Гай хватает мою ладонь и вынуждает повернуться к нему.
– Правда, я не это имел в виду, – говорит он. – Я лишь хотел сказать, что сложно поверить в предательство такого близкого человека… Пожалуйста, не обижайся на меня.
От того, каким взглядом он на меня смотрит, становится трудно продолжать обрушивать на него свои эмоции. Вот так искусно ему удаётся меня задобрить.
– Ты больше не обижаешься? – спрашивает он, внимательно следя за моей реакцией, когда целует мою руку.
Ох, зря он даёт мне возможность снова почувствовать его губы. Подобные действия постоянно влекут за собой мысли, которых стыжусь даже я сама.
Поэтому я возвращаю свою руку себе, еле отцепив от неё ладонь Гая. Он смотрит на меня с недоумением.
– Это значит нет?
– Это значит, что тебе пора прекратить дразнить меня.
Мне нравится выражение его лица после моих слов. Я использовала почти ту же формулировку, что и он, глядя на то, как я ем шоколад и издаю подобие стона.
– И чем же я тебя дразню?
Конечно, я не скажу ему, что думаю по этому поводу, и очень радуюсь, когда вижу Зайда, который почти тащит за собой истерзанного и побитого ублюдка, смевшего бросаться в меня всякой грязью. Парень толкает его вперёд, и тот падает на колени. Я замечаю, как из его левой ноги – там, где находится сухожилие, – водопадом стекает кровь.
Гай открывает дверцу машины, среагировав на возвращение друга моментально.
– Я просто подумал, что ты захочешь разобраться с этим хуесосом лично, – сообщает Зайд.
– Правильно подумал, – жёстко отвечает Гай, явно вспомнив, что этот мужчина мне говорил и какую участь из-за этого заслужил.
Потом он оглядывается, посмотрев мне в глаза, словно ищет одобрения. Я фыркаю от такой глупости. Будто его действительно волнует моё решение. Будто от меня и впрямь сейчас что-то зависит.
– Ты можешь подождать в машине Зайда, – говорит Гай, выждав небольшую паузу.
– Не пойдёт, – мотаю я головой. – Хочу лично увидеть, как ты кастрируешь его.
Зайд кратко смеётся, явно одобряя такой исход и, наверное, в придачу удивляясь моей прямолинейности. Гай же, в свою очередь, хмурится, будто раздумывая: шучу я или просто издеваюсь?
– Ты… – начинает он, но я перебиваю:
– Убей его к чёртовой матери. Я постараюсь не приходить от этого в ужас.
Он качает головой.
– Мне не нравится такой расклад, Каталина.
– В каком смысле?
– Ты не должна считать убийство нормальным и желать лично его лицезреть. Что с тобой?
Меня искренне ошарашивает это заявление.
– Может, просто я становлюсь другой рядом с тобой? Рядом с вами.
Гай снова качает головой: уже более неодобрительно и даже будто с ноткой осуждения.
– Твой отец сделал один-единственный правильный выбор в своей жизни: он оберегал тебя от всей этой грязи, он начал новую жизнь, не вовлекая тебя на ту тёмную сторону. Так что и я не собираюсь поступать противоположно этому.
Я не понимаю, что он имеет в виду.
Хочет оградить меня от убийств? Смертей? Насилия в целом? Как глупо, учитывая, кем он является. Мне кажется, однажды выбрав меня, он уже обрёк меня на то, что я теперь буду вынуждена видеть, слышать и смотреть на такие вещи, как убийства.
– Уэйн, отвези её на территорию вьетнамцев. Посидите в машине где-нибудь на Джексон-стрит, пока я не приеду, уладив все дела.
– Что? – недоумеваю я.
– Не хочу, чтобы ты становилась такой, как я, Каталина, – говорит Гай твёрдо. – Ступай.
И я не сопротивляюсь ему.
Потому что противиться его полным отчаяния глазам невозможно.
Гай пристёгивает меня ремнями безопасности. Когда его голова наклоняется к моей, я делаю резкий вдох, потому что совсем не ожидаю, что он поцелует меня в лоб.
– Будь осторожна, – шепчет он, проводя ладонью по моей щеке. – И дождись меня.
– Прекращайте свои телячьи нежности, а то меня сейчас нахуй вырвет, – прикрикивает Зайд за его спиной.
Я смеюсь, а Гай мягко улыбается, глядя в мои глаза, а затем отходит назад.
– Оберегай её, – говорит он Уэйну. – Чтобы к моему приезду она была в целости и сохранности.
– Я понял, – кивает Уэйн рядом со мной. Но несмотря на то что говорить он пытается спокойно, мне всё же кажется, что его руки слишком сильно сжимают руль, словно он взволнован.
– Увидимся, смысл моей жизни, – говорит Гай.
У меня замирает сердце от услышанного. Я проглатываю комок, образовавшийся в горле, и тихо отвечаю:
– Увидимся.
Глава 17
Я сижу в машине и стараюсь игнорировать то, что за рулём сидит Уэйн. Он кажется полностью сосредоточенным на дороге, и у меня даже просыпается надежда на то, что в этот раз я не услышу его оскорблений.
Но тут он решает заговорить:
– Когда ты собираешься свалить из его жизни?
Я удивлённо хлопаю глазами.
– Снова за старое?
– Я не прекращу попыток вразумить его, – признаётся он твёрдым и немного раздражённым голосом.
– Надеялась, что ты заткнёшься хотя бы в этой поездке. – Я закатываю глаза. – Мне стоило отказаться от твоих услуг водителя и поехать на такси.
– Кто бы пустил тебя на такси, сучка?
Я смотрю на его крепко держащиеся за руль ладони и замечаю, что у него отсутствует фаланга безымянного пальца на правой руке. Разумеется, если я спрошу об этом напрямую, он пошлёт меня куда подальше.
– Перестань пялиться, – грубо выдаёт Уэйн.
Поднимаю взгляд на его лицо. Не замечала раньше, но у него острый на кончике нос с горбинкой и заметна лёгкая щетина на челюсти.
– Что связывает тебя с Гаем?
Он выглядит удивлённым.
– Какое твоё дело?
Кто бы сомневался…
– Ты так яро пытаешься отвести меня в сторону, – говорю я. – Наверное, тебя связывает с ним нечто чуть большее, чем остальных парней. Они, в отличие от тебя, не бросаются в меня оскорблениями на пустом месте.
– Потому что не понимают, что ты станешь его погибелью в конечном итоге.
– Ты так в этом уверен?
Уэйн раздражённо фыркает. Вообще весь его вид говорит о том, что он мечтает сломать мне шею прямо сейчас.
– Семья О’Райли и Харкнессы враждовали со времён Войны за независимость Ирландии. С обеих сторон были солдаты, добровольно отправившиеся убивать врагов. Они ненавидят друг друга всю жизнь. А Гай, сделав то, что сделал, просто наплевал на своих предков и историю. Практически встал на сторону злейших врагов семьи.
– Сомневаюсь, что тебя так заботит благополучие этих семей, – скептически произношу я, когда он замолкает.
– Тебя не должно заботить то, что я думаю насчёт этого. Отвянь от меня.
Тем не менее отлипнуть от разглядывания его руки мне не удаётся. И он это замечает.
– Это самое малое из того, что они могут сделать с людьми, – говорит Уэйн. – Поэтому Гай всегда в опасности.
Ох, вот оно что. Так и знала, что эта травма была получена во время службы у этой чокнутой семейки.
– Это сделал Вистан? – интересуюсь я, не теряя надежды услышать детальный ответ.
– По его приказу. Цена за мелкую оплошность.
Вспоминаю, какую «цену» платил Гай за свои ошибки перед отцом, и у меня сводит желудок. Если человек способен на такие зверства с родным ребёнком, что уж говорить о том, что он может творить с простыми подчинёнными.
Уэйн сворачивает на следующую улицу. Едет он медленно, будто «прогуливаясь» по районам Сиэтла. Я даже узнаю некоторые заведения, мимо которых мы проезжаем.
– Раз так не хочешь говорить о себе, расскажи об остальных, – нарушаю я затянувшуюся тишину. – Как Зайд попал в «Могильные карты»?
– Ты можешь заткнуться и сидеть тихо? Уговора на то, что мне придётся выслушивать этот бесконечный трёп, не было.
– Я заткнусь, как только услышу что-то новое. Тебе так сложно ответить на этот вопрос?
Уэйн раздражённо вздыхает, сжимает челюсть, почти скрипит зубами. Но сдаётся.
– Ему было семнадцать, когда он появился у нас. Я совсем мало знаю о его жизни, он не любит об этом распространяться. Знаю только то, что у него умерла от какой-то болезни мать, отец бесконечно бухал, а братья и сёстры отказались от него.
У меня вырывается лёгкий вздох ужаса.
Очередная неблагополучная семья. Очередной никому не нужный ребёнок. Мрачное детство. Может, это и есть то, что сблизило их с Гаем когда-то?
Раньше я и не задумывалась о том, как они познакомились и при каких обстоятельствах. Почему они так дружны и неразлучны, словно братья.
И ещё совершенно не задумывалась о том, что трагичное прошлое сподвигло Зайда на такой отчуждённый и дерзкий образ.
Погрустнев, я тяжело вздыхаю и спрашиваю:
– Получается, его завербовали?
– Большинство из нас – особенно тех, кому едва за двадцать, – завербовали. Лишь малая часть пошла добровольно.
Я ненароком вспоминаю Зайда и его специфическую внешность. У него смугловатая кожа, тёмные длинные ресницы, густые чёрные брови, нос со слегка опущенным кончиком и почти такой же формы, как у Аладдина из мультика. Он всегда ярко выделяется на фоне Гая и Нейта. Это создаёт вопросы насчёт его происхождения.
– Он вовсе не из той же команды, что и вы, верно?
Уэйн на секунду поворачивает голову в мою сторону с недоумевающим видом.
Продолжаю:
– Я имею в виду, что он не вписывается в ваше окружение внешне, вот я и подумала, что…
– Потому что он – иранец.
Теперь всё понятно. Я ожидала нечто подобное.
Значит, Зайд – перс по национальности. Вот почему мне всегда казалось, что у него очень восточная внешность. Я не ошиблась.
– Хорошо. Спасибо, Уэйн, за то, что побыл нормальным человеком и ответил на вопросы. Могу я ещё кое-что спросить?
– Если отвяжешься от меня на ближайшие пятьдесят лет.
– Отвяжусь, обещаю. – Я меняю позу и опираюсь на спинку кресла всем своим весом. – Почему Гая называют Кровавым принцем? Из-за количества убийств?
Уэйн снова фыркает, как будто удивляясь тому, что кто-то может этого не знать. Но отвечает незамедлительно, видимо, и впрямь надеясь, что после этого я заткнусь: