот я уже почти сливаюсь с красным диваном позади себя.
– Доедай свой салат. – Гай бросает взгляд на еду в контейнере, которую я отложила на столик, как ни в чём не бывало. – И это последний раз, когда ты ешь нечто подобное.
Я хмурюсь, глядя на одно из своих любимейших блюд, а потом снова на Гая:
– Почему это?
– Потому что это просто салат, а тебе нужно хорошо питаться.
– Я не понимаю. Наша разница в возрасте каким-то образом позволяет тебе считать себя рядом со мной взрослым дядькой?
Гай явно ожидает продолжения.
– Тебе же двадцать два, – уточняю я. – Ты гораздо старше меня.
Он издаёт смешок, словно я ляпнула большую глупость.
– Пять лет не подходит под критерий «гораздо старше», – говорит Гай.
– И всё же… Когда у тебя день рождения?
Шестнадцатое июня. Я прекрасно помню, но хочу это обсудить с ним лично и посмотреть, будет ли он продолжать мне врать.
– Зачем тебе знать? – спрашивает он.
– Может быть, хочу сделать подарок.
У него приподнимаются в очередной усмешке уголки губ, когда он спрашивает:
– Да? И что ты можешь мне предложить?