Найти себя. Лучшая фантастика – 2023 — страница 38 из 62

Глава 2

Да наверняка цыган! Уже на следующее утро подпитавшийся от гражданской растительности рядовой Леший начал, попросту говоря, наглеть. Скажем, по команде «подъем» положено одеться и занять свое место в строю за сорок пять секунд. Так вот, надо было видеть, с какой теперь солидной обстоятельностью экипируется мой друг Леха. «Деды» и те уже построились, поверка вовсю идет, а он еще только верхнюю пуговицу застегивает. Неспешно этак…

Жутковатое, между прочим, зрелище. Одно дело, согласитесь, отвести глаза рядовому Горкуше или там сторожу с берданкой, но чтобы всей казарме…

И главное, никто ничего не замечает! Кроме меня.

Кстати, а почему? Почему я Лехины проделки вижу, а остальные — словно ослепли? Спросил его об этом.

— Могу и тебя обморочить, — невозмутимо предложил он. — А надо?

Да нет, пожалуй, не надо.

— Слышь, Лех! А если б ты его обманул?

— Кого?

— Ну, того, кто тебя развязал! Взял бы и не пошел в армию…

— Ну так… Уговорились же!

— И что?

Задумался Леха.

— Нет, ну… — неуверенно начал он. — Узнáют — слава пойдет…

— Кто узнает? Другие лешие?

— Ну да…

— Так они уж тебя и так отметелили, связали… чуть корягой не сделали!.. Чего терять-то?

Совсем смешался Леха. Но опять-таки вывернулся.

— Нет, — решительно сказал он. — Совестно как-то… Он меня выручил, а я вдруг… Нет. Да и Родине долг отдать…

Услышав про долг Родине, я не выдержал и заржал, причем долго не мог остановиться.

По-моему, Леха обиделся.

* * *

А потом выпал на нас майор Карапыш, замполит дивизиона. Портрета его я здесь приводить не буду, поскольку портрет в точности соответствовал фамилии. Карапыш — он и есть Карапыш.

Хотя нет, вру. Никак это не могло случиться потом. Случилось это как раз перед нашей вылазкой в виноградники. Поймал нас политрук на плацу, поставил по стойке «смирно» — и приступил к перевоспитанию. Зловеще, с присвистом:

— Вы что творите? Ваши отцы кровь на войне проливали, а вы тут религиозную пропаганду разводите! Кто из вас леший?

Какая ж это, интересно, сука стукнула? Не иначе тот «шнурок»-узбек.

— Я, товарищ майор!

Ошалел Карапыш. Не ожидал он столь прямого, а главное — бесстыдного ответа. Видя, как начальство хватает воздух ртом, я сообразил, что мы рискуем лишиться нашего замполита, и пришел на выручку:

— Фамилия у него такая, товарищ майор! Леший.

Леха поспешно полез в нагрудный карман френчика и предъявил в доказательство военный билет.

Карапыш ошалел повторно.

А на следующий день мы, как я уже рассказывал, посетили колхозные виноградники — и больше к Лехе политрук не цеплялся ни разу.

Зато прицепился однажды ко мне. Конечно! Коли не владеешь уличным гипнозом, всяк норовит обидеть…

— Надо нарисовать плакат, — поставил он меня перед фактом.

— Товарищ майор, я не умею.

— Нет такого слова в армии — «не умею». Какое у вас образование?

— Неоконченное высшее, товарищ майор!

— В школе преподавали?

— Так точно, товарищ майор! В сельской.

— Ну вот! А чего ж вы тогда?

У меня был только один выход, и я им воспользовался: решил выполнить работу хуже некуда. Старался как мог. Клянусь, даже из-под кисти Остапа Ибрагимовича Бендера не выползало ничего более уродливого: буквы кренились в обе стороны, наезжали друг на друга и тут же разбегались навсегда. Для вящей убедительности текст изобиловал помарками, кляксами и грубыми орфографическими ошибками. Я бы даже сказал, цинично грубыми.

— Ну вот! — жизнерадостно вскричал майор Карапыш, увидев мое творение. — А говорил: «не умею»!

И приказал повесить это убоище на стенд.

* * *

Проснулся я, как всегда, минут за пять до утренней побудки, только вот с ощущением смутного беспокойства. Лежал, не шевелясь, под простыней и тревожно прислушивался к себе. А уж когда дневальный гаркнул подъем и рядовой Леший вопреки обыкновению наравне со всеми скатился с койки, кинулся к своей тумбочке и принялся судорожно влезать в штанины, я окончательно осознал, что день нам предстоит необычный и непростой.

В строй мы с Лехой стали одновременно.

— Чего это ты? — тихо спросил я.

— Не знаю, — с трепетом отозвался он. — Что-то предчувствие у меня какое-то…

Предчувствие, похоже, одолевало всех. Даже вышедший к нам старшина Лень и тот выглядел на этот раз не слишком самоуверенно.

— Отдохнули за месяц? — с нервозной ехидцей осведомился он. — Жирок вокруг пупка завязался?.. Будем жирок растрясать.

И приступил к поверке.

— Ребята, что случилось? — шепнул я.

— «Дед» из отпуска вернулся, — прошептали в ответ.

— Какой дед?

— «Дед» Сапрыкин. Командир батареи…

О комбате мы с Лехой были уже наслышаны, хотя еще не видели ни разу. В отпуск он ушел в тот самый день, когда мы появились в дивизионе. Личность настолько легендарная, что воспринималась нами как какой-нибудь, я не знаю, фольклорный персонаж. Мифологический. Вроде того же лешего.

Кстати, прозвище «Дед» применительно к офицеру — верх уважения со стороны нижних чинов. Все равно что присвоенный поручику солдатский Георгиевский крест.

На общем построении я комбата хорошенько не разглядел. Такая возможность представилась мне лишь на огневой позиции. «Дед» был приземист и громоздок, как Вий. Из-под козырька офицерской фуражки виднелись лишь крупный бугристый нос, жестко сложенные губы и нечеловечески широкий подбородок. Казалось, подведут сейчас к майору кого-либо в чем-то виноватого — и прозвучит глуховатый подземный голос: «Поднимите мне козырек…»

— Всем разойтись, кроме майского призыва…

И остались мы, девять салажат, перед этаким страшилищем.

— Хрен знает кого уже призывать стали… — проворчал комбат. — Хромые, очкастые… — Чуть запрокинув голову, оглядел обмершую шеренгу. Взгляд его остановился на Лехе.

— Рядовой Леший! — немедленно отрапортовал тот.

— Леший, говоришь?.. Что умеешь?

— Ничего не умею, товарищ майор!

Искренний ответ, но безрассудный. Хотя, похоже, комбата он даже позабавил.

— Ну а конкретно… Что именно не умеешь? В карты играть умеешь?

И я увидел, как рядовой Леший побледнел.

— Никак н-нь… Т-то есть… Так точ-ч… э-э…

— Два наряда вне очереди!

— Есть два наряда вне очереди! — с облегчением выпалил рядовой Леший.

* * *

Да уж, майор майору рознь. Это вам не Карапыш какой-нибудь. Впечатлил он меня. Сильно впечатлил. Что до Лехи — тот был просто подавлен. Таким я его еще не видел.

— Слушай, по-моему, он меня расколол…

— Кто? Комбат?

— Ну да… Насквозь видит…

— Через козырек?

Крякнул Леха, с досадой тряхнул стриженой башкой. Башка у него была, кстати, клиновидная, чуть сплющенная с висков.

— И на хрен я соглашался? — горестно молвил он. — Глядишь, еще бы кто по той опушке прошел… развязал бы… Главное, сидит сейчас где-нибудь в забегаловке, пиво небось пьет, а тут за него…

И я наконец разозлился:

— Слышь! Лех! Завязывай, да? Хватит уже, наигрались в лешего…

Он лишь печально покосился на меня и не ответил.

— Короче, ты! Цыган… — начал я с подковыркой.

— Я не цыган!

— Ладно, не цыган… Леший. А комбата надурить — слабó?

Леха вздохнул:

— Надуришь такого…

— А чего он тебя про карты спрашивал?

— Ну так меня ж почему связали и бросили? — взвыл Леха. — В карты я у них выиграл! А они говорят: мухлюешь!..

— Лешие?

— Лешие!

И я вновь восхитился, как он, зараза, выкручивается!

— На что играли хоть?

— На белок.

— А ты правда не мухлевал?

Помолчал, посопел:

— Да так… немножко…

И я даже сам не заметил, как вернулся в прежнюю колею.

— Слушай, — сказал я. — Вот ты говоришь: сидит пиво пьет… Ну, этот… настоящий Леха Леший… Так он же теперь никто, получается! И звать его никак! Паспорта нет, прописки нет, на работу хрен устроишься… Два года скрываться? Нет, уж лучше отслужить…

— С таким комбатом? Ну на фиг…

— А долг Родине отдать?

— Да иди ты…

* * *

— Оу! Ты! Боец!

Чисто инстинктивно оправил ремень, обернулся. В курилке сидел рядовой Наумович, а рядом с ним стояло пустое оцинкованное ведро. Устремленный в мою сторону взгляд старослужащего показался мне сильно озадаченным.

Предчувствуя недоброе, приблизился я к курилке.

— Сядь, — велел Наумович и похлопал по доске.

Деликатно присел.

Рядовой Наумович — тоже «дедушка», но в отличие от рядового Горкуши куда более вменяем. Оба прокалывают иголкой дни в карманном календарике, оба считают, сколько осталось до дембеля, но чувства у них при этом, поверьте, совершенно разные. Горкуша — тот втайне сознает, что дóма, на гражданке, ничего хорошего его не ждет, вот и упивается властью напоследок, а Наумович… Этот, пожалуй, попроще, понаивнее.

— Дружишь с Лешим? — отрывисто спросил рядовой Наумович.

— Дружу.

— И чего он?

— Н-ну… Леший.

Замолчал старослужащий. Надолго.

— Случилось что-нибудь? — осмелился я полюбопытствовать.

— Дал… ему… ведро, — тяжко одолевая каждое слово, заговорил рядовой Наумович. — Послал к старшине… в каптерку… Говорю: принеси…

— Ведро сельсин-датчиков? — догадался я.

— Угу…

Извечная хохма наших «дедушек». У старшины Леня очень плохо с чувством юмора, зато очень хорошо с чувством собственного достоинства, так что посланному в каптерку салабону влетает всегда по первое число.

— И что?

— Принес…

— Ведро сельсин-датчиков?! — не поверил я.

Мрачный кивок.

— Как они хоть выглядят? (Меня это и впрямь сильно интересовало.)

— Так… хрень какая-то…

— И где они?

Клянусь, большего недоумения мне еще ни на чьем лице видеть не доводилось.

— Когда принес, в ведре были…

И мы оба повернулись к пустому оцинкованному ведру.