— Если честно, да.
— Я тоже.
После ужина мы, не сговариваясь, вместо того, чтобы отправиться домой, проехали еще один квартал к пляжу мимо домиков с большими, гостеприимно открытыми террасами, орнаментированными рыбацкими мотивами. Светлячки облепили деревья вокруг пустого пляжа, рассказывая ночи свою молчаливую историю. Издали долетал монотонный шум океанского прибоя. Воздух пах морем, и я услышал, как на соседней улице кто-то напевает старую песенку:
У моря, у моря,
У синего моря
Как счастливы будем с тобой мы вдвоем…
Я остановился, стараясь расслышать следующий куплет. Мой дедушка пел нам эту песню, когда однажды гулял со мной и сестренкой по пляжу. Он знал не все слова, поэтому пропускал несколько строчек, мурлыча себе под нос, а потом снова заводил припев:
У моря, у моря,
У синего моря
Как счастливы будем с тобой мы вдвоем…
Жена и дети ушли вперед на несколько шагов, и Рейчел оглянулась через плечо, удивившись, что я вдруг остановился.
— Что случилось? — спросила она.
— Ничего, просто заслушался.
Я догнал ее и хотел рассказать историю про дедушку, но внезапно мои мысли сменили свое направление. Как это нередко случается, незатейливые слова песенки затронули в моей душе какую-то струнку. Когда дети были еще совсем маленькими, и мы (по крайней мере, я) ощущали себя в изоляции от остального мира и с трудом справлялись с переменой наших ролей, мы с Рейчел частенько подумывали о том, чтобы переехать на побережье. Мы с удовольствием обсуждали возможные варианты обустройства нашей будущей жизни: например, Рейчел могла бы устроиться продавщицей в местный магазинчик, а я набрал бы побольше заказов на написание статей. Стоимость жизни тут была до абсурдного низкой. Удивительно, да? Ведь на взморье полным-полно роскошных особняков, принадлежащих миллионерам. Может быть, рассуждали мы, у нас получится вести здесь простую незамысловатую жизнь? Океан был в крови у Лэйни и Джейка. В этом месте мы были счастливы. Так почему бы и не поселиться здесь насовсем?
Слова песни поразили меня:
Нам много не надо,
Мы люди простые,
А главное наше богатство — любовь…
Ну надо же, прямо в точку. В конце концов, мы с Рейчел все-таки остались в городе. Почему? Решающим аргументом стало мое желание отдать детей в самую престижную школу. На побережье мы бы этого сделать никак не смогли.
Но теперь я подумал, что, возможно, придавал школе слишком большое значение. Сам я был одним из лучших учеников и очень гордился тем, что сумел без труда поступить в университет.
Школа, где учились мои дети, была очень сильной, и оба неплохо успевали, но… Это ли в жизни главное? Что же, что сделано, то сделано. В любом случае, теперь уже поздно что-то менять.
Гулявшие впереди семейные пары потянулись к стойке с мороженым. А я догнал детей и похлопал Лэйни по левому плечу, ловко появившись у нее за правым. Джейк прыгнул на меня, веселясь, как щенок. Я засмеялся, и мы втроем, и Рейчел вместе с нами, дурачась и смеясь, продолжали прогулку по пляжу.
Этот вечер остался в моей памяти как один из самых прекрасных. Длинные перьевые облака прочерчивали поверхность огромной оранжевой луны. Ее свет отражался в океане, раскрашивая его поверхность в живые стрелы желтого, оранжевого и красного цвета. Волны ритмично накатывали на берег, а мое сердце, казалось, поймало этот ритм, и я почувствовал себя в полной гармонии с природой. Легкий бриз разрумянил щеки, и, освеженные, мы всем существом отдались океану и наслаждались моментом. Ведь именно за это люди любят океан: он наполняет наши души покоем.
Мы с Рейчел остановились, негромко разговаривая, а дети убежали вперед.
— Нам в последнее время приходится нелегко, — сказал я.
Она пожала плечами:
— Не труднее, чем остальным. Надеюсь, это временные трудности.
Глядя на играющих детей, я на секунду перенесся в тот вечер, когда мы с Рейчел обручились. Мне страшно захотелось взять жену за руку, чтобы напомнить ей об этом, даже пальцы шевельнулись, но дальше этого дело не пошло. Барьер между нами на мгновение как будто бы материализовался, напоминая, насколько мы отдалились друг от друга. Но при этом оставались две причины, которые удерживали нас вместе. И сейчас обе эти причины уже довольно далеко убежали вперед, так что мы с Рейчел поспешили их догнать. Тем вечером мы прошли больше обычного, от домов в дюнах до самой южной точки побережья, где начинался общественный пляж. Я обратил внимание на силуэт пикапа, стоящего у кромки воды. Трое мужчин сидели на стульчиках с удочками, похожими на огромные антенны. Они тихо переговаривались между собой, и их голоса сливались с шумом прибоя. Я помахал рыбакам, и они помахали мне в ответ.
— Может быть, стоит повернуть назад? — спросил я.
— Смотрите, смотрите — русалки! — закричала Лэйни.
Я посмотрел на воду. Лунный свет, отражаясь в набегавших волнах, искрился, создавая образ сверкающих фигур, которые, оседлав гребни волн, двигались в сторону берега.
— Я тоже их вижу, — сказал Джейк. — Это ведь русалки?
— Конечно, — уверенно заявила Рейчел.
Моя жена была главным экспертом по русалкам, ведь это именно она когда-то открыла для меня их существование. С тех пор прошло почти двадцать лет.
Мы остановились, глядя на море, чувствуя, как с каждой минутой к нам приближается ночь. Я положил руку на плечо Рейчел, а Лэйни прижалась ко мне. Джейк уютно примостился в объятиях матери — так мы и стояли в тесном семейном кругу, чувствуя, как соленый бриз обдувает наши шеи. Покой наполнял мою душу, и она снова становилась целой, ибо я находился в полном единстве со своей семьей. Барьер между мною и Рейчел таял, растворяясь в ночи и превращаясь в слабую тень. И мне так хотелось верить, что это навсегда.
Выходные пролетели слишком быстро. Дорога домой прошла в молчании, дети дремали на заднем сиденье. Вернувшись к ужину, мы решили заказать еду в китайском ресторанчике. Рейчел и Лэйни отправились за ней (поскольку я всю дорогу вел машину), а мы с Джейком еще успели покидать мяч на заднем дворе.
— Становится слишком темно, — заметил я.
Он кивнул. В сумерках играть в бейсбол опасно. Мяч может исчезнуть, чтобы потом неожиданно появиться прямо у вас перед носом. Первые броски помогли нам размяться, но потом мы решили не напрашиваться на неприятности.
— Кстати, я проголодался, — объявил Джейк.
— Ну, тогда пошли — накроем на стол к приходу девочек.
Мы вернулись в дом и стали готовиться к ужину. Джейк достал из кухонного шкафа старые, самые любимые их с Лэйни палочки для еды. Я разложил салфетки и принес из холодильника в гараже пару банок пива для Рейчел и бутылочку «Пеллегрино» для себя. Когда я снова вошел в кухню, то услышал, как подъехала машина жены. В этот же момент зазвонил домашний телефон.
— Это, наверное, Макс звонит! — закричал Джейк из кухни.
Я думал, что он ответит, но телефон продолжал трезвонить. Подождав немного, я отправился на кухню. Джейк стоял над телефоном, хмуря брови. Да что это с ним? Я уже собрался снять трубку.
— Не надо… Пожалуйста… — тихо сказал Джейк.
— Но почему? Кто это?
Я видел, что Джейку не хочется отвечать, но он редко оставлял прямой вопрос без ответа.
— Это Дуг.
Я удивленно приподнял бровь.
— Я просто не хочу сейчас с ним разговаривать.
ГЛАВА 22День второй
Я звоню Джен. Даже в ее простом «алло» сквозит невероятная печаль.
— Джен, привет, это я. С Максом все в порядке?
— Да. — И потом у нее вырывается: — О, Саймон, мне так жаль.
Странно, но я ничего не чувствую. Совсем ничего.
— Я могу с ним поговорить?
Джен молчит. Я понимаю, что с учетом случившегося прошу слишком многого. Но по той же самой причине она не может отказать мне. Когда Макс берет трубку, я понимаю, что она его подготовила.
— Макс, как ты?
— Я ждал, что вы мне позвоните, — говорит он.
Его голос дрожит, и слезы вновь льются у меня из глаз. Я даже не вытираю глаза, позволяя им течь по щекам. В этих слезах больше покоя и облегчения, чем прежде, и теперь мне не приходится судорожно всхлипывать и давиться.
Я жду. Конечно, мне очень хочется узнать, что известно Максу, но я не имею абсолютно никакого понятия, как с ним говорить. А вдруг, как те люди возле нашего дома, он сорвется, начнет обвинять меня или, что еще хуже, Джейка, в страшных вещах? Но я надеюсь получить от него хоть какие-то подсказки, обнаружить зацепки, которые сам мог упустить. И, как бы тяжело мне ни приходится, но я все равно должен узнать всё.
Мой голос крепнет:
— Макс, пожалуйста, расскажи, что ты знаешь!
— Джейк не делал этого, мистер Конолли. Я уверен, что он этого не делал.
Я делаю глубокий вдох. Мое сердце, болеющее за жену, дочь, сына, невинных жертв, теперь болеет и за Макса.
— Я понимаю, как трудно принять это, Макс, и даже не знаю, что тебе сказать. Мне очень жаль.
— Нет, послушайте меня! Я знаю, о чем говорю! Джейк точно ничего такого не делал!
Я позволяю его словам проникнуть в сознание, и в голове начинается шум. Его слова могут быть всего-навсего проявлением подросткового отрицания. Когда юным мозгам не под силу справиться с жуткой действительностью, они искажают ее. Далеко за примерами ходить не надо: вот Лэйни вела себя точно так же, обеляя брата. Но в голосе Макса звучит какая-то новая для меня уверенность, и это заставляет кровь снова побежать по моим жилам. Почему я не могу предположить, что Макс знает моего сына лучше, чем я сам?
— Почему ты так думаешь? — шепотом спрашиваю я.
И сразу пугаюсь настолько, что чуть не бросаю трубку. Макс своими словами сумел хотя бы на долю секунды заставить меня поверить, что Джейк не имел отношения к перестрелке. Буквально на миг я смог вырваться из плена мыслей и подозрений, убийственную силу которых даже сам до конца не осознавал. И еще: Макс ненадолго возродил во мне слабую, почти угасшую, надежду, что кошмар последних дней развеется и Джейк все-таки вернется ко мне, к нам снова.