Поднявшись с кресла, она села на диван рядом с ним.
— Давай не будем больше говорить о Греге, хотя бы сегодня. Проведем вечер, не вспоминая о нем.
Какая-то едва уловимая перемена произошла в нем. Он настороженно посмотрел на нее и съязвил:
— Однажды мы уже поступили так, и к чему это привело?
Его слова и тон задели ее, причинили душевную боль. Дорис хотела было ответить какой-нибудь язвительной шуткой, что хорошо умел делать Грег, или перевести разговор на безобидную тему. А еще лучше было бы выложить наконец откровенно, к чемy именно привел их проведенный вдвоем вечер.
Но вместо этого она поднялась, чтобы отправиться на кухню, и, поравнявшись с ним, с нескрываемым огорчением тихо произнесла:
— Жаль, что ты раскаиваешься в том, что произошло.
Тед остановил ее, взяв за руку.
— А ты не раскаиваешься?
В чем? Испытывать сожаление, что узнала единственный раз в своей жизни, какой удивительно страстной и нежной может быть любовь? Укорять себя за тy близость, которую испытала, и раскаиваться в том, что дала жизнь Кэтрин?
— Нет. — Она заметила, что ее ответ смутил его, и невольно улыбнулась. — Нет, Тед. Я бы не променяла тот вечер ни на что на свете. — Мягко отступив в сторону, она освободилась от его руки. — Сейчас появится Кэтти. Она составит тебе компанию, пока я займусь обедом.
Тед хотел последовать за ней на кухню, но, выглянув в окно, убедился, что мать права. Ее доченька неслась по двору на велосипеде так, словно за ней черти гнались, затормозила юзом на подъездной дорожке, спрыгнула и бросилась вверх по ступенькам. К тому времени, когда она захлопнула дверь и вбежала в гостиную, Дорис уже скрылась в коридоре.
С глаз долой, из сердца вон?
"Нет, Тед. Я бы не променяла тот вечер ни на что на свете".
Может, из сердца не совсем вон?
Видно, все не так, как он предполагал.
С загадочным выражением на лице Кэт уселась на диване, положив ногу на ногу.
— У меня есть папина бейсбольная перчатка. Правда, старенькая, но я берегу ее. Вы знаете, он играл в бейсбол, когда учился в средней школе. Здорово играл. Хотите посмотреть на нее? А может потренируемся?
— Только не сегодня, девочка. Я все еще не отошел после вчерашнего марш-броска. Давай займемся этим в ближайшие выходные.
Чуть склонив голову набок, она всматривалась в него, словно пыталась понять, можно ли ему верить на слово. Кажется, его предложение удовлетворило ее, ибо она кивнула.
— О'кей. От чего вы не отошли?
— От двадцатимильной прогулки с полной выкладкой.
— Ага, но вы же морской пехотинец, а им полагается быть лихими парнями. По-моему, немногие молодцы такие сильные и храбрые.
Он ухмыльнулся, приготовившись к занятной беседе.
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты насмотрелась рекламы?
— Мама ругает меня, что я слишком много смотрю телевизор, а бабушка говорит, что мама в моем возрасте тоже не отрывалась от него. Бабушка сказала, что мама была ленивой. И когда было жарко, она только и делала, что лежала под кондиционером и смотрела телевизор. Даже сейчас она не очень любит ходить на пляж, говорит, там слишком жарко. Ну, конечно, жарко. Но это же пляж. Поэтому… — Кэт взглянула на телевизор в другом конце комнаты, все еще включенный, но без звука. — Хотите посмотреть мультики?
— Мне безразлично. Если хочешь, смотри.
— Не-а. Вы любите играть в карты?
— Конечно.
— Вы умеете хорошо тасовать колоду? Мне нравится играть, но Майк, он живет дальше по улице, говорит, что я тасую, как девчонка. Можете поучить меня?
Озорница скатилась с дивана, перешагнула через кофейный столик, сняла две колоды карт с полки рядом с телевизором и вернулась назад.
Тед взял правой рукой одну колоду и постучал ею по колену, чтобы подровнять карты. Разделив их на две половинки, смешал все вместе и одним щелчком снова подровнял. Кэт повторила его движения, но, когда она попыталась согнуть каждую половинку колоды так, чтобы карты скользнули вперемешку, они вырвались из ее рук и разлетелись по дивану.
— Ни у кого не получается с первого раза, — успокоил ее Тед, помогая собрать карты. — Попробуем еще раз.
Вторая и третья попытки закончились тем же результатом, но на четвертой половина карт попала на свое место, а половина рассыпалась.
— В каком классе ты будешь учиться осенью? — поинтересовался он, подрезая свою колоду.
— В четвертом.
— Держи карты большим пальцем здесь, а этим — здесь. — Он поставил ее руку, как требовалось. — Какой у тебя любимый предмет?
— Физкультура, — ответила она без колебаний.
— Ага, моя тоже, — заулыбался Тед.
— Мне нравится и математика, неплохо у меня с естественными науками. — Она наградила его обаятельной улыбкой. — Пишу я с ошибками и мой словарь всех шокирует.
— Это я заметил. Не так уж плохо, что мама будет преподавать в твоей школе, а? Она же не такая плохая учительница, чтобы ее не любили все дети, правда?
— Не-а. Она, вообще-то, хорошая. Большинство детей любит ее, за исключением мальчишки по прозвищу Дылда из ее старой школы. Наш телефон раньше был в телефонной книге. Он так разозлился на нее, что начал звонить по сто раз в день, и даже среди ночи, дал наш номер своим друзьям, и те тоже звонили. Поэтому нашего номера нет сейчас в телефонной книге.
Она замолчала и потерла нос, потом неуклюже начала смешивать карты.
— А кроме физкультуры вам нравилось еще что-нибудь?
— Английский, потому что я любил читать. Остальное меня не интересовало. Я уже знал, что не буду поступать в колледж, поэтому оценки меня не заботили. Просто хотел закончить школу.
— Почему? Если в школе вам не нравилось, почему вы ее не бросили?
— Я обещал отцу, что закончу ее. Для него это было важно.
— А то, что вы "пушкарь", для него тоже важно?
— Уже нет, — спокойно ответил он, вспоминая детство. У Кэт и у него было нечто общее — оба росли без отца. Но он по крайней мере помнил своего родителя. Первые девять лет жизни он прожил с ним. Она же совсем не знала своего — ничего, кроме фотографий и воспоминаний других людей. — Мой отец умер.
— Когда?
— Когда я был в твоем возрасте.
Что-то в его голосе, должно быть, тронуло ее и, забыв о картах, она вдруг положила свою ладошку на его запястье. Такой обычный жест, но у него внезапно сжалось сердце.
— Извините. Обычно, когда я задаю много вопросов, к тому же личных, ма говорит: "О, что-то мы сегодня слишком уж любопытны". — Девочка очень похоже изобразила мягкий голос матери, потом снова перешла на свой деловой говорок. — Хотите, сыграем, пока ждем?
— Я не очень-то знаю детские карточные игры, — предупредил он, не избавившись еще от странного ощущения при ее прикосновении.
— Вот и отлично, я сама не люблю детских игр. — Она довольно ухмыльнулась. — Сыграем в покер.
— Я играл в покер с твоим отцом каждую субботу.
— Он выигрывал?
— Только не тогда, когда играл твой партнер, — послышался насмешливый голос. Тед обернулся. Дорис стояла, прислонившись к косяку двери, сложив руки на груди. В узких брючках и цветастой майке, обтягивавших ее стройную фигурку, она скорее казалась старшей сестрой Кэтрин, нежели ее мамой. Только выглядела она красивее, чем десять лет назад.
Черты ее лица стали мягче, глаза — немного грустнее, но и мудрее.
— Так вы здорово играли, да, Тед? — заинтересовалась Кэт.
— Нормально.
— Нормально? — протестующе воскликнула Дорис. — Ты только взгляни на его лицо — оно словно высечено из камня. Выражение "покерная физиономия"[1] придумали, имея в виду как раз его лицо. Он регулярно обдирал твоего отца и всех остальных.
— А как с тобой, ма? — спросила дочь с хитренькой ухмылкой. — Что он выигрывал у тебя?
На лице Дорис застыла жалкая улыбка, глаза заволокла печаль. Теду стало обидно за нее, неловко за тот образ прожженного игрока, который создавало воображение девочки, и он принял ее вопрос в свой адрес.
Ну, в самом деле, что он выиграл у этой женщины, растерянно замершей рядом? Список короткий, но довольно приятный. Несколько поцелуев. Немного ее внимания. Наслаждение ее телом на протяжении трех слишком коротких часов. Очень много страсти. Но преследовали-то его те вещи, которых он не выиграл. Ее любовь. Ее обожание. Ее сердце.
Глаза Дорис предупреждали, что у нее нет ответа на вопрос дочери, однако ее губы раскрылись, словно она решила все же попытать счастья. Тед упредил ее своим вполне безобидным ответом:
— Твоя мама любила играть, а не выигрывать. Нам не удалось сделать из нее настоящего игрока.
— Ну, ма, — разочарованно протянула Кэт.
— Нельзя рисковать, если не можешь позволить себе этого, — возразила Дорис, не спуская с гостя глаз.
Она считает, размышлял Тед, что слишком много потеряет, если увлечется им, и он не мог не признать, что она права. Грег был надежной ставкой. Брак с ним давал ей все, чего она хотела. Ну а он? Он мог бы дать ей дом — у него остались все те деньги, что были скоплены для сестры, плюс дополнительные сбережения за пять лет, — но не больше. Он не может предложить ей семью взамен семьи Грега, которая стала частью ее жизни. Не сможет дать ей новых приятных знакомых или добиться признания со стороны ее старых друзей, что с легкостью удавалось Грегу. Он не способен с такой легкостью и так естественно вписаться в ее жизнь.
Но он безмерно ценил бы ее.
Занимался бы с ней горячей и страстной любовью.
Мог бы стать отличным мужем, заботливым отцом. Ей не пришлось бы беспокоиться, готов ли он к отцовству, или бояться, что не возьмет на себя такую ответственность. Ему даже в голову не могло бы прийти оставить ее одну воспитывать дочь или растить их детей.
Он бы любил ее.
Да, мог бы любить так, как не способен был Грег.
Дорис наконец отвела от него свой взгляд, и он увидел, как она улыбнулась Кэт.
— Иди умойся, золотце. Обед уже почти готов.