– Наверное, стоило бы мне взять сигару из своей любимой коллекции и обновить Доску наказаний. Как думаешь, щенок?
Мужчины с серебряными картами в нагрудных карманах сурово глядят на нас. В некоторых взглядах показывается любопытство, в других – какое-то озорство. Но факт остаётся фактом: никто из них не равнодушен к происходящей ситуации.
– Или, может, я должен взять твою жену и сделать с ней то же самое, что сделал её отец с Натали? – Вистан гулко хохочет, будто сказав что-то очень смешное. – Эх, нет. Не могу, пока она твоя жена. Верно? Я ведь уважаю то, что оставили нам наши предки. В отличие от тебя, жалкий сопливый мальчик.
– Заткнитесь! – не выдерживаю я, ударив рукой по столу.
Мужчины в удивлении почти синхронно поднимают брови. Один Вистан сидит довольный, с заметной на губах ухмылкой.
– Я сказал что-то не то, милая невестка? Неужели обидел тебя, солнце моё?
У меня вскипает от злости кровь. Будь моя воля, я бы вырвала ему сердце из груди. Гай рядом со мной почти не дышит. Я вижу лишь остекленевший взгляд, прикованный куда-то в одну точку.
– Зачем ты нас звал? – спрашивает он, и голос звучит так, будто говорящего лишили всех чувств и эмоций.
Его рука ложится мне на колено, и он легонько его сжимает, будто таким образом оказывая поддержку. Хотя в поддержке нуждается сейчас именно он.
– Хотел посмотреть, на кого ты променял любовь к матери, – ядовито выдаёт Вистан. – Что эта девочка сделала такого, чтобы забыть о матери, вырастившей тебя?
Я вспоминаю об ужасной судьбе, выпавшей на долю Натали Харкнесс, и меня едва не вырывает от количества лицемерия, которым наполнены слова Вистана.
– А что такого сделала четырнадцатилетняя девочка, чтобы похищать её и держать затем долгие годы на привязи? – спрашиваю я, повышая голос почти до такой степени, что он, скорее всего, слышен в соседних комнатах.
Вистан смотрит на меня как на будущую жертву. Его взгляд полон презрения и одновременно с тем наслаждения от одного лишь моего вида. А видит он во мне не что иное, как маленькую девочку, которую можно легко запугать.
– Вот о тебе мне хотелось бы поговорить побольше, – произносит он, вставая со стула. Он идёт вдоль длинного стола, на пальце сверкает перстень, почти такой же, какие носят короли. – Я видел, что ты сделала с моим человеком.
Вистан говорит о Хью, в этом нет никаких сомнений. Я почти чувствую за себя гордость, хотя эти мои действия наверняка повлекут за собой мучения похуже, чем те, которые мне довелось пережить. Вероятно, раз Вистан не может больше меня убить, он станет давить морально и психологически и в итоге доведёт до того состояния, когда я сама решу покончить с жизнью?
Я сжимаю подол платья, когда Вистан подходит ближе. Он высок и строен, поэтому весь его вид внушает страх. Я смотрю на его руки и думаю, сколько же на них крови.
– В тебе, видно, дала знать о себе кровь отца в тот момент, – усмехаясь, продолжает он. – Кровь О’Райли.
– Хватит, – говорит Гай. – Оставь её. Скажи, зачем мы здесь? Ты пригрозил убить Софи, если мы не явимся, явно не только для того, чтобы посмотреть на Каталину.
За голосом следует резкий хлопок. Я даже не сразу соображаю, что произошло. Вижу лишь, как голова Гая повёрнута в сторону, а Вистан стоит возле него и потирает ладонь.
– Я не давал тебе права говорить, щенок, – цедит мужчина сквозь зубы.
Вистан дал пощёчину своему сыну. Дал пощёчину Гаю. Степень унижения, которая мне никогда не была известна.
Я так злюсь, что готова уже подняться, чтобы что-то сделать, но рука Гая крепко сжимает мне запястье под столом, словно ощутив мои намерения.
– Сейчас я говорю с твоей очаровательной женой, – произносит Вистан, широко улыбаясь. – Правда ведь, Каталина?
– Что вам от нас нужно? – спрашиваю я. Мой голос на фоне его звучит как мышиный писк.
И Вистан вдруг щёлкает пальцем.
Словно по мановению волшебной палочки двое мужчин, стоящих около дверей, молниеносно оказываются за спиной Гая. Они хватают его за руки с обеих сторон, поднимают из-за стола и швыряют к полу, прижимая за запястья к сверкающей поверхности.
Я в ужасе поднимаюсь, но Вистан лишь толкает меня в плечо, посадив обратно на стул.
– Нет, дорогая невестка, не шевелись. – Он гладит меня по волосам, как отец свою дочь. – Сиди на месте и наслаждайся шоу.
Позади меня оказывается ещё один мужчина. Он кладёт свои крепкие руки мне на плечи, вдавливая вниз. Теперь я ни за что не смогу встать со стула, остаётся лишь беспомощно сидеть.
И смотреть.
Смотреть на то, как Гаю задирают чёрную рубашку, оголяя спину.
Смотреть на то, как Вистан хватает коробочку с сигарами и вытаскивает одну, а потом зажигалку.
Смотреть на то, как огонь касается кончика сигары.
– Нет! Пожалуйста, не надо! – кричу я, а руки на моих плечах тяжелеют, снова надавливая.
Вистан меня игнорирует.
А я не могу перестать видеть двенадцатилетнего Гая на полу, которого отец однажды впервые решил наказать таким ужасным способом.
Я хочу упасть на колени перед Вистаном и умолять его передумать. Я съёживаюсь, глядя на то, как сигара касается ещё чистого от шрамов маленького участка кожи на спине Гая. А потом слышу характерный звук тушения, шипение, но не слышу голоса, полного боли, который должен был бы за ним последовать.
– Прошу вас! – кричу я в слезах. – Умоляю! Не надо!
Но кричать уже поздно.
Потому что сигары – одна за другой – тушатся о спину Гая, оставляя ожоги, которые затем затянутся в новые шрамы.
Мне так больно на это смотреть, что я закрываю глаза и вонзаю зубы в собственные губы до крови, чтобы отвлечься. А из глаз сквозь прикрытые веки всё брызжут слёзы, стекая по щекам целыми ручьями.
– Я вынужден был снова наказать тебя, щенок, – слышится голос Вистана, перекрывающий мои крики. – За очередную слабость. Хотя мне давно казалось, что ты больше слабости не знаешь.
Я хочу вырвать каждому из них сердце. Каждому. Но Вистану в первую очередь. Я думаю, что с удовольствием пустила бы ему пулю в голову прямо сейчас, если бы у меня была возможность вытащить пистолет.
О спину Гая тушат следующую сигару, а мне кажется, что я сама ощущаю за него эту обжигающую боль на своей коже. Вистан обходит лежащего сына и направляется снова ко мне. Мужские руки всё ещё удерживают меня на стуле.
Я сглатываю.
– Добро пожаловать в семью, милая, – говорит он, широко улыбаясь. – Думала, всё будет так просто? Думала, что раз ты теперь жена моего сына, то всё изменится и забудется? Нет, прелестница. – Вистан бросает в рот виноградинку с тарелки с фруктами, лежащей на столе, и продолжает: – Я не могу теперь убить тебя, это правда, но я попытаюсь отнять твой рассудок. И начнём прямо сегодня.
Он снова щёлкает пальцами. И словно по команде Гая поднимают с пола. Его рубашка разорвана, лоб покрыт потом, но тело обессилено от боли.
– Я не могу убить своего сына, – продолжает Вистан. – Но я ведь могу попробовать убить его руками его прелестной жёнушки. Тогда появится причина убить и тебя – кровь за кровь.
У меня коченеет всё тело от его слов.
– Итак, вот что я предлагаю тебе. Я прощу предательство Нейтана Блэквуда и Зайда Парсы, оставлю в живых и Софи Вэлдон, если ты возьмёшь пистолет и выстрелишь в этого жалкого мальчишку. И посмотрим, будет ли Господь милостив к моему сыну и позволит ли ему ещё немного пожить. Если да, то такова воля Божья, если же нет… Увы, я отправлю к нему и тебя.
Мне кажется, что-то внутри меня медленно умирает, а я вместе с ним.
Глава 26
Как ощущается мёртвое сердце?
Конечно, оно вовсе не ощущается, оно же мёртвое. Именно это я и чувствую сейчас.
Вистан терпеливо ждёт моего согласия, а я знаю, что он не выпустит нас просто так. Он не поменяет решения, не позволит мне отказаться. У меня нет никакого выбора.
Я хочу умереть… Господи, пожалуйста, дай мне умереть, но не делать того, чего от меня требуют…
– Чейс, дай ей пистолет, – приказывает Вистан.
Мне в руку кладут оружие – вроде того, с которым я тренировалась на стрельбище в доме Гая. У меня пересыхает горло, а руки начинают трястись. Я смотрю на орудие убийства и понимаю, что им можно отнять жизнь человека.
И сейчас люди вокруг хотят, чтобы я отняла жизнь у Гая.
Этого желает его родной отец.
Волна тошноты подступает к горлу стремительно.
– Побуду милосердным, – продолжает Вистан довольным насмешливым тоном. – Я дам тебе самой решать, куда стрелять. Ты можешь выстрелить сразу в голову – на верную смерть, а можешь попасть в более незначительные места. Решать тебе, так уж и быть.
Словно это упрощает мне задачу. Будто бы от этого мне сразу должно стать легче.
Вистан упивается моим страхом, моим разрывающимся сердцем, моей паникой, которая заполнила каждую клеточку тела.
– Даю тебе десять секунд, – твёрдо говорит он. – Не успеешь выстрелить до этого, я убью Софи у вас на глазах, и у вас же на глазах вытащу из неё её чёртового ребёнка. Крови будет много, вам не стоило бы видеть подобную картину. Как не стоило бы видеть, как я отсеку головы предателей, решивших помочь тебе.
Пистолет словно становится ещё тяжелее в моей руке, пока я пытаюсь привести в норму собственный разум. Я поднимаю взгляд на Гая. Он будто пытается игнорировать боль и унижение, которым подверг его отец, сейчас он смотрит на меня и видит только меня. А потом вдруг тихо говорит:
– Стреляй, моя роза.
Я качаю головой, а из глаз текут слёзы.
– Нет… Нет, я не могу, я…
– Семь! – кричит Вистан. – Шесть! Пять!
– Каталина, стреляй, – уже с напором выдвигает Гай. Остекленевшие глаза пусты. – Стреляй в меня.
– Гай! – реву я в ответ, а пистолет словно сжигает мне руку. – Я не могу!
– Всё будет хорошо, просто стреляй. Прошу тебя, стреляй.
Конечно, ради друзей он готов получить и пулю. Сейчас ему плевать на последствия, плевать на собственную жизнь. Он сделает всё ради того, чтобы Софи, Нейт и Зайд не пострадали.