– Привет, Тонь. Слушай, нам надо встретиться, – помявшись, предложил он. – Ты где сейчас?
Большова назвала адрес.
Однокурсник присвистнул:
– Ну ты и забралась! Как туда ехать-то?
Тонька объяснила, что можно с Белорусского вокзала, а можно с Филей.
– Ладно, к трем приеду, – пообещал странный Никитос.
– Ну, если тебе больше делать нечего, – пожала плечами сонная Тонька.
Он приехал к четырем и объяснился с ее родителями. Сказал, что его послали ребята, с которыми она немного повздорила. Сказал, что все преподаватели ее очень хвалят, и что она вообще пример для всех в колледже.
Тонька закашлялась от такого очевидного вранья, а мать, наоборот, прониклась уважением к гостю:
– Ишь ты, какой хороший мальчик!
Им дали черствых пирожков на дорогу и с радостью выставили за дверь.
Всю дорогу, пока они тряслись в холодном вагоне, Никита обдумывал «ситуёвину». Конечно, никто в столице Антонину Большову не ждал. В учебной чести, куда он вчера заходил, ее вообще обещали выгнать за прогулы и неуплату.
Коршунов почувствовал на душе легкую тревогу после того, как пропал Инок: это произошло сразу после их разговора в «Забавинском», а значит, он как-то связан с его исчезновением. По-человечески он сочувствовал бедняге, на которого «поставили» в этом дурацком споре. По большому счету, он сам был виноват, что тогда все так закрутилось. Если б он тогда перевел дело в шутку или подкинул ребятам какую-нибудь идею насчет новой тусовки, то и не было бы никакого спора. Но Тонька сама была хороша!
«Да, она в тот момент была так хороша! – подумал Никитос почти с нежностью. – А теперь все опять все через жопу!»
Когда она перестала ходить на занятия, то он сначала думал, что это просто так, совпадение. Ну, может, у нее на работе запарка или она вдруг подхватила ОРВИ.
Но срок пари подходил, а его соперница все не появлялась. Коротков и Карапетян стали перешептываться за его спиной, а вчера Варуш его спросил напрямую:
– Слушай, так что с вашим пари? Мы что смотреть-то будем?
У Никиты засосало под ложечкой. Его уже не в первый раз посещала мысль, что смартфоны нельзя давать кому попало.
Он рассказал Варушу анекдот про армянское радио, и тот похлопал его по спине.
А Тонька тем временем так и появилась.
Никитос попытался подкатить к Скрягину, но тот был зол, как черт. Аннушка тоже поджимала губы, когда он спросил ее о Королеве. С остальными преподами и говорить было бесполезно. Такое поведение ППС бесило второкурсника Коршунова: с ним обращались, как с несмышленышем, а ему уже было без пяти минут восемнадцать.
Вчера утром он попросил свою тетку оставить ему ключи от квартиры. Та уезжала в санаторий, и он решил провернуть гениальный план: пусть Тонкая пока тут поживет, а он тем временем подыщет для них нормальную хату. Его доходы теперь вполне позволяли жить с комфортом, и он надеялся, что зеленоглазая сирена по достоинству оценит его рыцарский повыв. Для начала на станцует для него танец живота, а потом… Что будет потом, отважный рыцарь боялся загадывать, чтобы не сглазить.
– Блин, что делать-то? – пробормотал Никитос, снова покосившись на Тоньку.
Она дремала, надвинув капюшон на глаза. Она, сто пудов, ждала от него мужского поступка.
«Чтобы быть крутым, надо иметь много бабла. Без этого никак,» – подумал рыцарь и с удовлетворением похлопал себя по бумажнику.
Орел Барсович, которого на самом деле звали Тельман Исмаилович, три недели назад предложил ему поработать у него курьером. Съездив пять раз по его поручениям, предприимчивый Никитос получил больше, чем за полгода работы в «качалке». Правда, ему надо было соблюдать большую осторожность, а в случае облавы всю вину взять на себя.
Глядя на пробегающие за окном домики, предприимчивый рыцарь размышлял над тем, как организовать обещаное стрип-шоу и не подставить при этом Тонкую. Внезапно ему в голову пришла еще одна гениальная мысль: он позовет всю гоп-компанию в ночной клуб, где исполняют профессиональный стриптиз. Он сам договорится с Тельманом Исмаиловичем, чтобы их всех пустили и не спрашивали про возраст. Он отработает за все – и за вход, и за напитки, и за еду. Спор будет улажен, и парни отстанут от Тоньки. Он ее больше никогда не потеряет. Он так решил, потому что он – крутой.
Словно решив сложную задачку, Коршунов обрадовался и стал насвистывать что-то веселенькое, попсовое.
– Ты чего? – покосилась на него Большова, отодвинув капюшон. – Плохая примета: денег не будет.
– Наоборот! Все будет. Поверь мне! – обнял будущую подругу Никитос.
Она не отстранилась, и постепенно ей передалось его хорошее настроение.
– Слушай, а ты как думаешь свою днюху отмечать? – весело спросил он.
Тонька буркнула, что ей сейчас совсем не до праздников, но жизнерадостный рыцарь не отставал:
– Тебе ведь восемнадцать исполнится, правильно?
Большова усмехнулась в ответ:
– Ну, исполнится, и что дальше? Сначала восемнадцать, потом двадцать восемь, потом тридцать восемь. И все – жизнь кончилась.
Поезд замедлил ход и остановился у перрона. Коршунов встал и потянулся, будто самец перед охотой. Закинув на плечо тонькин баул, он скомандовал:
– Все, зайка, приехали. Вставай!
32
Инок впервые поднялся с больничной койки лишь через две недели, да и то при помощи костылей. Смерть в очередной раз прошла мимо него: вместо того, чтобы скинуть окоченевшее тело в одну из приготовленных ям, кладбищенские служители вызвали «скорую».
Два с половиной года назад его тоже едва вытащили с того света. В тот раз рыжая «Нексия» Королева-старшего взорвалась от пластиковой бомбы, которую неизвестный байкер прикрепил не крышу, когда машина остановилась на перекрестке. Это событие навсегда врезалось в память юного Иннокентия. Он и по сей день мог с детальной точностью представить себе события того дня. Уже почти два года он вставал с постели с одной и той же мыслью: «Ну вот, Кеша, это новый день. И ты должен его прожить.» Долгое время ему казалось, что погибшая мать зовет его за собой, но он не помнил ни ее голоса, ни ее лица. Лишь в последние пару недель мучительные воспоминания наконец-то отпустили его, и он наконец-то вспомнил родные лица. Он постепенно забывал все то плохое, что произошло в его жизни. А плохого, как и хорошего, в жизни шестнадцатилетнего Иннокентия Королева случилось уже достаточно.
В первый раз его спасли еще в роддоме. Новорожденный малыш не закричал и, несмотря на все усилия пожилой акушерки, никак не мог задышать самостоятельно. Докторша уже хотела вызвать бригаду реаниматологов, но вдруг заметила странное свечение над посиневшим младенцем.
– Это его отец ему помогает, – улыбнулась роженица Мошкина. – Не трогайте его!
Ребенок, и вправду, наконец-то самостоятельно расправил легкие и громко закричал.
– Иннокентием надо назвать, – с облегчением сказала пожилая акушерка. – Бог невинным помогает.
С тех пор Кеше не раз приходилось встречаться со смертью и уходить от нее. Он рос, но вместе с ним росли и опасности, подстерегающие его на каждом шагу. Однажды он чуть не захлебнулся, когда мама решила искупать его в большой ванне, в другой раз смерть затаилась в неисправном электрическом чайнике, а в третий – в снегокате, который летел прямо наперерез его санкам. Когда он чуть-чуть подрос, то ему стало казаться, что за ним, и в правду, приглядывает незримый хранитель. Никто не мог объяснить ему, кто это и чего он хочет.
Соседки по общежитию сначала радовались, что маленькому Кешке снова повезло, но с каждым разом они все больше косились на него, будто его везение отнимало шансы у кого-то другого. Стоило сыну Ларисы Мошкиной появиться на общей кухне или во дворе старой пятиэтажки, как именно здесь вскоре начинало происходить что-то необъяснимое: то ниоткуда вспыхивал пожар, то происходила утечка газа, а то и вовсе прорывало водопроводную трубу.
Когда же странному счастливчику исполнилось десять лет, то его стали за глаза обвинять во всех бедах, которые происходили в округе. Если у кого-то из его обитательниц общаги случалась ссора с кавалером или рождался мертвый ребенок, то молва обвиняла в этом никого иного, как Кешку из тринадцатой комнаты.
К десяти годам невинный младенец стал изгоем, и суеверные женщины боялись разговаривать с ним и строго-настрого запрещали своим детям приближаться к нему. Если в детстве в комнату Мошкиных почти каждый день приходили соседки со сладостями и игрушками, то теперь их жилище все обходили стороной.
«Либо ты съезжаешь отсюда со своим отродьем, либо вам не жить,» – популярно объяснили невезучей Лариске, у которой, кроме злосчастного сынка, объявился еще и муж-зэк. Семье Королевых, которая воссоединилась, несмотря на все невзгоды, ничего не оставалось, как покинуть и подмосковные Мытищи, и родную страну.
Бригада «скорой помощи» доставила переохлажденного пациента в ближайшую детскую больницу, но тут его наотрез отказались брать без документов. Сам Королев в это время все еще был без сознания.
– Что вы к нам всех бомжей везете! – возмутилась медсестра в регистратуре. – Ну и что с того, что вы его на соседней улице подобрали! Везите его в Первую градскую – там всех принимают.
Два хмурых фельдшера, больше похожие на могильщиков, чем на сотрудников медслужбы, снова закатили носилки в белый автомобиль. Путь их теперь лежал почти через весь город, со всеми его светофорами и утренними пробками.
– Ну что же вы, мужики? Надо было сразу констатировать факт смерти, – подсказал угрюмым сослуживцам возмущенный водитель. – Теперь три часа потеряем коту под хвост!
Чтобы сэкономить время, шофер включил сирену и «мигалку». «Скорая» неслась по «встречке», обгоняла троллейбусы и наезжала на тротуары. В тот момент, когда машина совершила очередной опасный маневр, пассажиров тряхануло так, что не подающий признаков жизни пациент свалился с носилок и сломал себе ногу. От боли он пришел в сознание и застонал.