Он хочет занять место Грега в их семье.
И он не стал причиной того, что это место свободно.
Но все это не оправдывает его ложь.
Ничто и никогда не оправдает его, если он причинит ей новую боль.
Господи, да неужели только на это он и способен…
Заглянув в стенной шкаф, он снял коробку с верхней полки. При очередном переезде он обязательно освобождался от всего лишнего — от старой одежды, старых книг, от ставших ненужными сувениров, — но эта коробка сопровождала его повсюду. Она пережила шестнадцать лет разъездов благодаря металлическому шкафчику, в который он запер ее. Пережила даже тот трагический взрыв. Погибли десятки парней, еще больше было ранено, а этот жалкий короб с его скудным содержимым остался целым и невредимым.
Вернувшись в ярко освещенную спальню, он поставил картонку на кровать и открыл ее. Находившиеся внутри предметы, как и фотографии, которые Дорис разглядывала в гостиной, были его сокровищами. Они напоминали о добрых временах в жизни.
Немного добра — за тридцать пять лет.
А вот и другие снимки: матери и отца, его самого с Джуди, несколько фотокарточек Грега и портрет Дорис. Плохого качества моментальный снимок, сделанный кем-то однажды ночью в ее квартире. Освещение было скудным, комната — как в тумане, но, черт побери, девушка была красива.
Сохранилась и модель самолета, которую помог закончить отец всего лишь за несколько дней до своей смерти, и карманная книжка любимого писателя, подаренная ему Дорис. Перочинный ножичек отца. Все открытки и письма от Джуди — они давно перестали приходить. Украшенная гербом их школы грамота за участие в легкоатлетических соревнованиях. Несколько значков за выигранные забеги.
В углу коробки была и цель его поисков — бейсбольный мяч. Старенький, утративший свой белый цвет, со стершейся надписью. С этим мячиком он был капитаном всех бейсбольных команд, в которых играл пацаном. В его округе мало кто мог приобрести нужную экипировку. Жившим там семьям едва хватало зарплаты, чтобы оплатить аренду жилья и продукты. Он же имел все снаряжение и потому главенствовал в играх. И он был гордым обладателем этого мячика.
Со вздохом он оставил мяч на кровати и поставил коробку на место. Наступил субботний ветер и, если Дорис не передумала, Кэт ждала его. Он должен бы пощадить самолюбие женщины, но если дочь окажется разочарованной, виноватой в этом будет ее мать, а не он.
Когда несколько минут спустя он подъехал к их дому, Кэт стояла на подъездной дорожке и колотила бейсбольным мячом в стену дома медленно и размеренно, чем могла довести мать до безумия. Увидев гостя, девочка сунула мяч под мышку и повернулась в его сторону.
— Я боялась, что вы не приедете, — радостно закричала она.
— Мы же договорились о точном времени, ведь так?
— Мне казалось, вы захотите позавтракать с нами. Каждую субботу мы ходим на ланч в одну пиццерию недалеко от нашего дома, но мама сказала "нет". Вы случайно не поругались с ней?
Он засунул руки в задние карманы джинсов.
— Почему ты так думаешь?
Кэт пристально посмотрела на него.
— Потому что она ушла наверх и оставила вас одного в четверг вечером. Потому что не спустилась вниз, чтобы пожелать вам спокойной ночи, когда вы уходили. Мама придерживается хороших манер и никогда никому не грубит. Никому, как бы плохо они себя ни вели.
Итак, Тейлор-старшая любезна со всеми на свете, кроме него. Что еще нового?
Он подошел к девочке поближе.
— Если ты против моего появления здесь, мне придется уехать. Я у вас потому, что обещал, а я всегда… В общем, стараюсь делать то, что обещал.
Кэт задумалась на минутку, потом вдруг бросила себе под ноги мяч.
— Спрошу у мамы, — недовольно пробурчала она. Подойдя к парадной двери, девочка вежливо постучала, вместо того чтобы просто войти. Дверь тут же открылась и в ней промелькнула Дорис. Мать с дочерью перекинулись несколькими словами и Кэт вернулась, одним прыжком миновав ступеньки.
— Ма говорит, вы можете войти.
Она могла по крайней мере выйти и хотя бы взглянуть на него. Хоть бы позволила увидеть себя, если не желает смотреть на него.
— Ты всегда стучишь в свою дверь? — спросил он, следуя за Кэт к заднему двору.
— Мама моет полы, поэтому не хочет, чтобы я по ним ходила, и заперла парадную дверь. Мне приходится пользоваться черным ходом.
Задний двор не был так ухожен, как передняя лужайка. Здесь росли старые деревья, ронявшие пересохшие ветки и листву на дорожки и некошеный газон, на крышу веранды. Цветы с этой стороны дома выращивали только в горшках — красные герани, петунии и азалии, отдыхающие после буйного весеннего цветения. Трава росла редко — слишком много тени.
Кэт оставила на задней веранде две перчатки — все же две, заметил он, хотя она и думала, что он не придет, — но не принесла мячик, надеясь на него. Его рука легко вошла в перчатку Грега. Немного свободна — хозяин был крупным мужчиной, — но вполне годилась.
У девочки оказалась сильная бросающая рука — даже сквозь перчатку его ладонь ощущала силу ее броска, но точность оставляла желать лучшего. Он сделал несколько подсказок, но в основном служил ей целью.
— Ты играешь в команде? — спросил Тед через некоторое время.
— Не-а. — Она остановилась, чтобы заправить волосы под кепку. — Мама говорит, что я могу играть только в одну игру, потому что тренировки занимают слишком много времени, и я выбрала футбол. Но мне он уже немного наскучил. Футбол мне нравится, но в нем легко поломать ноги или руки, а если это случится, мама запретит мне спорт вообще.
— А ты играешь когда-нибудь в куклы или во что-то в этом роде?
— Это еще зачем? — Она бросила мяч с особой силой. — Только потому, что этим занимаются девочки?
— Я этого не говорил, просто спросил.
Стянув перчатку, она обтерла руку о свою рубашку.
— Бабушка Джеймсон — это мамина мама — говорит, что я должна вести себя как девочка. Она хочет, чтобы я носила платья с оборочками, и покупает мне банты для волос и туфли, которые жмут. А бабушка Тейлор заставляет ее забирать их обратно. Она говорит, что неважно, как я себя веду, лишь бы не хулиганила.
Тед мог бы и догадаться о подобном обращении. Мать Дорис воспитывала только дочерей. Все три были симпатичными, женственными и отнюдь не сорванцами. Миссис Тейлор, напротив, воспитала трех мальчиков — атлетически сложенных и хулиганистых. Кэт явно унаследовала озорство и свои спортивные увлечения от отца.
— Ты часто видишься со своими бабушками и дедушками? — спросил он, бросая ей мячик.
— Довольно часто. Они же живут недалеко отсюда. Мои тетки часто забирают меня в субботу вечером, и я ночую у них. Каждое лето мои дедушки берут меня на рыбалку в глубокой воде. Мама однажды поехала с нами просто посмотреть, что это такое. И как же она разболелась! Почти все плавание она провела в ванной комнате яхты. Сказала, если мы немедленно не вернемся на берег, то можем выбросить ее за борт и дать ей утонуть, потому что более несчастной уже и быть не может.
Брошенный ею мячик пролетел над его головой справа, и девочка кинулась за ним. Разгоряченный, вошедший в азарт, Тед побежал вслед, но юная спортсменка обогнала его и радостно засмеялась. Подобрав мяч, они уселись на траве.
— Вы когда-нибудь выходили в океан? — спросила она, утирая лицо рукавом.
— Пару раз я был в круизах по морям и океанам.
Кэт восторженно посмотрела на него.
— Настоящие путешествия? Или на военном корабле?
— На военном.
— Когда я была маленькой, я слышала разговоры о круизах по Средиземному морю и думала, что это увеселительные плавания, знаете, как в телевизионной рекламе. И даже хотела поступить на службу в Военно-морские силы и плавать через океан, пользоваться на корабле бассейном, развлекаться и есть всякую вкуснятину. Все равно, что на каникулах. Потом я узнала, что все вовсе не так весело, как показывают по телевизору.
Она говорила так серьезно, что Тед не мог удержаться от смеха.
— А когда ты, Кэтти, перестала быть маленькой? Тебе сейчас уже девять.
— Мама говорит, что мне девять и скоро исполнится сорок девять. А дед сказал, что я родилась старой.
Сзади со скрипом открылась дверь дома.
— Детка, — позвала мать, — подойти сюда на минутку, пожалуйста.
— Давайте сделаем вид, что мы не слышим, — предложила озорница. — Если я пойду, мама придумает для меня какое-нибудь дело. Всегда так бывает, когда она вежливо просит меня. А я бы просто посидела здесь в теньке.
Тед отдал ей перчатку и поднялся.
— Ты делай вид, что не слышала, а я узнаю, в чем дело. Мне так и так нужно поговорить с ней.
— Вы собираетесь извиниться за то, что вели себя ужасно в тот вечер?
Он ухватил козырек ее кепки и натянул ей на лицо.
— Твоя мать права. Ты слишком любопытна.
— Если я передумаю и войду в дом, я не застану ваших поцелуев или еще чего? — поинтересовалась она, игриво выглядывая из-под козырька. — Я спрашиваю потому, что мне не нравится смотреть на такие вещи, разве только по телеку — тогда можно просто выключить его.
Он успел сделать уже несколько шагов, потом вернулся и присел на корточки.
— И часто ты видишь здесь такое?
Ее лукавая улыбка была под стать ехидному голоску.
— Не скажу, мистер Хэмфри.
— Ну, ты тот еще ребенок! — Стянув с нее кепку, он разлохматил волосы и пошел через двор. Через мгновение мимо пролетел сильно пущенный мяч.
На маленькой квадратной площадке стояли столик для пикника из красного дерева, бамбуковые стулья и газовый гриль. Три ступеньки вели на веранду. Она была занята гамаком и потрепанным плетеным креслом-качалкой. Еще одна ступенька вела в дом. Гость оказался в небольшой прихожей. В кухне рядом чем-то занималась хозяйка.
Она стояла к нему спиной и тихо подпевала радиоприемнику. На ней были бледно-голубая мужская рубашка на пару размеров больше и обтягивающие белые джинсы. Босые ноги придавали ей уязвимый вид. Он постоял в двери, наблюдая, и тихо вошел в кухню.