Нейт заботливо гладит меня по волосам, убирает прилипшие к щекам пряди, прикладывает мокрую тряпку к горячему лбу.
– Вот, выпей. Это для того, чтобы компенсировать кровопотерю.
Вижу протянутую им бутылку воды. Его ладонь вся красная, будто он окунул её в целую банку с кровью. Нейт подносит воду к моим губам, осторожно приподнимая мне голову, а я делаю несколько глотков.
– Как ты себя чувствуешь? – интересуется Нейт. – Скажи, что тебе полегчало, умоляю.
Моё сбивчивое дыхание становится тише и спокойнее, и я произношу:
– Я, наверное, всё сиденье заляпала своей кровью…
Нейт нервно смеётся на мой ответ, одновременно выпучивая глаза от шока:
– Ты едва не умерла! У меня чуть инсульт не случился за эти минуты! А сейчас ты смеешь ещё шутить!
– У меня ведь есть прекрасный учитель, – слабо улыбаюсь я.
И тогда в голубых глазах Нейта показывается привычный блеск. А потом он тихо, с лёгкой улыбкой, произносит:
– Ты удивительна, крошка… И знаешь, это не тебе повезло с Гаем. Это Гаю повезло с тобой.
В ответ я неразборчиво хнычу.
Нейт поднимает взгляд, услышав шаги. Я их тоже различаю, поэтому еле приподнимаюсь, чтобы снова увидеть Гая. Его руки в крови, его лицо в крови. Меня ужасает увиденное.
– Ты ранен? – хриплым голосом спрашиваю я. – Кровь…
– Не волнуйся. Она не моя.
Он подходит ближе, касается моих волос, выглядит таким отчаявшимся и напуганным, хотя ровно три секунды назад казался рассерженным хищником, настоящим убийцей.
– Я извлёк пулю, – сообщает Нейт, когда взгляд Гая устремляется к моей ноге. – Но всё равно нужно ехать в больницу.
Гай соглашается. Он снова целует меня в лоб, задержав губы на моей коже чуть дольше, чем в первый раз, затем отстраняется. У меня всё трепещет внутри от каждого его движения, от его отношения ко мне, от того, как бережно он ведёт себя со мной.
Спустя некоторое время на меня накидывают плед.
Я лежу на коленях Нейта всё на том же заднем сиденье. Плед защищает меня от холода, а заботливые руки Нейта придерживают моё тело, не позволяя мне свалиться с сиденья, пока машина мчится по дорогам Сиэтла с бешеной скоростью.
Мы едем в больницу.
Никто из нас не произносит ни слова.
Я всё борюсь с накатывающей волной тошноты, вспоминая вновь и вновь совершённое моими руками, как посчитал бы нормальный человек, злодеяние. Я вспоминаю литры крови. Вспоминаю разбивающийся под моими руками череп. Вспоминаю посыпавшиеся зубы.
Я вспоминаю сотворённое долго, до тех самых пор, пока машина не тормозит.
На этот раз меня берёт на руки Гай.
Он движется так осторожно, будто боится, что я разломаюсь на части. И при этом спешит, поднимаясь по ступенькам больницы, пока Нейт выбегает вперёд и открывает ему двери. Я стараюсь вдоволь насладиться его запахом, пока моя голова лежит у его груди, стараюсь запомнить его касания, как он бережно держит меня, стараюсь заглянуть ему в глаза, но не могу поднять головы.
В нос тут же бьёт знакомый любому человеку больничный запах, аромат лекарств и белых стен. Я вижу разве что проплывающие блики света от ламп на потолке, пока слышатся голоса.
Кто-то возмущается:
– Прошу прощения, сэр, куда это вы напр…
– О бог ты мой! – отзывается второй голос, принадлежащий женщине.
Я вижу, как надо мной показываются сразу несколько незнакомых лиц и фигур в белых халатах. А я всё теряю и теряю силы, веки наливаются свинцом, прикрывая мне глаза.
Меня укладывают на мягкую кушетку на колёсиках. Я слышу много голосов, превращающихся в грохот, в сплошной шум, не имеющий никакого смысла. У меня болит голова, кто-то прикладывает ко лбу мешочек со льдом, кто-то касается моей руки, готовясь ввести иглу капельницы, кто-то дотрагивается до раненой ноги, пытаясь понять, насколько плохо дело…
А кто-то держит мою ладонь в своей. Я узнаю эту кожу без труда. Узнаю эти холодные кольца, которые касаются моих пальцев.
– Главное, возвращайся ко мне, – шепчет Гай, прижав губы к моему лбу уже в третий раз. – Я буду тебя ждать.
И это последнее, что я слышу, прежде чем потерять сознание, больше не сумев сопротивляться.
Мне показалось, это был сон.
Когда я открываю глаза, чувствую на своей руке чью-то ладонь. Еле раскрываю веки, щурюсь от слепящего солнца, струями вливающегося в палату.
В палату… В тихую, светлую, чистую, белоснежную комнату с мягкой, как облако, кроватью. Мне показалось, прошло чуть больше миллиона лет с тех пор, как я в последний раз лежала в постели, а не на грязной земле в окружении кирпичей и осколков стекла. В носу у меня канюля, через которую в лёгкие поступает кислород. Я не ощущаю больше боли в ноге; мне перевязали рану, а я совершенно не помню, когда это случилось.
Гай, сидящий рядом, положив ладонь на мои скрещенные вместе руки, поднимает опущенную голову, почувствовав, как я шевельнулась.
– Ты очнулась, – говорит он спросонья. Часто моргает, и я догадываюсь, что он спал. Прямо здесь. Рядом со мной, на стуле.
Мне больно шевелить губами из-за ссадин и синяков, но я улыбаюсь:
– Как видишь, очнулась. А сколько я проспала?
– Три дня и восемь часов.
Его рука всё ещё лежит на моей ладони, он гладит мои пальцы, не сводя с меня взгляда.
– Как ты оказалась там? – голос Гая твердеет как камень.
– Уэйн, – не колеблясь, коротко выдаю я.
Он кивает, словно и сам знал об этом. Но лицо не выглядит спокойным. Нет. Гай в ярости, просто очень ловко сдерживается.
– Юху-у-у! – вдруг проносится по палате весёлый голос, когда раскрывается дверь. – Крошка жива! Какая радость! Слава Богу, небесам, Яхье, Зевсу, Посейдону, Одину, Тору и всем остальным божествам, которые существуют или не существуют в реальности!
– Тише! – шикает заглянувшая в комнату медсестра. – Здесь, вообще-то, нель…
– Да-да! Пардон, мэм, больше не будем. – Нейт захлопывает дверь перед её носом, а потом, поворачиваясь ко мне, потирает руки. – Я так рад видеть тебя живой, крошка! Нет, я знал, конечно, что ты выкарабкаешься, но всё-таки думал, что сперва ты поспишь пару недель, а тут… Кстати! Я принёс тебе фруктиков!
Гай закатывает глаза, тяжело вздыхая и откидываясь на спинку стула, а я смеюсь, когда Нейт передаёт мне пакет с апельсинами.
– Скажи честно, чувак, – начинает блондинчик, – что ты с ними сделал? Ну, мне просто прикольно было бы услышать. Можем уже поговорить об этом? Ты вернулся весь в крови. Как какой-то мясник. Как будто свежевал мясо.
Гай отвечает спустя несколько секунд:
– Этим я и занимался.
Нейт присвистывает.
– Прикинь, Лина. – Он тычет меня в плечо. – И вот никогда же не поймёшь, он щас преувеличивает или говорит чистую правду.
– Я думаю, чистую правду, – хриплю я.
Сил привстать у меня нет. Я медленно истрачиваю последнюю энергию, каким-то образом ещё поддерживающую меня в рассудке. Я потеряла слишком много крови. Я будто бы вот-вот вырублюсь, если попытаюсь сделать лишнее движение.
– Нет-нет, Лина, только не смей покидать эту бренную землю. – Нейт тычет меня в плечо ещё раз. – Ты должна оставаться в здравом уме. Давай поговорим о чём-нибудь!
Я хнычу, веки у меня тяжелеют. Мне приходится очень стараться, чтобы не окунуться в приятный сон.
– О чём же мы поговорим? – хриплю я снова.
– О цветочках и бабочках, конечно же, – спокойным и невозмутимым тоном отвечает Нейт.
Моя грудь дёргается от смеха.
– Ну, или поиграем в «Камень, ножницы, бумага», если хочешь. Хочешь?
Я отрицательно качаю головой.
– Ты издеваешься надо мной, Нейти?
– Да.
– Думаешь, я недостаточно настрадалась?
Гай испускает тяжёлый вздох, резко дёргая Нейта в сторону за рукав толстовки, и серьёзным тоном проговаривает:
– Иди сходи с ума в другом месте. Оставь нас одних.
– Не думаю, что сейчас самое время перепихиваться, – издаёт смешок Нейт. – Я, конечно, понимаю, что уже можно, но всё-таки…
В него летит такойвзгляд со стороны Гая, что даже я пугаюсь и на месте этого блондинчика давно вылетела бы из палаты.
– Ладно-ладно! – Нейт поднимает руки, потом гладит меня по голове, как ребёнка, и говорит: – Отдыхай, дурочка. Надеюсь, новости тебе понравятся.
Я хочу спросить, что за новости, но он уже выходит из комнаты, будто нарочно оставляя меня в неведении.
Гай переключает внимание на меня. Он берёт мою руку, глядит на неё, маленькую по сравнению с его ладонями, рисует невидимые узоры пальцем. Кольца сверкают в солнечных лучах.
– Я должен спросить кое-что, – начинает он.
– И что же? – произношу я.
– Делали ли они что-то… – Гай замолкает, сжимает челюсть, переводит дыхание. – Касались ли они тебя? Кто-то из них…
Я понимаю, о чём он говорит.
«Насиловали ли тебя?» – вот что он по-настоящему спрашивает. И насилие в этом контексте подразумевает под собой не только избиения.
– Нет, – отвечаю я.
– Каталина, я знаю Хью, – говорит он, и в голосе проступает злость. – Я знаю, что он любит больше всего. Молоденьких девушек. А в особенности насиловать их.
Я отрицательно качаю головой и шепчу:
– Но меня он в этом плане не трогал… Хотел, но его остановили.
– Хотел… – повторяет Гай, пока глаза дьявольски темнеют. – Он ещё легко отделался, Каталина. Если бы он попал в мои руки, я отрезал бы ему член и запихал по самую глотку.
Я поражаюсь, услышав из его уст что-то столь неприличное. Он никогда не использует в своём обиходе ругательств, так что меня это сильно удивляет.
– Верю, – улыбаюсь я, хотя улыбка кажется такой неподходящей и абсурдной в этой ситуации. – Я бы с удовольствием на это посмотрела.
Гай отодвигается от удивления, хмурясь и изучая мои глаза так, словно собирается открыть себе портал в мой разум и понять, о чём я сейчас на самом деле думаю.
– Тогда у тебя есть отличная возможность насладиться новостью о казни остальных твоих мучителей, – говорит он.