Ирина Николавна Бугримова онемевшими пальцами накручивала диск, чтобы вызвать милицию и заявить о пропаже. У распахнутой настежь двери ее квартиры стояла огромная пушистая ель – оставленный ей кем-то новогодний подарок.
Сегодня, сейчас. Предложение, от которого невозможно отказаться, или Я должен подумать
– Дорогой мой Лев Вадимович… – Господин Никитич постукивал пальцем по ровно сложенной стопке распечатанных страниц, то есть по моей рукописи. Другой рукописи – не его биографии. – Сейчас я вам сделаю предложение, от которого вы не сможете отказаться. И вы не откажетесь, – веско проговорил он. Настолько веско, что мне даже стало как-то не по себе.
Впрочем, нельзя сказать, чтобы я испугался Ник Ника, – с чего бы мне было его бояться? Тем паче никакого криминала за мной не водилось… и даже нашего знаменитого договора я вроде не нарушал!
– Ваш как бы исторический роман, безусловно, оригинален и, возможно, во многих местах попадает… как бы это выразиться… в точку? В яблочко? Ладно, вы меня поняли. Но в целом я бы охарактеризовал этот литературный труд как немыслимое, эклектическое нагромождение фактов и ваших диких домыслов, сваленное в одну большую кучу… Не перебивайте меня! – нервно сказал он, хотя я об этом и не помышлял.
Когда я обижаюсь – а сейчас на Ник Ника стоило обидеться, – то надолго замолкаю, чтобы обдумать и выстроить уничижительные аргументы… хотя он, безусловно, был прав: мои исторические зарисовки суть нездоровая эклектика, пусть и возведенная вокруг достоверных фактов. Но вокруг одного и того же каркаса можно соорудить и современный истребитель, и чучело динозавра! Все зависит лишь от манеры исполнителя. У меня собственная манера – но что, интересно, так задело Ник Ника, который настолько завелся? И что за предложение, от которого я не смогу – или не посмею отказаться? Сгораю от нетерпения услышать!
– Несмотря на то, что я как бы высказал некоторую критику, в целом мне это понравилось… Честное слово, понравилось! Но… – Ник Ник сделал театральную паузу, а я как воды в рот набрал, потому как у меня был слишком богатый опыт общения с критиками, многие из которых сочли бы аргументы господина Никитича детским лепетом, – уж они-то куда грамотнее и беспощаднее смешали бы меня с грязью! – Короче, не буду тянуть, – наконец решился он, видя, что народ тупо безмолвствует. – Я знаю, что вы хотели выпустить эту книгу… в вашей редакции.
– Это наш главный редактор хотел, а не я, – наконец изволил подать голос писатель Лев Стасов в моем лице.
– Но вы ведь тоже этого хотели? – начал раздражаться Ник Ник.
Зная, что он моментально заводится с пол-оборота, и памятуя о недавнем нервном срыве достопочтенного коллекционера и олигарха, а также о его плачевной нервной системе и прочих потрясениях, я счел за лучшее согласиться и склонил голову.
– Так вот, я хочу купить эту книгу сам! Сколько вы обычно получаете со своей… – Надеюсь, он не хотел произнести «макулатуры», потому что даже у моего терпения имелся предел! – Со своей работы… книги… романа! – закончил он. – Хотя я и так это знаю! – Он все-таки вспылил и двинул рукописью по столу так, что листы разлеглись веером.
– Не могу уловить сути проблемы! – холодно изрек я. – Вы можете перестать ходить вокруг да около и выложить все начистоту? Зачем вам эта моя книга? Что вы будете с ней делать? Сожжете на костре? Предадите анафеме? Устроите публичное аутодафе этому, как вы выразились, эклектическому опусу? Или подарите… – Я чуть было не брякнул «очередной невесте», но вовремя прикусил язык. Ник Ник был по-своему весьма порядочен… и к тому же настолько несчастлив в личной жизни, что мне стало стыдно. Очень стыдно, если честно. – Николай Николаич, зачем вам это нужно? – просто и без экивоков спросил я.
– Хорошо, я поясню… – чуть помедлив, сказал он. – Главным героем вашего романа есть не кто иной… то есть не что иное, как перстень Борджиа… который вы почти одушевили и наделили некими магическими свойствами. Так?
– Ну, водятся за мной мелкие грешки, – пожал плечами я. – Но идея-то была хороша, не так ли? Нанизать все эти истории на некий мистический стержень? Пять сотен лет – и какие люди! Характеры! Личности!
– Включая меня. – Ник Ник начал сверлить меня глазами, и я, кажется, понял, в чем было дело!
– Включая вас, да, – медленно произнес я. – Простите… это прямое или косвенное нарушение договора, хотя вашей личности я в книге не коснулся. Да и ваш перстень я описал весьма приблизительно…
– Весьма узнаваемо! – возразил он. – Любой дурак, видевший его у меня хотя бы раз, сразу же обо всем догадается!
– Ну… я могу это не печатать, – уныло сказал я. – Или заменить перстень… ну, скажем, на какую-нибудь диадему…
– Угу. Папа Римский в диадеме! Оригинально! – хмыкнул ядовитый старикашка.
– Или на кулон! – упорствовал я. – На пряжку, в конце концов! Аграф – вот как это называется! Стильно, научно, красиво! Приключения таинственного аграфа!
– Лев Вадимович, давайте успокоимся и все-таки рассмотрим мое предложение, – сказал он, сделав упор на слово мое. – Вы трудились. Результат вашего труда меня… э-э-э… очень впечатлил! Впечатлил, да! И я хочу его оплатить! И закрыть эту… э-э-э… тему раз и навсегда! Раз и навсегда! – повторил он. – Сколько вы хотите? Я утрою гонорар, который бы вы получили… причем деньги вы получите сразу, а не через полгода от начала продажи, как это у вас заведено! Сразу! Прямо сегодня!
Я молчал.
– Хорошо, упрямый вы человек! Во сколько вы оцениваете то, что будете лишены читательского признания? Пять ваших средних ставок! Пять! И прямо сегодня! Сейчас!
– Николай Николаевич, я не могу на это согласиться, – сказал я, и он дернулся, как будто я влепил ему пощечину, и покраснел.
– Почему? – тихо, но с угрозой в голосе спросил он. Или же угроза мне лишь почудилась? Но что-то было в этом его «почему»… что?! Я чувствовал, что дело тут не в перстне… вернее, не только в нем. Было что-то еще… да, он же сам сказал «попал в яблочко, в точку»! В какую точку я попал? И было это оговоркой или чем-то иным? А если иным, то чем именно?
Внезапно я почувствовал, что меня охватывает тот самый азарт, который всегда сопутствовал написанию финала всех моих романов: когда хочется завершить быстро, но в то же время нужно двигаться очень осторожно и ничего не упустить… Я мог сейчас согласиться на этот вполне достойный гонорар, оставить Ник Нику свою сырую рукопись и посчитать задачу выполненной. Я написал книгу, пусть и для одного-единственного читателя, и я продал ее. Все. Финиш. Цель достигнута. Конец истории. Но тут был явно не конец… Но что? Что?!
– Я должен подумать, – сказал я, и он с явным облегчением выдохнул.
– Подумайте, – с усмешкой сказал господин Никитич. – И можете даже назвать свою цену. И я тоже подумаю. Но не затягивайте, пожалуйста. Наше с вами сотрудничество заканчивается, меня ждет работа.
– Я должен подумать, – повторил я. – Потому что тут явно есть над чем подумать! – добавил я с вызовом. Зря, наверное, я это сказал. Потому что взгляд холодных серых глаз всесильного мультимиллионера мне не понравился.
Сегодня, сейчас. Найти, чтобы потерять, или Чтобы наверняка
– Ты чего тут сидишь? – внезапно раздался чей-то голос, и я очнулся. Конечно же, это была Ирочка! Милая Желтая Уточка, единственный светлый луч в этом царстве сплошных зубастых подводных акул. Да, так оно и есть: акулы плавают там, где мы их не видим, а на поверхности качается детская игрушка… беззаботная, простая, понятная, безопасная…
– Сижу, думаю, – честно признался я.
– О чем?
– Об истории… об истории с историями и об одной истории отдельно – о которой я почти ничего не знаю, но очень хотел бы знать.
– Ну так погугли, – простодушно посоветовала Ирочка. – Когда я слышу что-то незнакомое, я предпочитаю не расспрашивать, а иду в инет и там читаю!
– Если бы все было так просто! – сказал я. – Тут не погуглишь… приходится думать самому.
– Ты хочешь написать еще одну книгу? Кстати, в той главе, что про вурдалака, ну, когда они его поймали, где у тебя девушка Анна с рыжими волосами… ты ее явно с той капитанши списал! Чувствую, полицейская красотка поразила тебя в самое сердце, как несчастного Артемия!
– Почему это он несчастный? – сделал удивленное лицо я.
– Ну, потому что его отдали в монастырь… а там на красивых девушек смотреть не положено! А если бы не отдали, то он, может, стал бы великим воином и завоевал бы сердце Анны!
– Смотреть монахам как раз можно, – усмехаюсь я. – А насчет завоевания сердца прекрасной Анны я подумаю. В следующем романе. Только это будет не рыцарская сага, а…
– Детектив? – подсказывает она, а потом неожиданно говорит: – Ой, что-то мне нехорошо… – Загорелая мордашка Ирочки вдруг бледнеет, потом зеленеет, девушка с жалобным писком срывается со скамейки рядом со мной и бежит вперед. Однако убежать далеко моя Уточка не успевает – за ближайшим кустиком ее выташнивает.
– Ириш, – озабоченно говорю я, – что с тобой? Ты что, отравилась? Что ты сегодня ела?
– То, что и обычно. – Она вытирает рот моим платком и прячет глаза. – Боже, как мне стыдно… – лепечет Ирочка.
– Так, давай-ка я тебя к здешней докторице сопровожу! – решаю я. – Мне не нравятся вот эта бледность и все остальное!
– Лева… не надо. Меня вчера тоже… тошнило.
– Вот как раз и надо! – говорю я. – Если оно еще со вчера! Надо срочно какие-то меры принимать! Это может быть чем угодно… например, желтухой! Или тебя мог клещ укусить… тут есть клещи, я знаю!
Я хватаю перепуганную и уже совсем вяло сопротивляющуюся Ирочку и увлекаю ее за собой: благо я прекрасно знаю, где находится врачебный кабинет!
– Вот, – говорю я, передавая девушку в руки благожелательного медперсонала. – Разберитесь, пожалуйста! Тошнит! Только что… пардон… отдала завтрак!
– Здравствуйте! – говорит пухлая тетя-Айболит. – Что вы ели сегодня? Пройдемте со мной! А вам лучше подождать на улице или, если хотите, сядьте вот тут… в приемной. Вот журнальчики… это ваша жена?