ли взрослые, заплакали дети. Рвануло где-то рядом. Стас не выдержал, вылетел из подвала, не обращая внимания на Катин вскрик, едва не сбил с ног женщину с керосинкой в руках. Лицо женщины показалось ему знакомым, присмотревшись, Стас понял, что она похожа на Женю – тот же овал лица, тот же небольшой нос и скулы. А женщина, недоуменно посмотрев на «лейтенанта» крикнула, подняв керосинку на вытянутой руке:
– На дежурство! Кто на дежурство? Зажигалки тушить? Быстрее!
– Я, – немедленно вызывался Стас. – Куда идти?
Женщина вытащила из кармана пальто красную повязку с белой надписью «дежурный», подала Стасу, но сказать ничего не успела.
– Я покажу, – перебила ее Катерина. – Идите за мной.
И первой выбежала из подвала. Стас ринулся следом, и едва не столкнулся с Мартыновым. Тот материализовался из полумрака – вылитый Кощей, даже страшнее – согнутый, с голой черепушкой. Поманил за собой и затопал сапогами по мрамору, поднимаясь на удивление споро, даже обогнал Катерину, Стас едва поспевал за ними. Проскочил мимо закрытой на навесной замок небольшой деревянной дверки, незамеченной ранее, когда, подгоняемые Лаврушиным, бежали в подвал. «Вот оно, кощеево логово», – Стас глянул на дверку и побежал дальше, позади грохотал управдом, отдавая на бегу последние распоряжения оставшейся в укрытии супруге. Проскочили площадку второго этажа, побежали выше, гул над головой усилился, а лестница стала уже, ступеньки выше. Втроем, следом друг за другом, выскочили на площадку между вторым и третьим этажом, и Стас невольно притормозил, слегка обалдев от увиденного.
Потолок тут куполом выгибался над головой, на расписанной штукатурке вольготно раскинулись пухлые беззаботные купидоны, в стене открылась декорированная потрескавшимися пилястрами ниша с панорамным окном, почти целиком забитым досками, и в этой нише громоздился белый рояль. Огромный, величавый, с широким лебединым «крылом» поднятой над корпусом крышки, с золотыми вензелями, но безжалостно потрепанный временем и людьми. Однако даже поцарапанный, с отбитыми краями, заваленный газетами и прочим хламом, с дощечкой, подложенной взамен утраченного колесика правой ножки, он выглядел торжественно и монументально. И все это великолепие освещала свисавшая с потолка синяя лампа на кривом белом шнуре.
– Быстрее! – бледно-синий в свете лампочки подоспевший Лаврушин дернул Стаса за рукав шинели и потащил за собой еще выше, по вовсе уж узкой лестнице, круто уходящей вверх, да вдобавок заставленной бочками с водой и ящиками с песком. Мартынова и Катерины уже и след простыл, но, судя по грохоту над головой, те были уже на крыше. И не только они – Стас выбрался из чердачного окна, запахнул шинель, прячась от ледяного, почти зимнего ветра и увидел Женю. Она стояла у трубы и спокойно, даже отстраненно смотрела в небо, держа в руках большой, по виду нетяжелый мешок. Заметила Стаса и отца, осторожно ступая по гудящей жести, направилась к ним, на ходу доставая что-то из мешка.
– Возьмите, – в руках у Стаса оказались брезентовые рукавицы и длинные, в полметра щипцы, а оказавшаяся рядом Катерина проинструктировала новичка:
– При подлете самолетов заработают зенитки, и из-за осколков снарядов надо сидеть и наблюдать из чердачного окна. А при падении зажигалки надо тут же ее хватать щипцами и бросать в бочки с водой или ящики с песком. Вон туда. – Она показала на стоявшие поблизости емкости.
– Слушаюсь. – Стас натянул гигантские рукавицы, поудобнее перехватил самого зверского вида щипцы, отдаленно напоминавшие стоматологические и приготовился ждать, смотрел по сторонам. Ни единого огонька внизу, ни малейшей искорки, ни намека на то, что внизу раскинулся огромный город. Столицы страны точно не было на свете, провалилась, как и было предсказано, в подземное море, ушла в соленую воду. Но нет, это только наваждение, морок. Стасу казалось, что он чувствует, слышит дыхание города, точно загнанного зверя, затаившегося в укрытии и копящего силы для решающего рывка.
Глава 3
Катерина ждала неподалеку, смотрела вверх и по сторонам, потом нарисовался Мартынов, стоял, переминаясь с ноги на ногу, и глухо покашливал в кулак. Задрал голову к черному, без единой звездочки небу и замер так, даже, как показалось Стасу, дышать перестал. Стас сделал вид, что оступился, повернул голову и перехватил взгляд поповского сынка. Тот как-то чересчур поспешно отвернулся, подошел к краю крыши, опасливо глянул вниз и загрохотал по железу, возвращаясь обратно, разглядывая «лейтенанта» уж вовсе не стесняясь, почти в открытую. И, насколько можно было судить в темноте, любопытства в мартыновском взгляде не было – насторожен дворник, даже, можно сказать, взволнован, судя по его виду. Но молчит, с расспросами не лезет, что, надо сказать, нервирует основательно, ибо, как гласит народная мудрость, бойся не ту собаку, которая лает, а ту, которая молчит…
«Чего тебе?» – вопрос уже был готов сорваться у Стаса с языка, но Мартынов башку опустил, поднял костлявые плечи под телогрейкой и утопал на гребень крыши, пропал за чернеющей на фоне неба трубой дымохода. Катерина подошла поближе, стала рядом и помалкивала, угрожающе щелкая щипцами. И тоже поглядывала на «лейтенанта», но украдкой, снизу вверх и тут же отводила взгляд, отворачивалась к черному небу.
Еще зарница, еще одна, грохот разрывов, тарахтенье зениток уже совсем близко, по небу шарят зеленоватые лучи прожекторов, в один попал аэростат, исчез, луч скользнул дальше. Они расширялись кверху, перекрещивались, их верхушки пропадали в тучах, лучи расходились медленно, словно нехотя и снова летели навстречу друг другу, захватив в перекрестье цель. Точно в центре показался силуэт самолета, он рвался в темноту, но лучи держали его на прицеле, скользили вместе с ним, не отпускали. Жуткий грохот раздался, казалось, над самой головой, на крышу посыпалось что-то тяжелое, гулко загремело по железу. Катерина бросилась туда, пропала в темноте, Стас шагнул, было, следом, но дорогу ему преградила Женя.
– Вниз! – крикнула она, толкнула зазевавшегося Стаса в плечо к чердачному окну. По крыше катились гильзы от работавшей на крыше соседнего дома зенитки, вниз летели осколки, один просвистел едва ли не перед носом, но Стас уже нырнул следом за Женей в узкий круглый лаз. Сидеть пришлось пригнувшись, макушка касалась перекрытия, Женя притихла рядом, обхватила руками обтянутые клетчатой юбкой колени и смотрела в окно.
– Боишься? – спросил Стас, но Женя помотала головой.
– Пусть сами нас боятся, – заявила она, не отрываясь глядя на темное небо. Лучи прожекторов снова скользили по нему, но далеко, где-то в районе Таганки, с земли тянулись вверх пунктирные линии белых огней – там работали зенитки.
– Почему ты не уехала? – не отставал Стас. – В Москве опасно оставаться, ведь если город сдадут…
А сам лукавил безбожно, зная, что если это и произойдет когда, то точно не сейчас, а лет этак через семьдесят. Хотя чего там сдавать, Москва в оккупации, вернее, под новой ордой как-то незаметно оказалась, и теперь исправно платит дань своим бывшим южным и восточным провинциям.
– Еще чего! – воинственно отозвалась Женя. – Не собираюсь я никуда бежать. Я Володьку жду. Он вернется, и мы поженимся, как только фрицев разобьют. Мне нельзя уезжать.
– А кто это? – спросил Стас.
– Федоров Владимир, мой жених, – ответ был предсказуем. – Он курсант военного училища, у них летом был ускоренный выпуск. Володьке звание лейтенанта присвоили и на фронт командиром отправили.
– Что за училище?
– Подольское, – ответила она, – только писем давно нет, уже две недели. Я еще немного подожду и сама искать его поеду.
Подольское. Ускоренный выпуск. Сколько их уцелело – двадцать человек, пятнадцать, десять или и того меньше? Сейчас не вспомнить, как ни старайся, и лучше промолчать даже о том, что ему известно наверняка. Сама все узнает, когда время придет, и дай бог, чтобы Федоров Володька вышел живым из октябрьской мясорубки сорок первого года.
– Тебя не пустят, – уверенно сказал Стас, – маленькая еще. Тебе сколько лет?
– Семнадцать, – буркнула Женя и вытянула шею, всматриваясь в темные тучи, – я в военкомате навру, что паспорт потеряла, и год прибавлю. Мне поверят.
«Дождь» из гильз и осколков ослаб, самолет вырвался из перекрестья прожекторов и пропал в темноте. Женя выдохнула с досадой и первой выбралась на крышу, погрозила кулачком в огромной варежке подсвеченному зелеными и белыми огнями небу.
– Погоди, все равно тебя достанем! – крикнула она и в запале наступила Стасу на ногу.
– Извините. – Она обернулась, с размаху заехала «лейтенанту» косой по носу, и оба расхохотались. Загремела жесть, из-за выступа на крыше показался Лаврушин – тоже отсиживался где-то, а теперь обходил территорию. Грозно посмотрел на Стаса, на дочь, задрал голову. Снова затарахтели зенитки, но уже в отдалении, послышался нарастающий гул приближающегося бомбардировщика, затем свист падающих бомб и взрывы, взрывы… Гул, свист и грохот все ближе и ближе, тяжелый самолет тенью пролетел над головой, и стало светло, точно во всех домах по соседству сдернули светомаскировку, а на улице включились фонари. Что-то тяжело и гулко рухнуло на крышу, загремело, перекатываясь, по жести, за спинами управдома и отиравшегося поблизости Мартынова рассыпался ворох белоснежных искр. Первое впечатление – крутится и гремит по железу невесть откуда взявшаяся «шутиха», искры летят от нее с треском, и чувствуется в холодном воздухе тяжелый душок горячего металла. «Зажигалка?» Раньше Стас только слышал об этих любимыми немецкими летчиками снарядах, от которых легко и быстро занимались и дотла выгорали старые дома, а теперь вот и повидать довелось…
Лаврушин оттолкнул Мартынова, придержал за плечо рванувшуюся к снаряду дочь, и Катерина успела первой. Подлетела, подцепила щипцами, ухватила с полметра длиной узкий дымящийся снаряд, перехватила щипцы обеими руками поудобнее, развернулась к бочке с водой. И, не удержав равновесия на скате крыши, покачнулась, уронила «зажигалку» себе под ноги. Искры прочертили в воздухе красивую огненную дугу, поднялся столб огня, за ним пропала Катерина, Стас только услышал ее не то изумленный, не то испуганный вскрик. Ринулся к ней со всех ног и сам едва не упал, оступился, зацепившись носком сапога за металлический выступ. Зато «зажигалка» была уже близко, она не крутилась, а преспокойно горела ровным белым огнем, потом в нем появились рыжие язычки, и Стас увидел, что это на Катерине горит одежда. Потянулся щипцами к «зажигалке», они чиркнули по металлическому оперению, снаряд увернулся, Стас вытянулся, пытаясь зацепить увертливую «шутиху» и отшатнулся. В лицо ударил поток ледяной воды, от нее перехватило дыхание, стало жарко. И темно, точно на голову мешок накинули. «Зажигалка» с шипением подыхала под ногами, а Катя то ли смеялась, то ли плакала в потемках, Женя застыла с пустым ведром в руках и не сводила с женщины взгляд.