– Я не сделаю тебе больно, – повторяет он. – Только приятно.
Из моего горла вырывается резкое «Ах», когда он раздвигает мне бёдра. Отсюда я вижу, что Гай не собирается расстёгивать ширинку, что не собирается снимать с себя штаны. Он просто… наклоняется к нижней части моего тела.
О боже.
Он медленно, словно давая мне возможность остановить его, если я вдруг не захочу продолжения, приподнимает платье, затем пальцами хватается за края моих трусиков.
Я почти задыхаюсь.
– Хочешь, чтобы я остановился? – спрашивает его голос.
– Нет… – выдыхаю я, неспособная дышать ровно. – Нет, не хочу.
На часах 00:02. Я уже как две минуты совершеннолетняя.
И тогда, в полной мере убедившись в том, что я совсем не против происходящего, Гай осторожно стягивает с меня нижнее бельё.
Я умираю, я желаю, чтобы это никогда не заканчивалось, я совершенно не стыжусь того, что оказалась под ним неприкрытая. Что он видит то, что ещё никто никогда не видел. Самую сокровенную часть меня.
Внутри всё переворачивается, паникует, а голова опьянена, но при этом я трезва на все сто процентов и полностью осознаю всё, что сейчас со мной делается.
– Постарайся не издавать громких звуков, – шепчет Гай, находясь между моих ног. Я чувствую его дыхание у себя внизу. – Нас могут услышать.
– Кто? – вырывается у меня, пока глаза прикрыты, а тело ноет от желания. – Ах…
И тогда я чувствую, как его влажные губы касаются меня там.
Я сгибаюсь от неожиданности, но его руки хватают меня и прижимают к дивану за талию, не давая сдвинуться с места. После губ следует его язык, и миссия не издавать громких звуков оказывается под угрозой, когда рот приоткрывается и из горла выходят первые стоны.
– Гай… – шепчу я, дыша слишком громко.
– Да, милая? – в его голосе слышатся нотки насмешки, когда он это произносит.
– Ты издеваешься, – констатирую я факт.
Он ухмыляется, я чувствую это всем своим телом, над которым он взял контроль. Его руки продолжают сжимать мою талию, я извиваюсь под ним, чувствуя, как пылает всё моё женское существо, когда его язык и губы делают такие движения, что заставляют меня содрогаться. Сердце трепещет в груди, оно собирается стучать по внутренней стороне рёбер бесконечно долго, пока я не ослабну.
Сладкие, приятные, невероятные движения между моих ног… Я никогда не думала, что что-то может вызывать такие сильные чувства, когда кажется, что ты вот-вот откинешься от удовольствия и не будешь даже жалеть о такой глупой смерти.
Я чувствую, словно что-то ползёт по моим раздвинутым ногам к той самой точке, в которой всё и происходит. Что-то тянущее и изнывающее.
Комнату заполняют причмокивания Гая, мои тихие стоны и звук трения кожи о кожу, когда я извиваюсь на диване, не в силах лежать ровно и спокойно. Я опускаю вниз руку, касаясь головы Гая, и запускаю пальцы в его волосы. Наконец моя мечта осуществляется, потому что я сжимаю его пряди, придвигая ближе к чувствительному месту, пока его голова неустанно трудится над принесением мне удовольствия.
– Гай… – хнычу я, чувствуя, как тело загорается всё сильнее и сильнее от его напористых движений языком.
– Осталось немного, милая, – сбивчивым дыханием сообщает он. Его руки опускаются с моей талии к ногам, и он держится за мои бёдра, сжимая кожу пальцами и не давая мне свести ноги вместе.
И он прав. Осталось немного.
Потому что я уже чувствую, как удовольствие медленно ползёт по моему разгорячённому телу вниз. Как оно вот-вот настигнет меня именно там, где всё и происходит. Чуть-чуть. Совсем чуть-чуть осталось до того, чтобы считать это дело завершённым. От нетерпения я сама ёрзаю туда-сюда, желая приблизить этот самый конец.
А потом Гай вдруг отодвигается, и я больше не чувствую его губ и языка у себя между ног. От разочарования едва не плачу, беспомощно моля его продолжать.
Лицо Гая вдруг оказывается у моего уха, а рука, опустившись ниже, проводит по тому моему месту, которое изнывает и ноет уже несколько минут. Он делает несколько быстрых круговых движений и шепчет:
– Кончай, Каталина.
И будто под его приказом я распадаюсь на миллион частей, когда удовольствие, достигнув пика, выбирается наружу мощным порывом.
Крик вырывается из горла прежде, чем я успеваю это осознать. Моё влажное тело трясётся и дёргается, а я не могу никак это проконтролировать. Я дрожу, каждая клеточка моего тела дрожит вместе со мной.
А Гай отходит, словно с удовольствием рассматривая результат своей работы.
– С днём рождения, Каталина Харкнесс, – усмехается он.
Глава 24
Наутро своего дня рождения я просыпаюсь в спальне Гая.
Не помню, в какой момент вчерашней ночи он перенёс меня сюда, но, хоть вчера я испытала нечто невероятное, никогда прежде мне не знакомое, я в какой-то степени разочарована тем, что мы не занялись любовью в полном значении этой фразы.
Я привстаю на локтях, а затем моментально поворачиваю голову на звук открывшейся двери. Гай выходит из ванной: голый по пояс, в одном полотенце, обёрнутом вокруг пояса. Я сглатываю, глядя на V‐образную форму его торса, на две линии, словно указывающие на то, что находится у него под полотенцем. Капли стекают по его груди, по татуировке в форме креста.
– Доброе утро, – говорит он, и его сонный голос такой хриплый и притягивающий, что у меня снова всё ноет.
– Ради бога не разговаривай. – Я опускаю взгляд на его губы, а потом вспоминаю, что делал этот рот вчера ночью, и краснею.
Он протирает глаза, удивлённо глядя на меня:
– Почему?
– У тебя слишком сексуальный голос.
Гай кратко смеётся. И сейчас он не выглядит как сын босса жестокой мафии. Не выглядит как человек, убивавший людей. Не выглядит как тот, кто когда-то говорил мне о том, что не имеет сердца.
Сейчас он выглядит как простой милый парень, который умеет радоваться жизни и улыбаться. Который не думает о том, что его отец – жестокое хладнокровие во плоти, не думает о том, что на плечах лежит огромная ответственность, не думает и о том, сколько опасных игр может затеваться вокруг него.
– Знаешь, Каталина, – начинает он, слегка опуская взор. Придерживает полотенце одной рукой и садится рядом, – я не умею быть романтиком, потому что мало видел примеров в своей жизни, но… Это, может быть, глупо, но мне так хочется научиться всему этому с тобой.
У меня на глаза наворачиваются слёзы, но я успеваю вовремя сдержать себя от того, чтобы не заплакать в открытую.
– Хочется быть рядом с тобой, – продолжает Гай слегка растерянно, словно не верит собственным словам, – всегда. Мне кажется, я просто болен, но эта болезнь… она даже приятна. Ты не просто девушка в моей жизни, Каталина, ты с самого начала нечто большее. Моя роза.
Я распахиваю в удивлении глаза, и моя реакция заставляет Гая кратко усмехнуться.
– А почему именно роза? – спрашиваю, поняв, что он не собирается ничего мне объяснять.
– Когда-нибудь ты поймёшь сама. Я хочу оставить это в секрете.
Его лицо такое, будто он с огромным трудом признался мне во всём этом. И я даже понимаю почему. Вистан внушил ему, что любовь и уж тем более признание в любви – это нечто ужасное и совершенно не мужское. Но, несмотря на всё это, Гай смотрит мне в глаза и осторожно продолжает:
– Ты позволишь мне так называть тебя?
У меня млеет душа от этого взгляда. Ей неспокойно, когда Гай так на меня смотрит. Она переворачивается, куда-то улетает на мгновение, затем быстро возвращается.
И я понимаю… я сознаю, что с каждым днём всё больше и больше привязываюсь к нему.
– Да, – выдыхаю я. – Я буду твоей розой. Как тебе будет угодно.
Он улыбается и от этого задора начинает выглядеть как мальчишка. И когда в голове у меня вспыхивает вчерашняя ночь снова, я неожиданно вспоминаю о пленниках в подвале Гая и округляю глаза.
– А те люди… они всё ещё там? – спрашиваю я.
На этот раз Гай улыбается криво, понимая, к чему я клоню. А я закрываю ладонями лицо, произнося:
– Вот чёрт! Они что же, слышали, как я…
– Я ведь просил тебя быть тише, – шепчет он, насмехаясь надо мной.
– Эй! Это было невозможно!
Он убирает руки с моего смущённого лица и говорит:
– Тогда будем считать, что вчерашние звуки останутся их последним приятным воспоминанием.
Цокая языком, я ложусь обратно на кровать, не желая никуда отсюда уходить. Здесь тепло и так мягко, что уже сложно представить, что совсем недавно я лежала и мёрзла на холодной земле.
Гай неожиданно устраивается рядом и обнимает меня сзади, притягивая за талию и прижимая к себе.
– Я никогда не был поклонником сопливых речей или ванильных высказываний, но… – говорит его голос над моей головой. – Но с тобой я становлюсь безнадёжным романтиком, Каталина Харкнесс.
– А нравится ли тебе это?
– Ещё как.
Мне кружат голову его запах, его руки, сейчас свободные от колец. Я лежу в лифчике, поэтому спиной чувствую его твёрдую грудь, прижатую ко мне, понимаю, что на нём нет ничего, кроме полотенца, и осознаю, что эти факты заставляют меня нервно хватать ртом воздух.
– Хью говнюк, – говорю я.
– Что? – переспрашивает Гай, будто не расслышав.
– Из-за него мы не смогли заняться любовью.
У него от смеха дёргается грудь, а я от этого чудесного звука будто бы таю.
– Ты так об этом жалеешь? – спрашивает Гай.
– Да! Достаточно, чтобы возненавидеть его.
– Но я знаю способы удовлетворять тебя иначе, Каталина. Пока ты не поправишься.
Я сглатываю, прикрывая глаза и желая никогда в жизни не возвращаться куда-либо ещё, кроме этой кровати и его дома.
– Продемонстрируй, – с вызовом произношу я.
– Прямо сейчас? – словно удивляется он, но в голосе ясно слышится азарт.
– Да.
И тогда Гай издаёт смешок, а потом без дальнейших слов прижимает меня к себе сильнее, я спиной упираюсь ему в грудь уже гораздо-гораздо плотнее и теперь ощущаю снизу кое-то