В моих запястьях уже отдаётся боль: верёвка завязана слишком туго, у меня возникает ощущение, будто кровь сейчас перестанет циркулировать по рукам. В попытках отвлечься от холода я начинаю задаваться вопросами.
Сколько я здесь уже нахожусь? И почему меня всё ещё не убили, раз именно этого плана и придерживался Вистан до сих пор? Может быть, ему крайне важно убить меня лично? Потом я размышляю о встрече с этим Джаспером Мендесом, которым нас пугала Хизер. Я ожидала увидеть в роли одного из лучших наёмных убийц мужчину в возрасте, достаточно опытного, раз ему приписали такие громкие «заслуги», а не того юношу, которым он оказался на самом деле.
Одновременно обрабатывая мысли в своей голове, я рассматриваю окружающее меня место. Мы наверняка в лесной чаще. Окна заколочены, но я вижу едва заметные блики зелёных оттенков снаружи. А ещё моментами слышу пение птиц.
Возвращаю взгляд на мужчину. Выполняет он приказ Джаспера безоговорочно и очень внимательно: не сводит с меня глаз, всё оглядывает меня, будто готовится съесть на ужин. Внезапно по помещению проносится громкая мелодия, заставив моё тело вздрогнуть от неожиданности. Мужчина наконец отрывает от меня взгляд и достаёт телефон, принимая вызов.
– Да, мистер Харкнесс?.. Верно… Нет, никто не трогал её… Хорошо, сейчас же доложу…
Внезапно источник угрозы покидает помещение, закрыв за собой массивную дверь и наконец оставив меня наедине с собой. Я понимаю, что у меня нет против него никаких шансов, что я пожалею, если вдруг выберусь наружу. Но мне хотя бы стоит попытаться осмотреться и выяснить, где я. Меня окружают осколки разбитых бутылок, стёкла, деревянные щепки, куски разломанных кирпичей и прочий мусор. Я на дрожащих коленях подползаю к одному из осколков.
Я очень глупа. Я безоговорочно спятила. Но это, возможно, мой единственный шанс на благополучный исход. Что, если именно сейчас мне выдался шанс сбежать и больше его не будет?
Завязанными руками, отмахивая в сторону окурки, я хватаю блестящий кусок стекла. Но я не рассчитала свои силы и схватила его слишком сильно, поэтому острые края тут же вонзаются в кожу. Испускаю болезненный писк, но резко кусаю зубами губы, чтобы не вскрикнуть от неожиданной боли громче. Чувствую, как по ладоням стекает тёплая кровь, и, игнорируя это, направляю самый острый кончик в сторону верёвки. Аккуратными движениями, чтобы случайно не пораниться ещё больше, пытаюсь разрезать узел, двигая осколком вверх-вниз, но он соскальзывает с рук, падая на песок, затем я снова хватаю его и продолжаю своё занятие. На лбу выступает пот, тело горит от напряжения, я тяжело дышу. Между пальцев у меня всё скользко из-за крови.
Наконец, долгожданный звук раздаётся – верёвка рвётся, и мои руки освобождаются. Я еле сдерживаюсь от радостного возгласа, вставая с пола, и гляжу на окровавленные руки. Подбегаю к окну, пытаясь через щели выглянуть наружу. Я оказалась права – мы находимся в лесу. Не видно ни домов, ни людей. Одна лишь зелёная чаща, соблазнительно манящая к себе.
Меня вот-вот вырвет от волнения.
Позади слышатся шаги. У меня дрожат окровавленные руки, когда я отодвигаюсь от окна, прижимаясь спиной к стене. Дверь распахивается. Мужчина, приметив меня не там, где оставлял, да еще и освободившуюся, злобно сверкает глазами.
– Кажется, ты меня не совсем ясно поняла.
Он оказывается передо мной за долю секунды: я едва успеваю сделать краткий вздох. Мужчина резко хватает меня за волосы, тянет в свою сторону, отчего из моего горла вырывается пронзительный крик боли. Он бросает меня на пол, и я бьюсь коленями о твёрдую пыльную поверхность.
– Открывай рот! – шипит он.
От представления, что он собирается делать, моё тело охватывает невообразимая судорога. Я коченею на месте, забываю, как пользоваться лёгкими, замираю точно статуя. А его руки уже тянутся к ширинке.
«Ты сама виновата! – кричит мне внутренний голос. – Ты должна была сидеть на месте и ничего не делать! Теперь тебя изнасилуют и бросят труп гнить в какой-нибудь канаве! Твоя жизнь так унизительно закончится. Ты виновата сама!»
В глазах накапливаются слёзы, я с трудом делаю вдохи, ощущая, насколько сильно болит сердце. Оно готово разорваться на куски, и я буду рада закончить жизнь именно так и никак иначе.
Но внезапно…
– Эй, Хью, какого хрена ты делаешь?! – кричит голос у распахнувшейся двери.
Я готова упасть в обморок от облегчения.
– А что?! – рычит мужчина, по-прежнему держа руку на своей ширинке. – Эта сука пыталась бежать! Я предупреждал о том, что с ней будет, если она это сделает.
– Приказ был не такой, кусок ты дерьма! – Возникший в комнате мужчина с густой бородой и длинными волосами, собранными в пучок на затылке, толкает первого в сторону. – Босс чётко сказал: не насиловать её!
– Думаешь, от того, что она заглотит мой член, что-то изменится?! Босс даже не узнает! Давай, чёрт возьми, это сделаем!
Я прижимаюсь лицом к полу, закрываю уши, не желая их видеть и слышать. Я хочу умереть. Единственное моё желание. Но голоса слишком близки, чтобы я могла их игнорировать.
– Усмири свой чёртов член, сукин ты сын! – продолжает кричать второй. – Тебе поставляют недостаточно шлюх?! Мы не тронем её, ясно? И попробуй только ещё что-то подобное выкинуть! Я не хочу отвечать перед боссом головой из-за тебя!
Они едва не дерутся, но всё заканчивается словесной перепалкой. Меня поднимают с пола, схватив за шею, бросают в угол и велят впредь не шевелиться. Мне не связывают вновь руки, но говорят, что следующая попытка что-то предпринять обойдётся мне избиением. Что, мол, бить меня им можно. Они обещают, что не оставят на моём теле живого места. На этот раз я запоминаю каждое их слово, боясь двинуться. Хватаюсь за свои колени, прижимая ноги к груди. Сижу, всхлипывая, как самое жалкое существо. Как маленький ребёнок, оставшийся без защиты.
«Быть пленницей Гая Харкнесса было не так уж и плохо», – думаю я, наблюдая за тем, как дверь закрывают, и я остаюсь одна, окружённая четырьмя стенами. И воспоминания возвращают меня обратно в машину, в которую я согласилась сесть. Я вспоминаю поцелуй, оставленный на моём лбу. Вспоминаю слова Гая.
«Ещё увидимся, смысл моей жизни».
Именно это он мне сказал тогда.
Но мы, может, никогда больше не увидимся.
Я не помню и не знаю, как сумела заснуть, но проспала долго – до следующего утра. Прямо в сидячем и ужасно неудобном положении, из-за которого разболелась спина. Едва раскрыв глаза, я гляжу на свои ладони и разбитые коленки.
Солнце из щелей окна светит настолько ярко, что я щурю глаза. Медленно встаю, хромая от боли в ногах, стряхиваю с себя пыль, собравшуюся на мне за ночь. Слышу голоса со стороны окна: за ним стоят минимум два человека. Вероятно, их приставили на всякий случай.
Дверь вдруг щёлкает и со скрипом открывается, и я судорожно возвращаюсь на своё место в углу, как трусливая собака. В помещение входит мой личный надзиратель с тарелкой в руке.
– Кушать подано, – бросает Хью, подходя ближе.
Он садится на корточки передо мной и протягивает тарелку. В другой руке у него бутылка с водой. От такого вида я сглатываю: язык у меня во рту весь пересох. Я опускаю глаза на сероватую склизкую массу в тарелке и с отвращением отворачиваюсь.
– Что, не нравится? – ухмыляется мужчина. – Тебя папочка с мамочкой не этим кормили в любимом доме?
Я молчу, борясь с желанием разрыдаться и вспоминая о своей прошлой жизни.
И тогда он вдруг черпает ложкой из той мерзкой дряни, хватает меня за лицо и пихает мне в рот некое подобие кашицы. Я кричу, пытаюсь отвернуться, но мужчина только сильнее сжимает мне щёки. Пресная субстанция заполняет рот, едва она касается языка, я ощущаю резкие рвотные позывы.
И меня в следующую секунду действительно вырывает у его ног.
Моё тело трясётся от беспомощности, накрывает неприятная судорога в районе живота, рефлексы требуют выплюнуть всё, что успело проскользнуть по горлу вниз. Хью в отвращении поднимается и пятится, словно то, что он делает со мной, отвратительным ему вовсе не кажется.
– Может, я и не могу тебя трахнуть, – говорит он, с удовольствием растягивая слова, – но зато могу тебя наказывать чуть иначе. И это будет ничем не хуже.
И хоть я сижу, согнувшись и опираясь руками на пол, всё же вижу, как он подходит ко мне. Его чёрные ботинки оказываются у моего лица, а потом одна его нога поднимается и надавливает на спину, заставив меня лечь. Я упираюсь лицом в пыльную поверхность и чувствую у губ и бровей мелкие осколки стекла. Его пальцы сжимают мне волосы и тянут голову наверх. Я кричу от острой боли, слёзы бесконтрольно брызгают из глаз, заливая моё лицо.
А потом вдруг удар.
Хью бьёт меня лицом о пол. Я слышу какой-то хруст, а может, мне показалось от шока, или то был иной звук… но кровь… Она вполне настоящая. Она хлещет у меня из носа, стекает вниз к подбородку, попадает в рот, и я ощущаю металлический привкус.
– Нравится? Хочешь ещё?
Я не нахожу сил ответить. Сознание помутилось, язык отказывается мне подчиняться. Вместо речи из горла вырывается жалкий глухой звук, будто я никогда и не умела разговаривать.
До этого момента я и не знала, насколько хрупко всё моё существо. А сейчас, валяясь на грязном полу, пока пыль прилипает к лицу, пока кровь стекает и смешивается с ней, пока чужие руки продолжают сжимать мне волосы, я чувствую, что я – живой человек. Что я смертна. Что я беспомощна против воли некоторых людей.
Что я хочу жить.
– Подумай над своим поведением, – произносит Хью напоследок.
А я, скрючившись на полу от боли, просто пытаюсь дышать.
Глава 19
Я валяюсь на полу в собственных слезах и крови долго, пока мне кое-как не удаётся принять сидячее положение. Каждый миллиметр лица болит так, словно я стала чьей-то грушей для битья.
Бросаю взгляд в сторону двери. Хватаю бутылку и ослабевшими пальцами едва открываю крышку. Принюхиваюсь, убеждаясь в том, что это действительно просто вода, потом подношу горлышко бутылки к губам и вливаю в себя прохладную жидкость. Вода стекает вниз, пара капель разливается и катится по шее к груди, вызывая приятную дрожь. Я умирала от жажды, и глоток этой драгоценной воды оказался для меня настоящим спасением. Однако всё выпивать я не решаюсь. Ещё неизвестно, сколько я здесь продержусь, и будут ли эти мерзавцы давать мне пить ещё, поэтому стоит экономить. Хоть моё тело уже практически обессилено, разум ещё на месте.