Проделали однажды опыт: поймали кошку, привязали к ней бечевку и запустили внутрь. Но та была умна — добежала до середины трубы и там села. Жратвой выманивали — бесполезно. Пустить следом комбатову Маринку не догадались. Вытащили, отвязали.
И пришла мне в голову идея в духе Леонардо да Винчи. Скажем, лежит на столе катушка ниток. Беру снизу за кончик, тяну. И катушка катится в противоположном направлении. А не сконструировать ли что-нибудь в этом роде? Допустим, три колеса от детского велосипедика, установленные врастопыр. Запускаем в трубу, тянем бечевку на себя — и устройство едет по трубе вперед.
Набросал на листочке чертежик, показал комбату.
«Дед» посмотрел, хмыкнул.
— Ты знаешь что? — посоветовал он. — А покажи-ка это свое художество подполковнику-инженеру. Что, интересно, скажет?
Я и показал.
Откуда ж мне было знать, что интеллигентнейший, сдержанный подполковник-инженер Казмеров так взбесится!
Он брызгал слюной, он потрясал кулаками, он кричал что-то страшное о трех законах термодинамики. Я стоял перед ним навытяжку, слегка уклоняясь и не смея утереться.
— Да это все равно что проект вечного двигателя!.. — грязно оскорбил меня напоследок подполковник Казмеров и велел выйти вон.
Притихший, испуганный, вернулся я на стартовую батарею.
— И что инженер? — как всегда с подначкой осведомился «Дед».
Доложил ему все в подробностях.
— А знаешь что? — подумав, сказал комбат. — Ты машинку-то эту все-таки смастери. Термодинамика термодинамикой, а вдруг поедет?
В этом весь «Дед».
Машинку я, понятно, не построил, не нашлось нужных деталей. А творить из ничего — я ж не рядовой Леший и не майор Сапрыкин!
Но обиду затаил и долго лелеял план страшной мести: прийти к подполковнику Казмерову с проектом вечного двигателя. Вдруг инфаркт хватит!
Так и не сходил. То ли не отважился, то ли поленился.
Наша группа дивизионов считалась в óкруге чем-то наподобие дисбата, к нам даже ссылали проштрафившихся. Офицерский состав распадался надвое: молоденькие лейтенанты, у которых еще оставалась надежда когда-нибудь отсюда выбраться, и пожилые капитаны, майоры, подполковники, давно уже такую надежду утратившие.
Сначала я думал, что «Дед» при помощи Лехи намерен подрасти по службе, перебраться в Ташкент, но потом понял: нет. Ничего ему не надо, кроме стройки и спиртного.
А давайте-ка расскажу, чтó он такое воздвигал.
Помню оторопь, когда я впервые ступил на бетонную дорожку, нисходящую внутрь холма к чудовищным железным воротам. Справа и слева грандиозная циклопическая кладка, достойная древних египтян. С обеих сторон дорожки — розарий. И какой! Разве что в ботаническом саду увидишь нечто подобное.
— Кто ж все это строил?
— Дембельский аккорд, — с несколько надменным видом просветил меня молоденький ефрейтор.
— А как же камни такие доставляли? Откуда?
— Откуда — не знаю. А доставляли… Руками — как еще?
— А розы?
— А розы в колхозной оранжерее выкапывали. Ночью. Целую операцию спланировали. Ну так «дедушки» же…
С благоговейным трепетом озирал я дело рук ушедших на дембель исполинов. Впрочем, думаю, когда египтяне возводили свои пирамиды, строительством тоже наверняка заправлял кто-нибудь вроде майора Сапрыкина.
Есть священные должности, чьи исполнители неприкосновенны с момента назначения: повар, фельдшер, каптерщик. По умолчанию к ним причисляется и заместитель по политчасти. Их не заставляют чистить картошку после отбоя, их не назначают в суточные наряды. Не надо с ними ссориться — себе дороже.
Словом, жизнь помаленьку налаживалась, служба — шла.
— Листья падают… — ностальгически вздыхал рядовой Клепиков. — Скоро май… А там еще один май… Домой поедем…
Вот кому приходилось хуже всех! И это несмотря на то, что рядовой Леший при случае прикрывал его от внимания «дедушек», офицеров и даже комбатовой Маринки, рычавшей всего на двух человек: на Клепикова и на Горкушу.
Грянул ноябрь.
Не знаю, кто тому виной, но старшина Лень успешно сдал дела и ушел на гражданку весь в значках и благодарностях от командира части.
Ушел Горкуша, ушел Наумович…
А перед тем был еще дембельский аккорд и чепуха с двумя заблудившимися самосвалами. Везли они бетон, причем направлялись вовсе не к нам, а в совершенно чужой дивизион. Кружили по окрестностям до темноты, неизменно утыкаясь в наш КПП. Словом, та же примерно история, что и с дембельнувшимся ныне Горкушей, когда тот, возжелав помидора, пытался выйти к запруде. Кончилось дело тем, что комбат принял груз — и закипело у нас на третьем капонире ночное строительство. А иначе бетон схватился бы прямо в кузовах. Кстати, именно это обстоятельство и помогло потом погасить немедленно вспыхнувшую склоку меж дивизионами.
Был ли к тому причастен мой друг Леха? Подозреваю, был. Хотя, честно сказать, подобных чудес в армии и без леших хватало.
Теперь мы чаще всего уединялись в каптерке, закуривали по болгарской сигарете с фильтром и продолжали привычные наши беседы. На черных погонах Лехи желтели две предугаданные комбатом лычки. На моих не желтело ничего, кроме букв СА, — даже до ефрейтора не повысили. И слава богу! Бытовало у нас в части такое обидное присловье: «Лучше иметь дочь-проститутку, чем сына-ефрейтора».
— Слушай, — говорил я. — Но лешие ведь в основном обманом занимаются! Ну, там, с пути сбить, на муравейник посадить, спрятать что-нибудь… вместо рюмки шишку еловую поднести…
— Н-ну… так… — соглашался он.
— Но если что-то кому-то обещал, то выполнишь?
— А как же!
— И ни в чем, ни в чем не наколешь?
— Как это ни в чем? — внезапно развеселился Леха. — Выполнить — выполню, а наколю обязательно…
— Это как?..
Распахнулась дверь, и в каптерку влетел замполит Карапыш. По-другому он передвигаться просто не умел: у всех походка — у него побежка. Замер. Чутко повел носом, уставился на меня, на Леху. Явно готов был поклясться, что долю секунды назад чуял запах табачного дыма и видел в наших руках сигареты. Но воздух чист, и никто не прячет за спину кулак с окурком…
— Старшина Леший! Следуйте за мной в штаб!
Эх, как официально! Чего это он вдруг?
Леха запер каптерку и ушел с Карапышом в штаб. Я подумал-подумал и двинулся вслед за ними. Может, у меня в штабе тоже дела есть!
В предбаннике я попросил у дежурного сержанта график политзанятий стартовой батареи (дескать, кое-что сверить надо), а сам прислушался к происходящему за фанерной внутренней дверью. А происходило там следующее.
— Вы кого привели? — визгливо заходился заполошный женский голос. — За дуру меня держите? Это же не он!
— Во цирк! — восторженно скалясь, шепнул мне дежурный.
— Держите себя в руках, гражданка! — скрежетал за дверью Карапыш. — Вот военный билет! Вот личное дело! Читать умеете? Леший Алексей Алексеевич! Семейное положение — холост!
— Как холост?!
— Так холост! Сами же говорите, что не он…
— А где óн?!
— Ну знаете!..
Тут в предбанник вломилась целая толпа офицеров, в их числе начштаба, подполковник-инженер Казмеров и наш «Дед». Все не на шутку встревоженные. Должно быть, Карапыш подмогу вызвал.
— А ты тут какого лешего забыл?
Я предъявил папку.
— График сверял, товарищ майор!
— Пошел вон!
— Есть пошел вон!
Вернулся я к запертой каптерке и стал ждать. Ждал почти полчаса. Потом появился мой вконец измочаленный друг.
— Слушай, он не только идиот… — обессиленно сообщил мне Леха. — Он еще, оказывается, и сволочь…
Мы снова расположились в каптерке.
— Ну и как она внешне? — полюбопытствовал я.
Младшего сержанта на старшинской должности передернуло судорогой.
— Как атомная война! Лет на десять старше, вся размалевана… Где он ее такую раздобыл?
— Где-где… В селе! Может, он как раз ей коровник и строил… Погоди! — перебил я сам себя. — А почему она тебя не узнала?
— Потому и не узнала. Прикинулся.
— А как же остальные?
— А для остальных я каким был, таким остался…
— Во-он оно что… — протянул я. — А как же она тебя разыскала-то?
— Да этот гад анонимку ей прислал! Сам на себя! Так, мол, и так, сбежал из семьи, служит там-то и там-то…
— Н-ну… — Я только руки развел. Слов не было.
Леха достал голубенькую пачку «Ту-134», сунул мне сигарету. Закурили.
— Так выперли ее или нет?
— Да выперли… Спасибо «Деду»! Запугал. Судом пригрозил…
— За что?
— А на выбор — за что хочешь! Либо за клевету на вооруженные силы, либо за двоеженство…
— Двоемужество!
— Ну двоемужество…
Некоторое время курили молча.
— Вот прямо сейчас, — расстроенно пригрозил он, — имею право взять и уйти в лес…
— Не надо, Лех! — взмолился я. — Ради меня, а? Ну что там до дембеля осталось? Чуть больше года?..
— Да не уйду, конечно… Куда мне теперь идти!.. — Помолчал, помотал клиновидной своей башкой и вдруг признался: — Это ведь я тебе еще не все сказал…
— А что еще? — вскинулся я.
— Вот… — И он протянул мне вскрытый конверт, в котором что-то топорщилось. Что-то похожее на покоробленную выгнувшуюся от времени открытку. — Почтарь передал…
То, что я достал из конверта, открыткой не было. Прямоугольник бересты с вырезанными (или выдавленными) на нем неровными угловатыми буковками. Среди прочих знаков я различил «ять» и «юс малый». Попробовал разобрать, но не смог. К сожалению, в институте у меня со старославянским и древнерусским дела обстояли неважно.
— Откуда это?
— Из леса…
Прочел адрес на конверте. Почерк малость корявый, но надпись вполне читаемая, современная. Выполнена шариковой ручкой.
— Он?
— Да, наверное, он… Кому еще?
— Так он что же, на других леших вышел?
— Да запросто! Сказал на опушке: «Приходи завтра…»
— Почему завтра?
Старшина Леший досадливо покряхтел.