– Ну, слава яйцам, наплескался! – шмыгнула внутрь и включила воду. Матвеев оторопело уставился на закрытую дверь – в более глупом положении он еще не был.
– Не удивляйся, она всегда такая.
Матвеев обернулся. На него смотрела худая, хищная, с отчаянно-рыжей копной кудрявых длинных волос девица. Зеленые кошачьи глаза на бледном лице иронично и откровенно разглядывали его.
– Идем на кухню, буду тебя кормить.
Матвеев совсем уж было собрал в кучу свои впечатления и эмоции, но тут на ногу ему прыгнул серый котенок и проворно полез по штанине. Рыжая закричала:
– Марек, забери тигра, он на нашего гостя решил поохотиться!
– Я не могу, у меня уровень не пройден! Да пусть жрет, тебе жалко, что ли! Он мелкий, всего не сожрет – так, откусит на пробу.
– Сегодня от него, завтра от тебя.
– Чего хочет котэ – того хочет Бог, первая котозаповедь!
– Бестолочь.
Рыжая осторожно отцепила котенка от джинсов Матвеева и скрылась в комнате, откуда с таким безразличием был вынесен ему приговор, а сам он объявлен добычей.
– Все, идем есть, а то так и помереть недолго.
Матвеев покорно пошел за рыжей на кухню. Эти дома строил безумный архитектор, как можно было в такую квартиру втиснуть крохотную кухоньку!
– Садись, сейчас суп подам.
Это немного старомодное слово «подам» и запах супа, и кутерьма вокруг, и необходимость немедленно сделать несколько дел сразу – все это было так не похоже на упорядоченную жизнь Матвеева, совершенно выбило его из колеи, и только когда он зачерпнул ложкой ароматный суп, снова почувствовал, насколько голоден. Ну хоть аппетит его не оставил.
– Все может изменить человеку, все может измениться, но не аппетит. Меня Валерия зовут, мы с Никой компаньонки. А это чудовище в комнате – ее сын Марек. А ты-то кто?
– Я… Матвеев. Максим Николаевич. Архитектор из Питера. Ехал в командировку, и… вот.
– Ешь. Сейчас принцессу выужу, а то она там уснет. Эй, Ника, ты что, раствориться решила?
Рыжая кричала на весь дом, Матвеев в толк взять не мог, чего она так вопит.
– Чтоб мне раствориться, здешней растворялки не хватит. Налей мне супчику, я выхожу.
Они обе сумасшедшие, решил Матвеев. Но суп был божественный, и когда рыжая взяла его тарелку, чтобы налить добавки, он благодарно вздохнул. Такого супа он не ел очень давно. Как Томки не стало.
Ника вышла из ванной, завернутая в красный уютный халат, доходящий ей до колен и открывающий абсолютно белую кожу и пару весьма неплохой формы ног с тонкими лодыжками. Волосы ее, мокрые и пахнущие цветами, свободно падали на спину, лицо раскраснелось, и синие глаза стали просто фантастическими. Таких синих глаз Матвеев ни у кого не видел… или видел? Видел, и воспоминание это пряталось где-то очень далеко, и не ухватить…
– Лерка, ты святая. Только святые умеют варить такой суп. Марек!
Матвеев улыбнулся – он и не знал, что у святых есть особый рецепт супа, но от крика снова дернулся – да что они, совсем не умеют нормально разговаривать?
– Марек, иди к нам, будем чай пить!
– Принесите мне сюда, у меня котэ на плече спит.
– От твоего крика он уже проснулся.
– Типа, от твоего не проснулся. И четыре ватрушки тоже несите.
Рыжая принялась наливать чай в большую кружку, достала тарелки для ватрушек, а Матвеев удивленно наблюдал за этой кутерьмой. По всему видать, что люди здесь абсолютно счастливы и довольны друг другом, да и сам он ощущает тепло, наполняющее этот дом. Они орут друг на друга, с серьезными лицами шутят, причем юмор у них самый что ни на есть черный, но им заметно хорошо вместе.
Рыжая унесла чай и тарелку с ватрушками в комнату, а Матвеев, не глядя на Нику, осторожно спросил:
– Так вы все вместе живете?
– С Леркой? Боже упаси, нет. Она с дочкой в соседнем доме живет, как мужа похоронила шесть лет назад, так и остались вдвоем. А мы с Мареком здесь – это бабушки моей квартира, она мне ее подарила, вот сестра злилась, когда узнала, до сих пор простить мне этого не может! Меня Ника зовут. А…
– А я Макс. Я хотел тебя поблагодарить…
– Не городи глупостей. Не за что меня благодарить, так карта легла, вот и все.
Где-то в квартире зазвонил сотовый, рыжая выскочила из комнаты мальчишки и понеслась искать аппарат. Матвеев отодвинул тарелку и понял, что согрелся и жив, а ведь сегодня все могло закончиться для него навсегда, и тогда как же Димка?
– Мне надо сыну позвонить.
– Сейчас позвонишь, все будет в порядке. – Ника сжала его ладонь. – Не думай об этом, оставь на завтра. Я всегда такие вещи на утро оставляю, на свежую головой думается лучше.
– Лариска звонила, – рыжая принесла телефон, оказавшийся банальной «раскладушкой» вишневого цвета. – Парнишка, что с ногой, в порядке. А который с головой – в реанимации, но Семеныч обещает, что его вытащит.
– Семеныч? – Матвеев чувствует, как сердце заполошно стукнуло. – Кто это?
– Это хирург. – Ника снова ободряюще сжала его ладонь. – Один из лучших, к нему записываются со всей страны. И по санавиации вызывают на такие операции, которые осилить никто не может. А он здесь, у нас, живет – говорит, в маленьких городах народ проще.
Матвеев кивнул. Да, проще и понятней, без всего этого заграничного офисного лоска, невесть зачем позаимствованного у буржуинов и доведенного до абсурда.
– Вот телефон, звони куда надо.
Матвеев набрал знакомый номер. Димка ответил не сразу, но вот в трубке послышался его голос:
– Слушаю вас.
– Дима…
– Пап! – Сын вдруг захлебнулся слезами и стал совершенно не похож на себя. – Пап, где ты был? Я звонил тебе, и дядя Саша звонил, и… никто, никто не отвечал, ни Витя, ни…
– Димка…
– Пап, что это за телефон, где ты?
– Я… я в порядке, ты не плачь, завтра буду дома, главное, что…
– Папа-а-а-а, приезжай сейчас! Сейчас! – Димка плачет навзрыд, и Матвеев понятия не имеет, что делать.
Ника молча взяла у него трубку и вышла из кухни.
– Тише, малыш. Все хорошо. Слышишь? Тише, не надо плакать.
Голос ее стал какой-то совершенно другой, уютный и мягкий. Матвеев взъерошил волосы – он иногда забывал, что сыну всего десять, что он совсем мальчишка и вырос без матери – Димка-Торквемада сам не давал Матвееву вспомнить об этом, но он должен был помнить и учитывать, а ему было очень удобно вот это раннее Димкино взросление.
– Вы кто?
Немного хриплый от слез, но подозрительный голос. Ника улыбнулась – Марек был когда-то точно такой. Он и сейчас такой.
– Я – Ника. Я сегодня твоего папу из воды выудила, вот сидит он у меня дома и греется супом.
– Из воды?
– Если обещаешь, что не сдашь меня, я тебе по секрету расскажу, что случилось.
– Не сдам, честно. Буду молчать, как рыба.
Ника поняла, что этот мальчишка не потерпит лжи и почувствует ее, а потому нужно просто как-то смягчить правду…
– А Витя выживет?
– Будем надеяться, его оперировал очень хороший врач.
– Ой, а дядь Саша-то ничего не знает! – Димка расстроен, но уже не плачет. – Ника, ему нужно сообщить…
– Ты обещал молчать, как рыба, помнишь? Мы сами все уладим, а ты делай вид, что ничего не знаешь.
– Зачем?
– Ну сам-то как думаешь? А если машина не просто так упала с моста? Мы же ничего пока не знаем. Осторожно надо, а то мало ли что.
– Ника, ты с папой к нам приедешь?
– Это вряд ли. Лучше ты к нам приезжай – потом, когда все устаканится.
– У тебя дети есть?
– Ага, но он уже взрослый, мой деть – ему семнадцатый год, в следующем году школу заканчивает.
– А-а-а… понятно. А кот как же?
– У Марека спит.
– Что это за имя – Марек?
– Вообще-то он Марк, но моя бабушка была полькой, и мама… ну, и я в некотором роде. И у нас в доме его имя превратилось вот в такое. Я сейчас твоему отцу трубку дам, так ты его не расстраивай, ладно? Ему больше всех сегодня досталось. Слышишь меня, малыш?
Димка хмыкнул. Никто не называл его «малыш», да и не надо ему это, он взрослый, просто от расстройства расплакался. Но Никин голос в телефоне звучал так сочувствующе… по-родному, что у Димки снова защипало в глазах. Только мама так говорила, мама, о которой он старался не вспоминать, и боялся забыть то, что помнил. Но это не мама, это какая-то чужая женщина, но как она говорит это «малыш» и какой голос у нее… словно знакомый… Димка едва сдержал готовые снова брызнуть слезы.
– Ладно, дай мне минутку.
Ника поняла, что мальчишку надо отвлечь – чем угодно, но отвлечь от страшных мыслей, от пережитого стресса, от того, что он еще надумает, если оставить его одного. И это неправильно – то, что они все здесь, а он там один.
– Хочешь, я тебе скину на телефон фотку нашего Буча?
– Ага, хочу. А когда скинешь?
– Да вот сейчас, сию минуту Мареку скажу, и он…
– А он есть ВКонтакте?
– Есть. Сейчас свяжется с тобой по скайпу, покажет котэ.
– А-а-а-а, ты говоришь «котэ»!
– Ага. Мне кажется, это прикольно. Оно няяяшноеее!
– Давай, пусть связывается, я хочу посмотреть. И папа пусть войдет в скайп.
– Ты гений. Как я раньше об этом не подумала. Не бросай трубу, я Мареку свою дам, продиктуешь ему номер, а то я совсем чайник.
– Как все старички.
– Ах ты, мелкий гаденыш!
Димка уже хохочет, Ника сунула трубу ничего не понимающему Марку и сделала зверское лицо.
– Это ты Димку сейчас гаденышем обругала? – Матвеев удивленно смотрит на Нику. – И что он тебе сказал?
– Он и есть мелкий гаденыш, обозвал меня старичками.
– Кем?!
Мир положительно сошел с ума. Чтобы его Димка обозвал старичками незнакомую женщину – этого просто не могло быть, но Матвеев сам слышал, как он хохотал в трубке, и Ника улыбалась, а это значит, что… Непонятно, что это значит.
– Я подключился, идите. – Марк выглянул из комнаты. – Он на связи.
Ничего не понимающего Матвеева потащили в комнату, где во весь экран компьютера улыбалось Димкино заплаканное лицо, а Марк демонстрировал ему котенка.