Маша отметила, что Ерофеев, новый зам по безопасности, во время ее доклада оживился. Проблемы фьючерсов его, похоже, не волновали — сидел с каменной мордой лица, эмоции как у статуи. Сейчас окаменевшая физиономия пришла в движение. Казалось, что Ерофеев старательно сдерживает ехидную ухмылку, но та прорывается…
«И где же я его видела?» — подумала Маша за секунду до того, как началось страшное.
Ее гладко звучавшая речь сбилась. Очередное слово Маша произнесла после долгой паузы, затем вообще замолчала. Все, о чем она говорила, мгновенно и без остатка испарилось из головы, вытесненное безотчетным и нарастающим чувством страха.
Маша не понимала, в чем дело, что или кто конкретно ей грозит, но была уверена, что сейчас произойдет нечто кошмарное.
Никто не обратил внимания, что докладчица замолчала. С остальными, судя по лицам, происходило нечто схожее. Вице по кадрам дышал широко распахнутым ртом, потом рванул воротник рубашки, с мясом оборвав пуговицу. Генеральный озирался с крайне тревожным, даже испуганным видом. Ухмылка исчезла с лица Ерофеева, его рука метнулась под полу пиджака, но вернулась пустой, входить на совещания с оружием не полагалось. Бренд-директор Зинаида Карловна вскочила и, не спрашивая разрешения, молча ринулась к двери, билась о нее, как птица о стенку клетки, — позабыв, что дверь открывается внутрь.
Смерть, невидимая, неслышимая и неосязаемая, наползала со всех сторон, и Маша не выдержала. Издала визг, граничивший с ультразвуком, и полезла прятаться под стол.
Увидела там частокол ног, упакованных в брюки и обувь от самых изысканных брендов, но ненадолго, участники совещания тоже бросились кто куда.
Раздавался топот ног, крики и стоны, звучащие вразнобой, перекрывающие друг друга. Прозвучал чей-то задушенный хрип. Что-то рухнуло с грохотом и стеклянным звоном.
Ей было все равно. Она нашла спасение под столом, остальные пусть спасаются, как сумеют.
А затем все закончилось так же неожиданно, как и началось. Все стихло, и Маша не понимала ничего. Зачем она забилась под стол, потеряв туфлю и измяв деловой костюм от Бриони? Она вылезала из-под стола медленно, чувствуя, как лицо заливает пунцовая краска стыда.
Тела лежали повсюду — неподвижные, застывшие в разных позах. У двери, теперь распахнутой, лежали особенно густо. Лишь генеральный сидел на прежнем своем месте во главе стола. Откинулся на спинку кресла, голова склонилась к плечу, из угла рта свисала липкая нитка слюны.
Генерал-лейтенант Рютин перебирал свидетельства о смерти.
— Инфаркт… инсульт… разрыв аневризмы аорты… — себе под нос произносил Рютин, — снова инфаркт… синдром внезапной смерти… Это что такое? Я слыхал о внезапной детской смерти.
— У взрослых тоже бывает, товарищ генерал-лейтенант, — пояснил Караулов. — Ничто не предвещает, по всем обследованиям здоров человек — и вдруг взял да умер. Сердце, например, остановилось.
— Отставить генерала при обращении. При таких делах у нас с тобой генеральские звезды с погон легко и просто улететь могут. Синдром, мать его, внезапного разжалования.
— Есть отставить генерала, — сказал Караулов, а об остальном промолчал, не стал комментировать незавидные карьерные перспективы. Когда дело на контроле у министра и в Администрации президента, оргвыводы при неудаче расследования могут быть суровыми.
Рютин перебирал бумажки, не замечая, что пошел по второму кругу. Словно надеялся, что случится чудо и отыщется нормальная и понятная причина смерти. Множественные колотые раны, например, несовместимые с дальнейшей жизнью. Или огнестрельное ранение жизненно важного органа. Или хотя бы открытая черепно-мозговая травма, нанесенная твердым тупым орудием.
Разумеется, ничего обнадеживающего генерал-лейтенант не обнаружил. Почти вся верхушка «Балтнефтехима» с генеральным директором во главе скончалась в одночасье от естественных причин. Кто-то умер прямо в зале для совещаний, кто-то в приемной, а четверо последних — в прибывших по вызову реанимобилях. До стационара не доехал никто.
— Здесь все? — спросил Рютин. — Все вскрытия закончили?
— Все. В авральном режиме работали.
— А толку-то… Следы излучений? Яды?
— Все чисто. Никаких следов.
Помолчали. Оба понимали, что не бывает таких совпадений, что должна быть какая-то причина, вызвавшая резкое обострение хронических болезней и фатальное проявление новых. И не могли придумать эту причину, даже самую умозрительную. Врачи тоже не могли. Каждая взятая по отдельности смерть естественная — вот и все, что сказали эскулапы с гиппократами.
— Уцелевших отработали? — спросил генерал-лейтенант. — Эта, как ее… Гончаренко… Связи с Украиной пробивали?
— Гордиенко, — мягко поправил Караулов. — Нет связей, ни родственных, ни других. Четвертое поколение семьи в России живет, только фамилия украинская осталась.
— А второй?
— С ним все любопытнее. Он стал Ерофеевым месяц назад. Официально поменял фамилию после освобождения. Взгляните, здесь выжимка. А так-то в уголовном деле сто семнадцать томов.
Генерал-лейтенант выжимку просматривать не стал, ему достаточно было взглянуть на прежнюю фамилию фигуранта.
— А-а, вот это кто… И впрямь любопытно. Только мнится мне, что здесь ложный след. Но все равно раскопайте все, что он делал после освобождения. Вот прямо по дням и по минутам. На три метра вглубь ройте.
— Есть на три метра, — понуро сказал генерал-майор, ему тоже казалось, что персонаж из криминальных хроник девяностых при всей своей одиозности никак не может оказаться виновником утреннего происшествия, не его стиль. Вот взорвать кого-нибудь вместе с автомобилем — с таким всегда обращайтесь.
— С какой формулировкой заводить дело? — спросил Караулов.
— Пока не заводите, — поразмыслив, сказал генерал-лейтенант. — Продолжаем доследственную проверку.
Закуски на столе стояли незамысловатые, сельские. Все выращено своими руками, как похвалился хозяин, и не только картофель и овощи, свинина тоже своя, с магазинными копченостями ее вкус нечего сравнивать.
Разумеется, едва уселись — водка тут же забулькала в горлышке запотевшей бутылки, наполняя две стопки.
— Ну, за встречу! — провозгласил Круглов и выпил. — Сколько же мы не виделись, Серый?
— Давненько, — кивнул Сергей. — Ты прав, Круглый, чаще надо встречаться.
Он лукавил. Ему не хотелось чаще встречаться. Он вообще обошелся бы без таких посиделок. Однако встречи регулярно происходили, причем по инициативе Сергея. Он преднамеренно не давал угаснуть знакомству. Предчувствовал, что наступит день, когда помочь ему сможет только Круглов.
Предчувствие не обмануло. День такой наступил. Не сегодня, неделю назад, когда к Сергею Спасову подошли в подземном паркинге три персонажа, словно перенесенные машиной времени из девяностых. А поскольку машина времени пока не изобретена, более чем вероятно, что в ее роли выступила зона, где хронопутешественники отбыли длительные сроки. Мордовороты очень доходчиво (ребра до сих пор побаливали) растолковали три жизненных принципа:
— если не умеешь быстро выхватывать травмат, то лучше его не носить;
— если тебе делают щедрое предложение, то надо не выкаблучиваться, а с благодарностью соглашаться;
— если дочь живет вдали от родителей (Даша училась в Москве, в МГУ), то с ней могут произойти самые разные неприятности.
История, четверть века назад заурядная, в наши дни казалась дикостью.
Сергей заподозрил, что после этой демонстрации последует еще одно предложение. И придется согласиться, потому что ставки растут, при очередном отказе может появиться киллер, и следующий тур переговоров пройдет уже с наследниками Спасова С. В.
Угадал. Долго ждать звонка из «Балтнефтехима» не пришлось.
Соглашаться не хотелось. Сергей взял небольшой тайм-аут якобы для размышлений, а сам позвонил Круглову, договорился о встрече. И лишь после этого отказался от второго предложения БНХ.
— А ты чего не выпил? — удивленно спросил Круглов, наливая себе вторую.
В стопке Сергея содержимое почти не убыло, он едва пригубил.
— Годы, Круглый, годы… Здоровье уже не то, таблетки кушаю, с алкоголем плохо сочетающиеся. Пару стопок растяну на вечер, а сверх того ни-ни. Не хочу проверять, как к тебе сюда скорая добирается, за сколько часов.
— Сочувствую… Ну, давай хоть чокнемся. За нас, за нашу давнюю дружбу! — Круглов проглотил содержимое стопки, захрустел огурцом.
…В детстве Серый и Круглый были, что называется, не разлей вода, хотя один жил в городе, другой в деревне, и вместе приятели проводили лишь пару летних месяцев.
Два месяца были плотно наполнены приключениями, словно пиратский сундук дублонами. Рыбалка и походы за грибами, то вдвоем, то в большой компании. Гонки на велосипедах и всевозможные крутые трюки, исполняемые с их помощью (слово «велотриал» тогда не было в ходу). Иные забавы могли завершиться печально — безбашенные пиротехнические опыты или игры в заброшенных руинах графского дворца, — но судьба оказалась благосклонна, серьезные неприятности летний отдых не омрачали.
Особняком среди тех развлечений стояла любимая, пожалуй, игра детства — войнушка. С нее-то все и началось…
После третьей стопки (для Сергея после половины первой) закурили и начали неторопливый разговор «за жизнь».
Поговорили о футболе, но недолго.
Поговорили о женщинах — Круглый за то время, что они не виделись, развелся в третий раз, планировал новый брак, но пока жил без хозяйки.
Поговорили о работе, и говорил в основном гость. В сильно смягченном виде рассказал о своем конфликте с БНХ. Дескать, топливный гигант положил глаз на бизнес, начатый с нуля и заботливо выращенный. Говорил и внимательно отслеживал реакцию Круглова.
— Продавай, не раздумывай, — сказал тот. — Они ребята правильные. У них не только цены божеские на заправках. Они, знаешь ли, патриоты. А сам новенькое что-то сообразишь, ты же у нас выдумщик… И снова продашь.