Чародейка сидела возле туалетного столика в спальне и примеряла украшения и амулеты. В тонких пальцах один массивный браслет выглядел совсем броско. Но его очертания скрылись, когда на шее, аккуратно в яремной впадине, угнездилась подвеска янтаря.
— Мы можем с вами обсудить утренний перформанс? — Подойти неприметно не удалось, потому что девчонка неотрывно наблюдала за отражением в зеркале.
— Нет. — Холодом повеяло не только от слов, но и от движений, которые стали рваными и резкими.
— Если ваше состояние связано с сегодняшним вечером…
— Нет.
Очертания её магии кружились в воздухе, подхваченные тонкими бликами солнечного света, что в это время года был редким гостем, но когда уж появлялся то заставлял главную площадь переливаться красками, серебрил снег и раскрашивал окна домов причудливыми витражами. В этой туманной спальне солнце было слишком не нужно. И Митеньке вдруг почудилось, что всё это так мелочно: крест, погони, империя… Всё это не имеет значения, если женщина плачет. И захотелось подойти непростительно близко, окутать хрупкие плечи сильными ладонями, прижать к себе, став одним целым, чтобы только она не плакала. В этой поволоке снежного утра девушкам вообще нельзя плакать. Можно смеяться, целоваться, любить друг друга…
Дмитрий очнулся, когда холодная ладонь дотронулась до его подбородка, вынуждая взглянуть в глаза. Но это тоже было ошибкой. В цвете сочной летней травы царил хаос и безумие, что заставлял обнять руками тонкий стан под мягкой тканью лишнего сейчас платья. Наклониться к лицу с молочной кожей. Провести губами по виску. Потереться щетиной.
— Дмитрий, пожалуйста. Я вас умоляю… Прошу, очнитесь…
Но куда там обычным просьбам. Митенька бы поцеловал. Без смущения. Просто, потому что хотел этого. Но стук в дверь и голос денщика внесли свои коррективы. Алиса убрала его ладони со своей талии и, отвернувшись к зеркалу, прятала на лице если не отвращение, то точно досаду от произошедшего инцидента.
А Мстислав, мужчина в годах, привёз всё необходимое: начиная от парадного мундира и заканчивая дамским бальным платьем с фижмами, глубоко зелёного, почти до черноты, цвета. Заверил, что он лично будет сопровождать их до императорских палат. Даже коляску для выездов сегодня почистил. Дмитрий был благодарен старому другу, который долгие годы ходил за вертлявым неспокойным княжичем. Именно благодарность, уважение, не позволяли Митенька втягивать Мстислава в свою имперскую службу.
Время давно перебежало за полдень. Темнеть в зимнее время начинало рано, поэтому спустя несколько часов после обеда солнце скрылось за набрякшими облаками, что готовы были утопить город в снежной метели. Дмитрий смотрел в окно и прикидывал, откуда ещё ждать неприятностей. В голове неприятно шумело, словно вчера бочонок вина выхлестал. Надо бы обратиться к ведьме, пусть даст какого-нибудь зелья. Или лучше яда. Чтобы наверняка. Но она была занята вечерним туалетом. Заперлась в спальне и не выходила уже целый час. Периодически Лиховской прохаживался мимо двери, ловя шорохи и причитания, а потом полотно ударилось о косяк и на пороге появилась чародейка, что смущённо прижимала к груди наряд.
— Позовите горничную. Корсет надо затянуть…
Звать никого не хотелось чисто из соображений безопасности. Митя поймал изумлённый взгляд девчонки, когда толкнул её в спальню и развернул к себе спиной. Платье было неудачным. Со слишком глубоким вырезом сзади, что почти открывал лопатки. Дмитрий выругался сквозь зубы и проворно начал затягивать шнуровку.
— Крест будет на вас? — не к месту спросила Алиса, тем самым сбивая Митю с монотонной работы.
— Да. Хотя… — Он умолк и призадумался. С одной стороны, он и так ходячая мишень, но с другой — девчонка предсказывает смерть. И ему проще защищать чародейку, которая будет защищать крест. — Если вы не против…
— Я поэтому и спросила. Если на мне, то дайте сюда. Его надо под корсет опустить.
О причудливости дамского туалета Лиховской как-то не подумал. Да что всем врать. В компании Алисы он вообще разучился этим заниматься.
Крест спрятался под тугим остовом корсета, и девчонка попросила:
— Шнуруйте туже…
— Вы задохнётесь.
— Право слово, князь, эта меньшая из наших бед! — Кудрявые локоны постоянно норовили спутаться с лентами, и Митя уже проклял тот момент, когда решил самостоятельно расправиться с платьем. И вот ведь парадокс: снимать их не в пример легче.
Когда с одеждой было покончено, Алиса повернулась к нему лицом, и Дмитрий забыл выдохнуть. Перед ним стояла не та напуганная девочка из ванны. Не незнакомка из поезда. Сейчас на него смотрела ведьма. На пике своих сил и красоты. От неё веяло едва уловимой смертью и хорошо ощущаемой опасностью. Он загляделся, как в насмешливой ухмылке изгибаются её губы, как приподнимается бровь, как ладони, что прятались под тонкими перчатками, сейчас порхают и зовут прикоснуться к ним губами. Её голос тоже изменился. Не осталось трепетной покорности. Власть. И много забытого, старыми богами дарованного, колдовства.
На стол встала шеренга баночек.
— Дмитрий, вы же мне доверяете? — Почему-то при такой постановке вопроса Митя уже засомневался в этом. — Здесь несколько эликсиров, чтобы нас меньше ждало неожиданностей.
Она прошлась тонким пальчиком по буковым крышечкам.
— Это… — Она подхватила крайнюю. — Для ясности зрения. Вот эта для острого слуха. Это эликсир сил: смесь трав, настоянных на родниковой воде. Здесь…
Самая большая булочка вспорхнула в воздух, чтобы оказаться в ладонях Мити.
—… зелье, что усилит ваши природные таланты.
— Это какие? — захотел пошутить Дмитрий, но прикусил язык, поймав надменный взгляд.
— Вы эмпат.
И этим всё сказано.
Когда дверь кареты закрылась за ними, Дмитрий немного пришёл в себя после убойной дозы редких зелий. И сразу поговорить захотелось. Только слова застревали в глотке при одном взгляде на неприступную чародейку, которая из-за шторки рассматривала вечернюю столицу.
— Алиса, — всё же решился Митя. — А что происходит с теми, кто не смог противиться ведьминому очарованию?
Её молниеносный взгляд на свои запястья, и холодное:
— Ничего хорошего.
Глава 20
Сон был нехороший. Душный. С привкусом пепла на губах некроманта, которые Элис целовала, задыхаясь и делясь, почти сошедшим на нет дыханием. Он кричал во сне. И метался по постели. По разодранным запястьям стекала кровь, и Алисия всё никак не могла её остановить. А он не приходил себя, блуждал в каком-то бреду и затягивал её следом.
Туда.
В предгорья к дракону с этим странным ритуалом. Который длился долго, словно высватывая из Элис всю силу.
Туда.
В старое поместье у леса, где играл ручей переливами пернатых соек. Смеялось солнце и пел ветер. В песне которого можно было узнать первые аккорды надвигающейся осени с ее вкусом поздних яблок, что пока неспелые горчили, а потом в их сердцевинах проступал чистый мёд.
Туда.
В закрытую на ключ спальню, что хранила воспоминания ушедшей жизни. С лёгким ароматом застаревшей пыли и чернил. Которые расползались под тёплыми пальцами на пожелтевших листах, превращая некогда ровные строчки в размытые кляксы.
Туда.
К нему.
Элис проснулась слишком рано, чтобы можно было разбудить князя. Она замерла в постели, боясь пошевелится, или лишний раз вздохнуть, потому что вздохи рисковали перерасти во всхлипы.
А Дмитрий храпел. Чем невыносимо раздражал Алисию. Но только сначала. А потом сопли начали стекать ей в уши и что-либо слышать она перестала.
Пришлось встать. Ледяные полы неприятно укусили ступни. И Элис поскорее скрылась в ванне, где долго умывалась, стирая следы такого неспокойного сна, который разбередил душу и привёл нервы в запутанный комок. А на руках, на запястьях… Там, где нити вен просвечивали сквозь кожу, появились серые тени. Их Элис тоже старалась оттереть. Но не выходило. И противные слёзы накатили второй волной. В бессилии она села на край ванной и разродилась хорошей, настоянной на нескольких неспокойных днях, истерикой.
Князь настиг почти вовремя, когда новый виток самобичевания не успел перерасти в легендарное аутодафе. Причём и обвинителем, и исполнителем выступила бы сама Алисия.
И начался водоворот из корсетов, заговоров и внимания Дмитрия, который как ни старался не сильно очаровываться, всё равно проигрывал. Элис заметила недавно за собой такую всеобъемлющую притягательность. И первым пал Грегори, который хоть и понял, что это такое, но не сильно противился. А вот бедному Льюису досталось больше всех: после одного обеда в её компании парень ходил как в облаках потерянный. Что там некромант делал с полицейским, чтобы привести его в чувства, Элис не знала, а теперь сетовала, что не уточнила сразу. С князем бы было проще.
Карета с вензелями и пугающим глянцем на дверях, с которых скалились то ли вепри, то ли волки. В потёмках Алисия не разглядела. Да и не особо старалась. А вот господин Лиховской не переживал, он вёл куртуазные беседы и рассказывал что-то о столице. Элис слушала и чисто из порядочности кивала, потому что внутри паника нарастала, волнами северного моря, которое своими ударами совсем источило прибрежные скалы.
Когда Дмитрий наклонился и интимно притянул её ладонь к своему сердцу, Элис поняла, что они на месте.
— Алиса, не обращайте внимание, если я вдруг выкину очередной фортель…
Предостережение было нелишним, потому что как только двери бального зала сомкнулись за их спинами, в князя вселился юродивый шут, что кланялся всем подряд при этом, не забывая напоминать свой титул.
— Здравствуйте, я князь.
— Приятно познакомиться, князь.
— Добро пожаловать, князь…
Он расшаркивался с придворными и лобызал ручки аристократок, затянутые в тонкие перчатки. Алисия присматривалась к местному обществу и половину разговоров не понимала. Переводчик хоть и был новым, доставленным вместе с нарядом, но всё равно не разбирал некоторых диалектических противоречий. Приходилось опираться на зрение.