Также имеется взаимосвязь профессиональных вредностей с раком мочевого пузыря. Было отмечено, что у рабочих красильных и резиновых предприятий смертность от рака мочевого пузыря выше, чем в общей популяции. Кстати, эту закономерность выявили более 100 лет назад.
На возникновение рака мочевого пузыря способны влиять некоторые лекарственные вещества (анальгетики, содержащие фенацетин, циклофосфамид, пиоглитазон и прочее).
Есть ли какие‐то методы ранней диагностики рака мочевого пузыря?
Если честно, то нет.
Ранее был анализ мочи на онкоклетки, сейчас в практике мы редко используем данный метод исследования.
На современном этапе развития в поисках каких‐либо образований в мочевом пузыре мы используем УЗИ. Метод удобный, но зависит от глаз и рук врача. Если врач часто выполняет данное исследование и имеет определенную насмотренность, а это чаще всего сам уролог, то УЗИ будет более правдивым. Если же врач выполняет данное исследование редко, да еще и не в курсе, как выглядят образования мочевого пузыря, то жди беды.
Чтобы не выгореть… нет.
Чтобы быстро не выгореть на работе, я придумала для себя головоломку. Когда впервые ко мне приходит пациент с онкодиагнозом, я стараюсь его так опросить, чтобы понять, где была его Точка Возврата и поймали ли мы ее.
Эта игра началась со случая Ульяны.
Ночью, когда я спала, мне приснился сон.
Смысл сна я не помню.
Но мысль была такая: Точки Возврата не было.
Эта мысль пришла только после того, как Ульяна ушла из нашего мира.
Глава 13У моей мамы появилась шишка. Лжемаммография
На приеме Ольга Борисовна, 42 года.
Работает воспитателем в детском садике, мама шестерых детей.
Ольга Борисовна – приятная женщина.
О том, что у нее шесть несовершеннолетних детей, было не трудно догадаться: всех их она взяла с собой.
– Анна Андреевна, я поэтому и работаю воспитателем в садике при школе. Удобно, да и денежка какая‐никакая. Одних в садик заведу к себе, других – в школу.
В кабинете рядом с мамой сидит ее старший сын Борис, ему 16 лет. Младшие дети остались в коридоре клиники, каждый из них нашел себе занятие.
Ольга Борисовна рассказала, что пару лет назад самостоятельно нащупала у себя опухоль в правой груди. Однако она проходила ежегодный медицинский осмотр. И до нового медосмотра оставалось буквально пару месяцев. В связи с загруженностью на работе, да и дома, она не смогла пойти на осмотр к врачу, да и не хотела.
– Ну откуда у меня может быть рак груди? Ведь я всех своих кормила по году, а Борьку моего до 3‐х лет. Большой такой, щекастый!
– Мама! – Борис покраснел, но добавил: – Сейчас же не щекастый.
– Да, конечно же, мой хороший. – Ольга Борисовна потрепала Борю по макушке.
Короткий диалог между сыном и мамой. Приятно.
Кратко о том, как лактация защищает от рака молочной железы
Лактация снижает риски возникновения рака молочной железы только в том случае, если во время лактации у женщины нет овуляции.
Например, Ольга Борисовна кормила грудью Бориса 24 месяца. Когда Борису исполнилось 6 месяцев, у нее начались менструации и она продолжила лактировать.
Итого: в счет лактации по защите от рака молочной железы уходит 6 месяцев, а не 2 года.
Еще интересный факт.
Однажды я вела лекцию в Баре доказательной медицины. И решилась устроить такой опрос.
– Миша (обращаюсь к коллеге в зале), представь, что у тебя зарплата 10 000 рублей. Тебе эту зарплату увеличили на 1,4 %. Это много или мало?
Миша и весь зал кричат: «Мало».
– Аня (обращаюсь к коллеге в зале, уролог), к тебе на прием пришел пациент. Он хочет себе увеличить пенис. Длина его пениса 5 см. Он его хочет увеличить на 1,4 %. Это много или мало?
Аня и весь зал отвечают: «Мало» (смеются).
– А теперь вопрос для всех. Один год лактации без овуляции защищает женщину от рака молочной железы на 1,4 % с учетом того, что в этот период она не должна ни полнеть, ни болеть чем‐либо. Это много или мало?
Зал отвечает кто во что горазд.
Интересно, что рак настолько пугает людей, что они готовы на мнимую нанозащиту в размере 1,4 %.
Возвращаемся к нашей героине.
Ежегодно сотрудники детского садика и школы проходили медицинский осмотр в одной фирме. Нужно отметить, что, со слов пациентки, все анализы брались исправно, врачи осматривали пациенток добросовестно. На каждом медицинском осмотре выполнялись заборы мазков на онкоцитологию и ВПЧ, общие анализы крови и мочи, а также маммография.
– Знаете, у них даже маммография передовая. Помню, лет 5–6 назад у меня заболела грудь, и я пошла в поликлинику. Там мне сделали обычную маммографию. Знаете… отдельный кабинет, кладешь грудь на площадку специальную, ее сдавливают другой площадкой… кстати, очень неприятно… а потом мне снимки какие‐то дали.
– Так, а это маммография как выполняется? Передовая которая?
– А их маммография выполняется специальным аппаратом. Он похож на утюжок. Они смачивают грудь водой, прикладывают утюжок на грудь и делают снимки. Вот кстати, заключение.
Она протягивает мне заключение. Если честно, тогда я вообще не поняла, что это.
– Давайте я вас осмотрю.
Пациентка начала раздеваться, и уже невооруженным глазом была видна опухоль. Пальпаторно в правой груди в верхненаружном квадранте пальпировалось овоидной формы образование размером 20×20 мм, каменистой консистенции, лимфоузлы интактны. Удивительно, что врач, который выполнял маммографию «утюжком», не заметил такое объемное образование.
– Ольга Борисовна, я вас запишу на маммографическое исследование.
– Что, повторно? Говорят же, нельзя так часто!
– Нет, не повторно. Это не та маммография…
– Как не та?
– Скрининг рака молочной железы – рентгенологическое маммографическое исследование в 2‐х проекциях. А то, что выполнено у Вас… если честно, я вообще не знаю, что это. Правда, вижу впервые.
– Оу, ясно… – она опустила взгляд. – Знаете, эту маммографию в поликлинике выполняет медицинская сестра. Старая такая, советская медсестра. Но вот 2 года подряд она мне говорила, что мне надо к врачу обратиться. А я ее не слушала.
– Да, иногда советские медсестры знают больше, чем новомодные аппараты.
Пока я писала заключение и искала свободные номерки на выполнение трепан‐биопсии опухоли правой молочной железы, Борис песочил Ольгу Борисовну.
– Мама, я тебе говорил: иди к врачу! А ты что?
– Боря, успокойся. Ты весь в своего отца. – Она растерянно улыбалась, думая, что я вникаю в их разговор.
– Батя ушел, бросил нас троих. Сейчас и новый твой мужик уйдет.
– На Сергея не наговаривай! Он рукастый мужик, выпивает, конечно, но кто не без греха.
По данным исследований, у Ольги Борисовны оказался рак in situ. Это как бы рак, а как бы и нет. Можно сказать, что в данной опухоли есть злокачественные клетки, но они еще не успели прорасти в соседние структуры (дольки, протоки молочной железы), поэтому и говорят: рак на месте (in situ). Сколько должно пройти времени, чтобы рак на месте перешел в инвазивный рак молочной железы (истинный), неизвестно. Может, год, может, 5 лет, а может, 10.
Ольге Борисовне выполнили операцию – секторальное удаление кусочка груди.
Серега не бросил ее и детей.
А Борис сообщил коллегам мамы, что им необходимо выполнять рентгенологическую маммографию в 2‐х проекциях, а не утюжки прикладывать к груди.
Чтобы поддержать Бориса, я начала читать лекции для коллег и пациентов.
Как выяснилось, за маммографию эта клиника выдавала биоимпедансное исследование молочной железы. Метод этот придумали в 70-е годы прошлого века, состоит он в измерении сопротивления мягких тканей. Даже с внедрением компьютерных технологий точность его, мягко говоря, вызывает сомнения. И уж ни в коем случае он не может заменить рентгенологическую маммографию в 2х проекциях. К сожалению, из‐за некоего «законодательного» казуса образовалась лазейка, позволяющая недобросовестным медицинским учреждениям заменять хлопотную, но результативную рентгенологическую методику дешевым, но бесполезным «утюжком».
Я даже звонила в клиники, где выполняли лжемаммографию, дабы их предупредить, что они могут пропустить рак.
– Ты думаешь, я сразу побежала, когда увидела родинку на ноге?
– А кто сразу бежит?
– Твоя правда.
Глава 14Мне говорят, что это все климакс, но я знаю, что это не он!
Я онколог старого поколения. Когда меня спрашивают: «А вы доктор какой направленности?» – мне всегда хочется ответить пакость. Общих онкологов становится все меньше и меньше. Большинство врачей хочет работать в федеральных клиниках, заниматься каким‐то узким вопросом. Но таких врачей не может быть много. Для того чтобы работать амбулаторным онкологом, необходимо очень хорошо знать общую онкологию. А это очень тяжело. Мало того, что у тебя такая зарплата, что ты кое‐как успеваешь по скидке купить макароны на всю семью, так еще за эти деньги тебе нужно постоянно учиться. Ведь обучение, в том числе и самостоятельное, стоит денег. Да и требует свободного времени. А его, как всегда, нет. Да, наша профессия максимально неблагодарная: большая ответственность, море негатива, низкие зарплаты, высокие требования от руководства. Не удивительно, что общий онколог ищет пристанище в чем‐то узком. Я понимаю своих молодых коллег и делюсь с ними своими знаниями. Отправляю их в путь онкомаммологии, онкодерматологии и других разных «онко», а сама продолжаю упорно сообщать всем: я – общий онколог.
Узнав о том, что я общий онколог, ко мне обратилась героиня следующего рассказа.