– Наверное, это какое-то недоразумение, – предполагаю я, хотя накладка явно пошла мне на пользу. Длительное отсутствие здорового секса делает мужчин раздражительными, придирчивыми, подозрительными, и… их может легко соблазнить первая попавшаяся девица в мини-шортах? Ну, допустим, Татьяна – не первая попавшаяся… а очень вовремя попавшаяся! Что во-вторых, я додумать не успеваю, потому что Ирочка, она же Желтая Уточка, явно путаясь между «ты» и «вы», официальным и дружеским, интересуется:
– Лева, а можно я вас спрошу?
– Ирочка, я весь внимание! – поощряю девушку я.
– Вот это… что ты пишешь… это исторический роман будет? – Глазки Уточки заинтересованно блестят, но я внезапно раздражаюсь.
– Сговорились вы все, что ли? – бурчу я.
– С кем сговорились? – тут же вскидывается Ирочка.
– Да так… есть один человек. Который меня всегда напрягает!
– Это с которым вы работаете? – проницательно догадывается она.
– Да. Главный наш. Невыносимый тип, если честно. В каждую бочку затычка!
– Да-а-а? – удивляется Уточка, хотя удивляться тут особо нечему, и смешно вытягивает вперед свой приподнятый носик. – А мне показалось, что он приличный такой… дядечка…
– Это только на первый взгляд, – кривлюсь я. – На самом деле он тот еще фрукт! Пока своего не добьется, не слезет. Да, а что значит «приличный дядечка»? Вы что, с ним знакомы? – в свою очередь, хотя и запоздало, изумляюсь я. В самом деле, где Ирочка могла пересечься с нашим главным?!
– Не-е-ет… – мотает она головой, и ее бесцветная челка разлетается. – Не знакомы. То есть я его видела… с вами… то есть с тобой. И он еще по утрам бегает. Ну… и я бегаю. И иногда мы встречаемся…
– Это не он! – с облегчением говорю я. – Наш главный… это наш главный. А этот, который бегает, он, конечно, тоже главный, но не у нас. То есть не у меня… То есть временно… – Я окончательно запутался и поэтому решил прояснить все разом: – Главный – это редактор. Мой персональный бич божий. Он мне только что звонил. Роман хочет. Исторический. Ну, как бы исторический. Потому что то, что вы с ним называете романом, сплошная отсебятина. А тот, что бегает, – это Николай Николаевич. Интересный мужик, между прочим, – зачем-то добавляю я. Наверное, я рекомендую Ник Ника таким образом, потому что иначе выходило, будто я работаю сплошь с прохиндеями и сомнительными типами. Да и сам тот еще типаж, если честно!
– Ну почему же отсебятина? – Ирочка искренне обижается. – Очень даже… по канве, так сказать. Я в интернете насчет персонажей справлялась… И это точно роман, я знаю, просто вы… ты не хочешь мне говорить, да! Думаешь, я могу твою работу сглазить или как-то так…
– Господи, какие глупости! – Я умилительно смотрю на порозовевшую от волнения Ирочку. – Не верю я ни в какой сглаз, тем более проклятие… нет ничего такого и не бывает!
– Угу, – скептически хмыкает Уточка. – Не бывает! Очень даже бывает! Очень даже! Да, Лева, я еще спросить хочу: это самое кольцо, оно ведь действительно существует, да?
Вид у Уточки сегодня совсем девчоночий: волосики-перышки выбились из хвостика, платьишко по случаю жары коротенькое, хотя до наряда заменившей ее вчера на тренировке Татьяны ему далеко. Босоножки на плоской подошве делают ее трогательно-хрупкой, и без дополнительных ухищрений она оказывается почти на голову ниже меня. Взгляд умоляющий, но…
Я не имел права ничего разглашать, да и писать об этом проклятом перстне я не имел права, если уж на то пошло, хоть и в порядке полного вымысла! Поэтому я игнорирую Уточкину умоляющую мину и строго говорю:
– Нет. Оно не существует. Я его выдумал. В интернете увидел какое-то кольцо Борджиа – и пошло-поехало. Я же человек с фантазией…
– Я заметила, – говорит Ирочка. – С фантазией у вас полный вперед! Только нестыковки я тоже заметила… Например, у Бьянки Капелло есть ребенок, но в той главе, где описывается, как она попала из богатства в самую нищету и пошла к ростовщику продавать драгоценности, ни о каком ребенке и речи нет! А ведь это было бы логично – упомянуть ребенка?
– Точно! – поражаюсь я. – Это, наверное, потому что ты – женщина, а женщины всегда думают о детях. Честно говоря, сначала я колебался – упоминать этого ребенка или нет? Зачем утяжелять ткань повествования, так сказать, и сообщать об этой девочке, которая ни на что не влияет и больше нигде в романе не появится? Ну а потом решил не отступать от исторической правды и вставил в главу маленький абзац о ней… просто ты еще не видела исправленного варианта.
– Ага, я тебя поймала! Это все-таки роман! – ликует Ирочка и чуть не кидается мне на шею от восторга. Хорошо, что у беседки в парке в это время только мы. После Лин и тяжелых взглядов Даниила, направленных на мою персону, я скоро и от собственной тени буду шарахаться. – Я так и знала, я так и знала! – торжествует она.
– Ладно, можно и так считать… но, во всяком случае, пока это только заметки к роману, – не сдаюсь я. – Может, из этого еще ничего и не выйдет!
– Как это не выйдет? – Желтая Уточка даже обижается и складывает губки клювиком. – Такая тема интересная! Кольцо проклятия! Персонажи колоритные! Лукреция! Бьянка! А кто еще будет? – совсем взяв меня в осаду, допытывается она.
– Еще не знаю, – говорю я совершенно честно. – Я еще об этом не думал.
Сегодня, сейчас. Сказать можно только один раз
Она стояла перед ним, опустив руки, готовая принять ради него любую муку, любую смерть. Она, его девочка, его любовь, не первая, но последняя – это он точно знал! – и самая сильная из всех! Он любил ее так, как никого никогда не любил, – он даже не знал, что можно любить так безоглядно… Нет, это она любила его безоглядно, она знала, на что идет, как знала и то, каков он на самом деле и что над ним тяготеет… Проклятие. Да, проклятие!
– Я тебе помогу, не бойся! – сказала она.
– Чем же ты мне поможешь? – изумился он. – Похоже, мне уже никто не в силах помочь! И ты уходи, ни к чему мне тебя тянуть на дно вместе с собой…
– Нет! – сказала она. – Я сама решаю, куда идти. Я же человек, правда? Я личность. И я уже все решила. Знаешь, мне такой сон снился…
– Какой? – испугался он. – Плохой?
– Нет, не плохой… просто странный. Как будто мы с тобой идем, идем… а дорога все не кончается… А потом смотрю – мы уже не по дороге идем, а как бы под водой. И вокруг не лес, а водоросли… и рыбки проплывают… а мы разговариваем и словно не замечаем, что это вода, а не воздух! И вода сквозь нас проливается, как будто так и надо…
– Я не хотел везти тебя в это место, – сказал он. – Потому что… ну, потому что боялся. Вдруг тут с тобой что-то случится? Тут всякие люди бывают… и лес вокруг. И озеро…
Он не хотел ей говорить, что в этом месте почти год назад случилось странное происшествие – человек умер на детской площадке. Ночью. В окружении игрушек. У человека остановилось сердце – наверное, что-то вспомнил. Что-то связанное с игрушками… с детьми… Что-то невообразимо страшное, от чего вскидываются с кровати и кричат, срывая голос, – или не успевают крикнуть, потому что сердце останавливается. У него тоже было что-то в жизни, связанное с детьми, только он никак не мог сейчас вспомнить, что именно! Это было очень, очень важно – но он не мог. Может быть, потому, что рядом была она и он за нее боялся так, что страх перешибал все остальное?
– Наверное, и рыбки, и вода – это хорошо, – наконец сказал он.
– Да, точно, хорошо! – согласилась она. – Ой! Я вспомнила! Бабушка говорила, что женщины видят во сне рыбок к беременности! Значит, у нас будет ребенок! И еще я вспомнила – одна рыбка была такая красивая! Красная, вся блестящая! Чешуя у нее так и горела! Как будто была сделана из звезд! Это золотая рыбка, волшебная, она исполняет желания!
«Нет! – захотелось крикнуть ему. – Это не золотая рыбка! Это вообще не рыбка! И не нужно было тебе на нее смотреть, потому что она не исполняет желания – она отнимает их!» Он хотел крикнуть – но не смог. Потому что она бы испугалась. И побежала бы прочь от него, в воздухе, который стал водой. И она стала бы хватать этот воздух ртом, и захлебнулась бы, потому что это все-таки была вода, вода! И в ней невозможно дышать! Разве что вот так, потихоньку, когда идешь еле-еле, словно плывешь… А бежать нельзя, нельзя! И от этого не убежишь – вот что самое главное и самое страшное! Он уже пытался! Он пять раз пытался! И он рассказывал ей об этом – не мог не рассказать! Потому что она должна была знать. Знать все. О нем. И о тех, кого он погубил… по незнанию? Или же он всегда это знал? Просто делал вид, что не знает… не догадывается. Потому что с другими ему было все равно. А с ней – нет, с ней все по-иному… Остро… до самозабвения. До полного единения. До остановки сердца – но не от страха, а от счастья. С ней все, как было с Олей! И даже еще лучше! А вдруг… – Он похолодел тут, под водой, хотя вода и так была холодная и в ней не могло быть жарко, но он все равно весь взмок. Странное дело – выходит, под водой можно два раза стать мокрым? Один раз – от воды, а второй – от собственного пота? И вдруг его осенило: а что, если она – это Оля?! Которая пришла сюда, на Землю, во второй раз, чтобы…
Он боялся вымолвить это «чтобы», потому что знал – если он скажет неверное слово, все исчезнет, все разрушится! Потому что сказать можно было только один раз, только один раз – но никак не пять! Оля! Он силился вспомнить, когда она родилась, его жена… – его будущая жена! – и когда умерла та, которая Оля… Он напрягался, но цифры ускользали от него, словно рыбки, оставляя лишь едва заметный шлейф и ощущение досады… неуловимые цифры, с которыми он всю жизнь был на «ты», которые любили его, отдавались ему, которые пытались восполнить его потери… по-своему… как умели.
Оля умерла… Он ужасно напрягся – и увидел наконец-то цифры на камне… на огромном, тяжелом гранитном валуне, который он для нее купил… Последний подарок – страшный и ненужный.
Он увидел цифры, увидел их очень отчетливо и коротко вздохнул: да, точно, он так и знал! А потом он увидел еще и имя. Имя на камне. И это имя было