– Ты поймал и Джаспера? – спрашиваю я, когда Гай заворачивает к мосту, ведущему в пригород Сиэтла. Я на мгновение даже замираю, когда вспоминаю, как когда-то через этот мост добиралась в университет и обратно домой.
– Нет. Поймать его будет сложнее.
– А где он вообще может находиться?
– Где бы он ни находился, однажды он пожалеет о том, что сделал, – произносит Гай. – Не переживай.
Он автоматически, наверное, даже совершенно этого не сознавая, хлопает меня по голой коленке ладонью, но у меня от этого мимолётного жеста загорается сердце. Однако я не подаю вида, так что он даже не замечает этого.
Уже спустя полчаса мы добираемся до Клайд-Хилла, до той самой улицы, на которой живёт Гай. Он по-прежнему поднимает меня на руки, пока я закидываю руки ему на плечо и шею, и меня несут в дом из чёрного камня. Вистан добился не только того, чтобы сын избегал светлой одежды из-за бесконечных брызг крови, но и светлого цвета в общем.
Мы входим внутрь, и Гай сажает меня на свой диван. В больнице меня тщательно вымыли и дали новую одежду, так что я не боюсь запачкать обивку или заляпать идеальные полы.
– Тут по-прежнему так чисто, – говорю я.
– Я по-прежнему здесь не ночую, – отвечает со смешком Гай, проходя к кухне и доставая антисептик и пакетик с бинтами. Во второй руке у него появляются ножницы. – Доктор сказал менять повязку пару раз в день.
– Хорошо.
Гай садится рядом и осторожно перекидывает мою ногу через своё колено. От прикосновения его изящных пальцев к моей голой коже у меня во рту всё пересыхает.
Вот же чёрт. Как же сложно просто находиться рядом с ним, не имея возможности почувствовать.
Я, затаив дыхание, наблюдаю за тем, как он осторожно отклеивает старую повязку и кладёт её на стеклянный столик. На коже показывается запёкшаяся кровь, которую он осторожно вытирает небольшим куском марли, капнув на неё немного антисептика. Морщусь от шипящей боли, когда жидкость касается раны, и он сразу это замечает.
– Прости, – тихо шепчет Гай, взглянув мне в глаза.
Он накладывает мне на рану новую повязку, обматывает бинт вокруг ноги и осторожно кладёт её обратно на пол.
Я свободно выдыхаю, когда мне больше не приходится чувствовать его колено.
– Так лучше? – спрашивает Гай.
– Да, намного. – Я слабо улыбаюсь. – Спасибо.
Он встаёт, снова возвращаясь на кухню и открывая холодильник. Я слышу его голос:
– Я совсем не умею готовить, но мы можем заказать что-нибудь на дом, если ты голодна.
– Мы можем попробовать приготовить что-нибудь вместе, – предлагаю я.
Он закрывает холодильник и смотрит на меня через всю комнату с удивлением.
– Не боишься того, что я спалю весь дом? – улыбается он.
Улыбается… Снова улыбается, боже… Да ещё и шутит!
Я хватаюсь за очередную редкую возможность увидеть его красивую улыбку с ямочками на щеках.
– Обещаю всё контролировать, – отвечаю я. – Если, конечно, не спалим его случайно вместе, потому что я тоже не умею готовить.
Гай коротко смеётся.
– Думаю, готовкой займёмся как-нибудь в следующий раз, – говорит он. – Сейчас тебе лучше не совершать лишних движений.
– Буду валяться и ничем не заниматься?
– Да. Тебе ведь нравится.
Я смеюсь, потому что он чертовски прав.
Гай садится на диван рядом со мной снова, потом хватает пульт и включает электрический камин под большим плазменным телевизором. Гостиная вмиг заполняется приятным теплом, словно кто-то зажёг настоящий костёр.
– Замёрзла? – спрашивает Гай, касаясь кончика моего заледеневшего носа. – Замёрзла. Я принесу тебе плед.
Я хватаю его за руку прежде, чем он делает шаг в сторону ступенек, и говорю:
– Нет, плед мне не нужен. Лучше просто посиди со мной. Мне… мне не хочется оставаться одной. Страшно.
Гай послушно садится обратно, на этот раз перекидывая руку на моё плечо и прижимая меня к себе. Его тепло согревает в считаные секунды. Я кладу голову на его грудь и слышу такое быстрое сердцебиение, словно он нервничает или боится чего-то.
– У тебя день рождения через час, – вдруг произносит он.
Я от удивления даже отстраняюсь.
– Какое сегодня число? – спрашиваю.
Моя растерянность очень веселит Гая, и он с улыбкой отвечает:
– Двадцатое.
– О боже… Действительно.
Завтра мне исполнится восемнадцать. Уму непостижимо. Звучит так необычно, словно подобное со мной произойти не могло.
– Что бы ты пожелала в качестве подарка? – продолжает Гай.
– Это очень сложный вопрос. Я не могу просто сесть и придумать вот так быстро.
– Разве это настолько сложно?
Я вскидываю руки и смеюсь:
– Вообще-то да! Особенно когда этим вопросом застают врасплох. Как ты сейчас.
– Брось, Каталина. Не так уж это и сложно.
– Хорошо… Вот ты. – Я сажусь на диване удобнее, поворачиваясь лицом к нему. – Что бы ты пожелал получить прямо сейчас? Это может быть всё что угодно.
Гай не задумывается ни на секунду и уверенно выдаёт:
– Твои губы, Каталина. Только твои губы.
Я замираю на месте.
Мне хочется сказать, что я совершенно не против была бы сейчас исполнить его желание, но язык не поворачивается подобное ляпнуть. Потому что пока не могу себе позволять таких безрассудств, помня, какой огонь обычно горит в груди, когда я его целую.
– Это всё, чего бы ты пожелал?
Он с улыбкой кивает.
– Какой-то скудный у тебя список желаний, – хмурюсь я.
– Вовсе нет. Он прекрасен.
Я киваю и ему, и самой себе, и придумываю очередную игру, в которую хочу его затянуть.
– Тогда сделаем так. Я поцелую тебя, если ты расскажешь мне что-нибудь о себе, чего я не знаю. Что-нибудь… весёлое.
Гай горько ухмыляется:
– Мне понадобится больше часа, чтобы вспомнить хотя бы парочку таких историй. У меня их совсем не много.
– Я не против. – Я опираюсь локтем на спинку дивана, подложив ладонь под голову. – Давай. Слушаю.
Он издаёт смешок, опустив голову к своим пальцам. Теребит кольца, задумываясь.
– Однажды мы с Дианной объелись дури Нейта.
Я смеюсь:
– И как это произошло?
– Он притащил в тот день приготовленные им кексы, в которые были напиханы измельчённые в порошок галлюциногенные грибы. Мы с Дианной этого не знали и съели в тот день по кексу. Благо мы оба не особо любили сладкое, так что до смерти не дошло.
Я прыскаю от смеха, вспоминая, как ужасно вела себя, когда обнюхалась того злосчастного порошка. Вероятно, Гай с сестрой вели себя не лучше.
– И что потом? – спрашиваю я.
– Проснувшись утром в аэропорту Лаоса, мы договорились, что больше ничего приготовленного Нейтом пробовать не будем. До сих пор понятия не имею, как мы там оказались.
Я хохочу так сильно, что начинает болеть живот, а потом и раненая нога. Поэтому я закрываю ладонью рот, тыча Гая в грудь пальцем и приговаривая:
– Больше ни слова! Не смеши меня больше, а то я умру!
– Не надо умирать, милая. Больше не буду шутить. Но ты должна мне теперь поцелуй. Таков был уговор.
А я уже и не слышу никаких других его слов, кроме этого «милая». У меня в груди всё трепещет, и позабытое чувство нужности кому-то заполняет меня без остатка.
Я больше не смущаюсь, не стесняюсь, не пытаюсь казаться той, кем не являюсь. Я уже наклоняюсь к нему, пододвигаясь ближе: так близко, что моя грудь упирается в него.
И, конечно, целую.
Его губы такие приятные, что меня уносит куда-то очень далеко, может, даже в сам космос, когда его руки хватают мою голову, запуская пальцы в волосы. Когда, не отрываясь от моих губ, он углубляет поцелуй, засовывая язык мне в рот, а я испускаю стон, потому что невозможно было бы противиться этому вырывающемуся из самой груди звуку.
Лёгкие сжимаются, сердце стучится о грудную клетку, желая вырваться и убежать куда-нибудь. Я прижимаюсь к его телу сильнее, уже сажусь на его колени, обхватываю руками шею. Больше не чувствую ни раненой ноги, ни царапин и синяков. Его же руки хватают и мягко сжимают мою талию.
Мы одновременно поворачиваемся в сторону, глядя на висящие чёрные часы, пока наше громкое дыхание сотрясает стены.
23:59.
Одна минута – и я совершеннолетняя.
– Гай, – поворачиваюсь я обратно к нему, закидывая руки на его шею и продолжая сидеть на его бёдрах. – Гай, я хочу тебя. Я больше не могу сдерживаться.
Он вглядывается мне в глаза, убирает мои волосы от лица, касается большим пальцем губ.
– Ты хочешь получить свой подарок? – спрашивает Гай.
Я громко дышу, я трясусь от желания, но и одновременно с этим вроде как ещё сохраняю рассудок. Шепчу ему:
– Да. Хотелось бы его видеть.
Он улыбается, поправляя взъерошенные волосы и глядя на меня с явным удовольствием и интересом. Потом, пока я продолжаю сидеть у него на коленях, его взгляд несколько секунд ползёт по всему моему телу вверх-вниз. Он будто упивается моим видом. Потом говорит:
– Ложись, и я продемонстрирую тебе твой подарок.
Я удивлённо насупливаюсь.
– Какой?
«Ложись»… Что ещё может подразумеваться под этим словом? Кажется, мой мозг уже обо всём догадывается, несмотря на то, что я пытаюсь включать дурочку.
– Ложись, Каталина, и всё увидишь.
– Ты хочешь…
…заняться со мной любовью? – продолжает мой мозг, но Гай словно его слышит и отвечает:
– Нет. – Он качает головой. – Всё твое тело сейчас в синяках, у тебя повреждена нога, Каталина. Я не хочу делать тебе больно… Но я попытаюсь сделать тебе приятно другим способом.
У меня учащается дыхание, хотя я и пытаюсь это скрыть, потому что не хочу выдавать своё осознание. Послушно ложусь, ощущая, как в груди сжимаются лёгкие, как голова требует подчиняться, как сердце уверяет меня, что я поступаю правильно.
В конце концов, мы ведь теперь муж и жена. Даже если ещё не было никакой свадьбы.
Гай встаёт с дивана, теперь уже стоит надо мной, не смея отворачиваться, глядя прямо мне в глаза томным взглядом. А потом он начинает снимать свои кольца. Я судорожно сглатываю, когда непривычно пустыми от колец руками он проводит по внутренней стороне моих бёдер, стараясь не надавливать на синяки или царапины, а потом наклоняется и, обхватывая за талию, притягивает меня ближе к себе: я едва не упираюсь задом между его ног.