Вот зачем он спрашивает девчонку так строго? Ведь отчетливо видно, что она и так трясется как зайчонок? К которому подъезжает на лодке Мазай.
— Попробуй только сказать — нет! — с наигранной угрозой тихо буркнул Костик.
Майка испуганно подняла на хозяина глаза, и утонула в теплом сочувствии встревоженного взгляда. И сразу стали пустыми и беспочвенными все тревоги и сомнения, что накатили, когда она рассматривала себя в зеркале. И невольно сравнивала со стоящей рядом хозяйкой, такой белой, пышной и золотоволосой… что Майке стало не по себе. Сразу вспомнилась рабыня, выходившая из дверей его комнаты… красивая и ухоженная. Ему вот такую жену нужно, а не смуглую, как копченый цыпленок таджерку. Да и характер у таких беловолосых девушек много спокойнее и покладистее, чем у упрямых таджерок… Может, пока не поздно, следует отказаться? Майка сомневалась до того самого момента, как он прямо сказал, что отказывать нельзя. Усвоила уже за время пути… он ничуть не менее упрям, чем коренной таджерец.
— Согласна, — почти неслышно прошептала таджерка и получила в награду горячий одобрительный взгляд.
— Приступай, — кивнул Даринт, и вдруг поперхнулся, что он делает?
Авронос тоже следил настороженным взглядом, как его ученик наклонил к себе шкатулку и начал в ней копаться, словно забыл все наставления.
— Маечка, — поднял глаза на притихшую в недоумении невесту Конс, — я хочу, чтоб ты выбрала тот браслет, который тебе приятно будет носить всю жизнь… именно тебе, поняла? Забудь про все правила и сомнения, бери тот, к которому потянется душа.
Он жестом фокусника отставил в сторону шкатулку и все увидели выложенные аккуратным рядком браслеты, целых семь штук.
Майка смотрела на них изумленно и понимала, так не поступил бы никто в ее мире… полностью доверить выбор самой невесте, не попытавшись подсказать ни намеком, ни жестом.
Перевела взгляд на лицо жениха и чуть не засмеялась, так нелепо и неправильно он выглядел со сложенными на груди руками и демонстративно зажмуренными глазами. И так приятно согрело душу его безграничное доверие. Майка еще раз оглядела браслеты и уверенно взяла в руки тот, за который изначально зацепилась взглядом. Именно он сразу показался ей самым надежным и красивым.
— Я выбрала. Вот этот.
— Даринт, — не открывая глаз, скомандовал землянин, — достань, пожалуйста, парный браслет и убери остальные.
— Что ты творишь, — с досадой выдохнул лекарь, а его взгляд невольно выдал веселое восхищение дерзким обращением ученика с древними законами.
И твердую убежденность, что не стоит никому рассказывать подробностей этой свадьбы… все девушки мгновенно захотят таких же поблажек.
— Вот он, — Даринт, в отличие от Авроноса, ни капли не возмутился и не растерялся, он искренне считал, что такие необыкновенные личности, как этот иномирянин, имеют право на небольшие причуды.
Легкий стук первой разбудил чуткую Майку, но сама открывать дверь она не пошла, знала уже, как это не нравится Консу.
— Ты мне жена, а не рабыня, вот и не бросайся на каждую амбразуру, — сердито сказал он только один раз, и тут же спохватился, осыпал жену поцелуями, но Майка успела рассмотреть в глазах мужа сизые льдинки.
И больше не пыталась изображать из себя ту сноровистую и вездесущую женщину, которая считалась на Таджере идеальной женой. Ее муж не таджерец и ему нужно совсем иное. Майка даже не пыталась определить, в какие моменты в глазах супруга светилась большая нежность и признательность, после жарких ночных ласк, или когда она подолгу сидела рядом с обессиленным после очередного сеанса Консом, ласково поглаживая коротко стриженную голову и расслабленные плечи.
Авронос не дал молодоженам ни одного дня на личную жизнь, заявив, что и так пошел ученику навстречу, а враги только и ждут момента, нанести очередной удар. Но никто из них и не собирался с ним спорить, оба хорошо знали, что лекарь прав.
Время, проводимое в ожидании восстановления энергии, Костик приноровился использовать с пользой для себя и молодой семьи, задавая Майке безобидные наводящие вопросы про ее родственников, обычаи и правила их жизни.
И как-то незаметно оказалось, что эти долгие часы неторопливых разговоров и невинной нежности сблизили их много больше, чем самые страстные и откровенные ласки.
Как мог бы Костик сам догадаться, что не его, а себя ненавидела и презирала Майка, тогда, в яме?! Презирала за допущенную слабость, за внезапно вспыхнувшую нежность, которую немедленно постаралась намертво задавить в своем сердце.
Слабость каждой женщины в ее привязанности к мужчине, говорили мудрые старухи, именно она невидимыми цепями тащит злосчастную в беспросветный омут обязанностей и долгов. Не оставляя ни единого шанса на собственное мнение, решение или поступки, и оставляя вместо них эфемерное подобие счастья. Которое тот, ради кого всё принесено в жертву, может растоптать в любой момент.
Мать Майки отец выгнал из дома, когда она родила пятую дочь. А ему нужны были только сыновья, сильные работники, помощники в ведении большого хозяйства. Таких ему рожала вторая жена, крепкая и здоровая квартеронка, имевшая в предках тан-габирца. Мать Майки перебралась в дом родителей, приведя с собой старую корову, в которую превратилась выданная в приданое телочка, и пятерых дочерей. Старики, разумеется, не обрадовались, но не выгнали… и постепенно жизнь начала налаживаться. Выучила знания ассар и уехала в ближайший город самая старшая сестра, потом удачно нашелся жених для второй.
А затем градом посыпались беды. Отец, обнаружив в храме любви собственную дочь, вихрем примчался в старенький домик и в ярости перебил там половину горшков и чашек. А потом заявил, если его не перестанут позорить, он сам продаст своих дочерей в рабыни, хоть какая польза. С тех пор старшая сестра живет в далеком маленьком городке на западном побережье и присылает намного меньше денег. Младших детей мать прячет у дальних родственников, а их поле без рабочих рук зарастает сорной травой, и вот уже три года неурожай съедает все вложенные в землю средства.
Костик слушал Майку и крепче прижимал к себе. Узнавать про чужие несчастья было так же тяжело, как слушать скупые рассказы бабушки. И если бабушке он не мог ничем помочь, то эту проблему собирался решить немедленно.
Осторожно разузнав название поселка и имя матери жены, сообщил все это Авроносу, а тот сразу послал весточку Даринту, вернувшемуся во дворец еще в день свадьбы.
— Конс… Ко-онс!
— У? — спросонья буркнул он и, не открывая глаз, крепче притиснул к себе жену, — что, малышка?
— В дверь стучат.
— Не-а, — сонно отказался Костик, подтягивая повыше одеяло, ему все время хотелось укутать Майку, несмотря на её уверения, что тут тепло.
В этот момент стук повторился, и теперь он был громче и решительнее.
— Слышишь?
— Угу… — огорченный Конс нежно чмокнул жену и нехотя выбрался из-под покрывала.
По пути оглянулся на приоткрытое окно и возмутился, что за нафик, рассвет еще только забрезжил, а им уже стучат. И только потом сообразил, что учитель не стал бы будить по пустякам, вчера вечером Конс снова выложился подчистую. Зато, наконец, определил то состояние, когда должен направить всю энергию на себя, а не на других.
— Что случилось? — распахнув дверь, спросил уже вполне бодрым голосом, втайне надеясь, что это только какой-нибудь важный пациент.
Неизвестно откуда народ прознал, где именно живет знаменитый Дэконс, но возле высокой ограды, больше напоминавшей замковую стену, третий день собирается толпа страждущих.
— Наместник возвращается, и он в плохом настроении, — в лоб сообщил Авронос, — нам нужно выезжать немедленно, если хотим оказаться во дворце раньше него. Югнелиус терпеть не может ожиданий.
Костик не стал задавать глупый вопрос, откуда учителю известно про настроение господина. Давно понял, что у Даринта везде есть свои люди. Не догадывался только, что они доносят не только на неблагонадежных горожан, но и на самого наместника.
— Мы будем готовы через несколько минут, — сказал кратко и закрыл дверь.
Ничуть не волнуясь, что учитель его не поймет, Авронос еще во время путешествия выяснил, что именно иномирянин подразумевает под словом — минута.
В этом неспешном мире простые люди время особо не считали, условно деля сутки на три периода — ночь, утро, продолжавшееся с рассвета до полудня и день, кончавшийся закатом. Так же каждый период очень условно делили на три части, раннее утро, середина утра и время второго завтрака. Только у очень богатых были местные аналоги часов, делящие время в сутках на двадцать отрезков.
— Что мне надеть? — Майка уже поднялась и торопливо расчесывала волосы.
— Может, мужскую одежду? — осторожно предложил Костик, — в ней ехать удобнее, а дома переоденешься. Выбирай сама, ты же у меня умница.
— Если ты разрешаешь, я надену мужскую, — решила Майка и побежала к шкафу, — а твои черные вещи берем?
— Обязательно, сейчас пришлю служанок, пусть помогут, — Конс вдруг остановился, вернулся к ней и, притянув к себе, заглянул в глаза, — Майка, ты не волнуйся, все будет хорошо.
— Я и не волнуюсь, — она подтянулась и погладила Костика по волосам, задев прохладным брачным браслетом щеку.
Конс немедленно прижал ее ручку плечом, нежно потерся об нее и покосился на свое запястье. Как хорошо, что ему хватило мозгов доверить ей выбор! Иначе он ни за какие коврижки не догадался, что агаты на Таджере самые почитаемые и ценные камни. И этот, серебряный браслет, очень живо изображающий кольца свернувшейся вокруг запястья змеи, с филигранно подобранной чешуей из сотен мелких агатов, изумрудными глазками и рубиновым язычком, предложил бы предпоследним. Перед массивным золотым браслетом, украшенным выложенными из драгоценных камней разноцветными цветочками.
В путь они отправились на хотомаре, специально присланном Даринтом из Хедула. Удобно устроились в куче подушек, и принялись за завтрак, предусмотрительно захваченный лекарем. Все равно в хотомаре делать больше нечего, заснуть не удастся, полет длится всего часа три, а смотреть в окна нельзя. Хотя в полу хотомара наместника было несколько маленьких застекленных смотровых люков, прикрытых сверху крышками, любоваться густым утренним туманом, лежа не животе, никому не захотелось.