– Он сильно занят, будет позднее, – объяснил, хитро улыбнувшись в усы, Верхоланцев. – Пока без него начнём.
Мельгунов скривился, но не стал протестовать.
– Ну и что ты хочешь от меня, Франко? – лениво произнёс он свою первую реплику.
– Пришёл узнать, когда ты вернёшь деньги, за клуб, – заискивающим тоном пробормотал я.
– Стоп-стоп! – прервал нас Верхоланцев. – Олег, ты не должен пресмыкаться. Ты беден, но чувство собственного достоинства не потерял. Давай ещё раз.
Я повторил реплику. Мельгунов, бросив снисходительный взгляд, лениво поинтересовался:
– Какие ещё деньги?
– Мы заключили сделку. Через год ты обещал вернуть мне долг. Я ждал больше года. Ты очень богат теперь, Винченто. Для тебя эти деньги – ничто. А мне они нужны.
– Ну да, – скривившись, проворчал Мельгунов. – После того, как твой покровитель оказался в тюрьме, дела идут плохо. А, Франко? Но я ничем не могу тебе помочь.
– Как это? – я удивлённо поднял бровь.
Мельгунов взял со столика изящную бутылку, плеснул в бокал, элегантно придерживая в ладонях, спокойно ответил:
– Очень просто. Я не собираюсь ничего возвращать. С какой стати? Но если ты хочешь, можешь забрать себе клуб обратно.
– Обратно?! Ты прекрасно знаешь, что две недели назад он сгорел дотла! Ты собираешься вместо моих денег вернуть пепелище?!
– Какие деньги, Франко? Ворованные? Я свои честно зарабатываю. Почему я должен отдавать честно заработанные деньги? А? Если ты не доволен этим, можешь прислать ко мне своих адвокатов. Подать в суд.
Мельгунов наслаждался своей ролью – его глаза, обычно тусклые и мёртвые, сейчас горели, как газовые горелки, зажжённые от адского пламени. Он получил официальную возможность унижать меня при всех и проделывал это с громадным удовольствием. Я не мог понять, почему он не поворачивается ко мне и не смотрит в лицо. Лишь через пару минут осознал, Мельгунов сидит так, чтобы постоянно быть в объективе камеры анфас. Мысленно я усмехнулся, мегазвезда очень ревностно относился к тому, как он будет выглядеть на экране – его снимали всегда с самого выгодного ракурса и часто на среднем или крупном плане. А я стоял к камере боком или спиной.
– Замечательное предложение, – язвительно проронил я. – Представляю заголовки газет: «Мировая знаменитость против гангстера». Предсказать результат подобного судилища несложно. Для этого не надо быть ясновидящим.
– Ну, вот видишь, Франко, ты совершенно напрасно пришёл ко мне, – произнёс Мельгунов.
– Стоп! – прервал нас Верхоланцев. – Ещё раз. Олег, постарайся быть более убедительным. Для тебя это вопрос жизни и смерти. Понял? Давай.
Мельгунов вздохнул и демонстративно откинулся на спинку дивана, чтобы все доподлинно осознали, как ему невыносимо тяжко работать с дилетантом. Нам пришлось повторить наш диалог пару раз, прежде чем главреж произнёс:
– Ладно, перерыв и будем снимать.
Мельгунов удивительно резво вскочил с дивана и, приблизившись ко мне, прошипел прямо в лицо:
– Ты помнишь о нашем уговоре?
– Помню, конечно, – спокойно ответил я.
– Ну, так, когда ты это сделаешь? Времени осталось совсем мало. Или Милана тебе не дорога?
Каков мерзавец? Не терпится ему рассчитаться с главрежем.
– Дорогой Игорь Евгеньевич, всё будет так, как мы договорились, – я сделал вид, что снимаю пылинку с его плеча.
Он брезгливо отшатнулся и, задрав нос, прошествовал в коридор.
– Олег, слушай, что я тебе скажу, – подошёл ко мне Верхоланцев. – Когда мы снимать будем, быстро пройдёшь сюда – вон, там меловая отметочка есть.
– Так меня совсем видно не будет, – непроизвольно вырвалось у меня.
Верхоланцев хитро улыбнулся и, снизив тон, объяснил:
– Мы не на ту камеру будем снимать, а вон на ту – видишь в углу. Но, тс-с-с, это секрет. Ну, ты сам понимаешь, Игорь Евгеньевич знать не должен.
Я представил, в какой ярости будет премьер, когда узнает, что его драгоценную физиономию снимали боком. Неужели Мельгунов так достал Верхоланцева, что главреж решил прибегнуть к таким ухищрениям?
Когда вернулся Мельгунов, мы отсняли эту сцену и тут же начали репетировать следующую. Мегазвезда не заметил подвоха. Когда в комнате появилась Милана в простом домашнем платье в синий горошек, то выглядела, как королева, заставив невольно ею залюбоваться.
– Винченто, в чем дело? Почему ты не хочешь вернуть Франко деньги за клуб? Мы в состоянии рассчитаться с ним.
– Белла, дорогая, – проронил Мельгунов так устало, будто каждое слово давалось ему с большим трудом. – Я не собираюсь выбрасывать деньги на ветер, которые зарабатываю таким немыслимым трудом.
– Но Франко помог нам! Он заплатил долги клуба, когда нас хотели выбросить на улицу!
Мельгунов снисходительно улыбнулся.
– Ты слишком драматизируешь ситуацию, дорогая. Вовсе не так все было плохо. Мы могли обойтись без его помощи. Франко нужны деньги, чтобы вытащить своего обожаемого покровителя, дона Марчиано, из тюрьмы. Неужели я буду давать деньги на освобождение главы мафиозного клана? Это было бы просто нечестно.
– Ты просто должен вернуть долг, – повторила Милана и её глаза вспыхнули гневом, сделав более очаровательной.
– Не уговаривай меня. Я не буду помогать этому мерзавцу.
– Тогда я сама выпишу чек, – отрывисто бросила Милана, подошла к секретеру и, выдвинув ящичек, вытащила тонкую книжечку в синей обложке.
Мельгунов ухмыльнулся и торжествующе заявил:
– Дорогая, такое благородство делает тебе честь. Но ты же знаешь, что счёт у нас общий. Как только Франко выйдет отсюда с чеком, я позвоню в банк и сделаю заявление, что чек подделан. Полиция тут же арестует твоего бывшего любовника.
– Ладно, я пойду, – произнёс я последнюю реплику, и развернулся.
Но команды главрежа не последовало, вместо этого я услышал голос Миланы:
– Франко!
Я обернулся. Милана стояла посредине комнаты с изящной, отделанной перламутром, шкатулкой. Приблизившись, воскликнула, изображая волнение:
– Вот, надеюсь, этого хватит.
Я взял шкатулку, открыл и растерялся, совершенно не помнил, что за реплика шла дальше, но вдруг меня осенило:
– Белла, я не смогу продать эти драгоценности, меня тут же арестуют за воровство. Спасибо, не надо.
– Винченто, насколько я помню, ты говорил, у вас была договорённость с Франко. Если ты не сможешь вернуть долг, я возвращаюсь к нему. Правда? – спросила Милана, бросив взгляд на премьера. Мельгунов, непонимающе заморгал. Только полный ступор от непредсказуемо развивавшихся событий помешал ему заорать, что всё идёт не по сценарию, а Розенштейна рядом не оказалось. – Франко, скажи, у тебя остались хоть какие-то чувства ко мне? – спросила она, уже обращаясь ко мне, глядя прямо в глаза.
Я взял её за руку, поцеловал:
– Я люблю тебя больше жизни, как прежде.
Отставив шкатулку, она положила мне руки на плечи.
– Тогда я ухожу с тобой! Ты согласен? – это звучало прекрасно.
Уж импровизировать, так импровизировать до конца. Я прижал её к себе, жадно впившись в губы.
– Стоп! Снято, – услышал я, наконец, окрик главрежа.
Оторвавшись от Миланы, я в изумлении взглянул на него, перевёл глаза на опешившего Мельгунова, который был мокрым и жалким.
– Э, как это снято? – премьер с большим трудом сумел выдавить из себя шипящие звуки. – Мы так не договаривались! Это не сценарию! Немедленно всё переснять! – заорал он в бешенстве.
– Всё, всё! Молодцы! – не обращая внимания на вопли мегазвезды, Верхоланцев громко захлопал в ладоши. – Печатаем!
Милана потащила меня по коридору, втолкнула в гримёрку и сунула в руки объёмистый пакет:
– Вечером в ресторане гостиницы «Жемчужина» банкет по поводу окончания съёмок. Это маленький подарок. От меня.
Я неуверенно повертел пакет, распаковал, вытащил часы на металлическом браслете.
– Спасибо. Не стоило, Милана, – промямлил я в растерянности.
– Господи, какой ты ребёнок! – она обвила меня, прижалась к губам. – Я же тебя так люблю!
И счастливо рассмеялась.
Я приехал к гостинице вечером, когда город опутала кромешная тьма, как бывает только на юге, после невыносимо яркого солнечного дня, будто кто-то выключил свет, дозволяя светить лишь самым ярким звёздам.
Но гостиница выделялась ярким сиянием, исходившим из окон и фонарей, расположенных на площади рядом и фонтаном со светомузыкой. Я проходил мимо, когда вверх горделиво вырвались струи воды, подсвеченные синим, красным цветом.
В фойе остановился около огромного зеркала, придирчиво осмотрел костюм, подаренный Миланой, платиновые запонки во французских манжетах. Все сидело на мне, как влитое, или, по крайней мере, так казалось. Когда от счастья кружится голова, перестаёшь оценивать себя здраво.
Меня встретил Сильвестр, на этот раз, уже не подвергая унизительным расспросам.
Банкетный зал выглядел уютно, и роскошью не поражал. На полу, застеленном чем-то похожим на дерюгу, между колоннами располагались квадратные столики с креслами из плетённых ивовых прутьев. Высокие окна задрапированы тяжёлыми портьерами цвета старого золота. В центре возвышалась эстрада, огороженная, словно палуба корабля фигурными столбиками, соединёнными канатами. Увидев огромный рояль, микрофон, инструменты, я передёрнулся, представив, что меня опять заставят выступать.
Сильвестр довёл меня до столика, где уже сидело трое – Надя с лучистыми серо-зелёными глазами и короткой стрижкой ярко-рыжих волос. Блондинка Кира, напоминающая фарфоровую куклу. И небритый молодой человек с экзотическим именем Арнольд, смазливую физиономию которого сильно портили близко посаженные, воровато бегающие глазки. Девушки блистали вечерними нарядами, обнажающими их прелести, что у Нади выглядело очень свежо и возбуждающе, а у Киры напоминало коровье вымя в цехе по переработке мясных субпродуктов.
Я помнил многих людей по съёмкам, но с трудом мог вспомнить по именам.
– Скоро начинаем, – чуть поклонившись, произнёс Сильвестр с театральным подобострастием. – Располагайтесь удобней, Олег Янович.