– Что у тебя было в той фляге? Ну, которая в машине ездит?
– А, это один интересный рецепт, который я нашла в старой книге по траволечению: литр спирта пополам с дистиллированной водой настоять на стакане тертого хрена, смешанного с ложкой жгучего красного перца и стаканом меда. Три дня выдержать, процедить, залить в серебряную флягу – и все, забыл о простудах.
– Мне это сейчас не помешало бы…
– Осталось сорок минут. Интересно, как Олешко доберется за час.
– Кажется, я знаю. – Матвеев улыбается сквозь дергающую боль. – Но тебе не скажу.
– И не надо, не очень-то и хотелось.
– Да хотелось, конечно, но – не скажу.
Булатов слушает их препирательства и думает о том, что точно так же они препирались бы, если бы выросли вместе в одной семье и не разделили их годы. Что-то очень общее есть у них, возникло практически сразу, словно не было десятилетий разлуки и они знали друг друга всю жизнь.
Свет мощного прожектора осветил участок дороги, где стояли две машины.
– Вертолет?! – Ника удивленно вытаращила глаза. – Ну, Макс, Олешко реально крут!
– Ты уж реши, пожалуйста, кто крут – Леха или Олешко. – Матвеева забавляло ошеломленное лицо Ники. – Только Пашке не говори, что он крут, – еще возгордится.
– Кто возгордится?
Олешко открыл салон машины, впустив струю холодного воздуха.
– Эй, холодно же! – Ника зябко поежилась. – Ты возгордишься, если я скажу тебе, что ты реально крут.
– Да, я Человек-Паук и Бэтмен в одном флаконе. А вы – самые счастливые недотепы, каких я только знал. Леха, где этот… соратник Элтона Джона?
– Да ладно, мог бы и прямо сказать, – Ника хихикнула. – Церемонии…
– Не приучен ругаться при дамах. – Олешко сдернул покрывало с пленника. – Да, приложил ты его изрядно…
– Да в сердцах же…
– В сердцах… Теперь то ли сможем допросить, то ли нет. Ладно, разберемся. Грузите, его ребята.
Дюжие мужики выволокли связанного из багажника.
– Ой, я же видела его! – Ника даже отступила подальше.
– Где? – Олешко взял ее руку и сжал ладонь. – Ника, пожалуйста, вспомни.
– А чего вспоминать. Этого типа я видела в коридоре гостиницы в Красном Маяке, аккурат накануне того дня, когда Максим с парнями нырнули под лед.
– Ты ничего не путаешь?
– Я что, похожа на слабоумную? Нет, не путаю. Горничная принесла мне полотенца, я открыла дверь, а этот гражданин вышагивал по коридору – сумка у него в руках была еще, большая такая, черная. Он мне не понравился, я дверь быстренько закрыла и забыла о нем.
– Как видишь, не совсем забыла.
– Да потому что не понравился он мне.
– Так, а здесь у нас что? – Олешко открыл темную машину. – «Тойота Камри», седан, цвета мокрого асфальта. На ней он приехал, ею он толкал «Хонду», вот вмятины и следы краски. Значит, так. Сейчас мы грузим это дерьмо и Максима в вертолет и улетаем – Матвееву нужно в больницу, а этого я заберу с собой, порасспрашиваю о том о сем. Ника, вы с Алексеем добираетесь своим ходом. Вслед за вами на машине нашего гостя поедут четверо моих ребят. К утру доберетесь, самое позднее – к обеду. Но я бы советовал вам вернуться в город, переночевать в гостинице и выдвинуться посветлу.
– Нет, я хочу ехать сейчас. – Ника всхлипнула, вспомнив свою «Хонду». – Паш, я тебя прошу. Набей этому гаду морду, только хорошенько. Видал, что он с моей машинкой сделал?
– Видал. Не расстраивайся, Никуша. Кстати, вот – Семеныч передал и под страхом отлучения от летних шашлыков велел тебе пить.
– О-о-о, таблетки…
– Леха, проследи, чтоб она их пила. – Матвееву уже вкололи обезболивающее, и он снова мог думать и дышать. – Иначе она нипочем пить не станет.
– Предатель!
– Все, препирательства прекратили, нам всем пора. До встречи.
Олешко подходит к охранникам и что-то вполголоса им говорит, они кивают:
– Не беспокойтесь, Павел Иванович, все в лучшем виде сделаем.
Вертолет взметнул столб снежной пыли, поднялся вверх и исчез, Ника с Булатовым переглянулись.
– Леш, я есть очень хочу.
– А я-то как хочу, с обеда еще, когда колесил за вами. – Булатов задумчиво смотрит на Нику. – Вернемся, пожалуй, в город. Я прошлую ночь не спал.
– А они? – Ника кивнула на охранников.
– А они пусть едут. Мы завтра выдвинемся, к вечеру будем на месте.
– Давай. Потому что я устала зверски.
Булатов идет к охранникам, что-то объясняет им, потом возвращается. С ним топают двое парней в форме.
– Вот, только так. – Булатов виновато смотрит на Нику. – Говорят, им велено.
– Да вы не обращайте на нас внимания, мы тихонько посидим, посторожим, – басит секьюрити.
– Вот еще! Зачем это? – Ника настроена капризничать.
– Затем, что парень этот выполнял чей-то заказ. И вас вполне могут достать снова. Ехать нельзя, потому что водитель ваш вторые сутки без сна, и зимой ночью ехать в такую даль – чистое самоубийство, с таким же успехом можете сразу прыгнуть с этого обрыва. Не беспокойтесь, все будет хорошо. Едем, пора.
Вздохнув, Ника садится в машину – на заднее сиденье, рядом с одним из охранников. Из соображений безопасности, как было ей сказано. Ника хмыкнула, но подчинилась: люди на работе, а она им будет палки в колеса вставлять? Ночь на дворе, они ведь тоже голодны, устали…
– Сейчас приедем в гостиницу и закажем картошку, салат и котлет каких-нибудь. Я съем сто штук. – Ника мечтательно представила горку хорошо обжаренных, пахнущих луком котлет и облизнулась.
– Да ты одну хотя бы осиль, чудо гороховое. – Булатов засмеялся. – Ничего, я номера заказал, ужин нас уже ждет…
– Ой, сумка-то моя походная сгорела! – Ника горестно вздохнула. – Вот, смотри, торговый центр круглосуточный… А денег-то у меня нет совсем, кошелек в сумке, а она в машине…
– А машина сгорела, – бессердечно резюмировал Булатов. – Идем, горюшко мое, купим все, что нужно. Ребята, может, мы сами?
– Не положено! Роман около машины останется – на предмет минирования посторожит, а я уж с вами.
Они вошли в пустой супермаркет, и Ника быстро набросала полную корзинку необходимых продуктов и вещей.
– Надо бы тележку взять…
– Ника, да всего-то ночь переночевать! Халат в гостинице точно есть.
– Это не в гостиницу, а просто так.
Булатов махнул рукой – женщин он вообще не понимал, а конкретно эту – и не пытался. Зачем? Она нужна ему такая, какая есть, и пусть покупает мелочовку, пусть капризничает или хохочет – главное, она есть, а ведь сегодня могло быть все по-другому. Булатов снова внутренне содрогнулся, вспомнив свое отчаяние и внезапно ослабевшие ноги, когда он увидел внизу горящую машину…
В гостинице их встретили очень радушно, словно ночные гости, за которыми болтаются дюжие охранники, для них обычное дело. В номере стояли цветы, в спальне – большая кровать, в гостиной – диван и удобные кресла.
– Мы с Ромой здесь посидим, а вы спите, – охранник, что представился Кириллом, очень тщательно обыскал весь номер. – Так положено.
– Но…
– Ничего, Никуша, люди на работе. Только как вам ночь не спать? – пробормотал Алексей.
– Мы же в ночную смену шли, днем спали. Да мы привычные.
Поздний ужин, сервированный на четверых, никак не тянул на романтическое свидание, но Ника понимала, что так оно и есть. А то, что в номере, кроме них, еще двое – неважно.
– Ох, как же я наелся… – Булатов откинулся в кресле. – Ребята, если еще чего нужно, закажем.
– Спасибо, сыты. – Кирилл приветливо кивнул. – Пожалуй, и правда, пора вам на боковую – дама совсем сонная. За ужин премного благодарны. На сытый желудок дежурить веселей. Ника, что-то не так?
– Голова болит…
– Ах, да. Лекарство! – Булатов добывает из кармана куртки баночку с таблетками и вытряхивает одну Нике на ладонь. – Проглоти и запей.
– Нет, ты сам подумай… Она огромная такая, какого-то синего ядовитого цвета… Это отрава, у Семеныча склероз уже, он перепутал яд и нормальное лекарство. Хорошие таблетки не бывают синими, они или белые, или зеленые. Иногда желтые или розовые, но не синие. А синие – яд, это же всем давно известно.
Ника говорит серьезно, и охранники стали с подозрением присматриваться к флакону с лекарством, но Булатов уже знает ее уловки, а потому молча подает ей стакан с водой:
– Пей таблетку, болит голова-то…
– Так, может, перестанет.
– Проглоти и запей.
Ника вздыхает, взвешивает таблетку на ладони, берет двумя пальцами, смотрит на свет:
– Синяя какая-то… здоровенная…
– Ника!
Вздохнув, она мужественно глотает лекарство и выпивает стакан воды.
– Гадость… Все, я в душ, тарелки мойте сами.
Охранники, собрав посуду на передвижной столик, выставляют его за дверь. Глянув на дверь спальни, на Булатова и минуту подумав, Кирилл произнес:
– Вообще-то мы можем и снаружи посидеть, так что…
– Вы привлечете внимание. Нет уж, оставайтесь здесь. К тому же тут можно лечь. – Булатов вздохнул. – Прилягте и сторожите, раз так решили. А нет – спать ложитесь, самое то перед завтрашней дорогой.
– По очереди спать будем. Чай есть, печенье с конфетами – не дежурство, а мечта! Сейчас Ромыч ляжет, в три он меня сменит, а я посплю – мы в двойную смену, если тихо, всегда так.
– И то дело.
Булатов входит в спальню – Ника уже спит. Он идет в ванную, долго смывает с себя прошедший день. Только сейчас он в полной мере ощутил стресс, который испытал у обрыва, и мысленно поздравил себя с мудрым решением переночевать в гостинице. В одной постели с Никой – и все равно далеко друг от друга, ведь он так и не знает, отвечает ли она ему взаимностью. У молодых это просто: встретились, глядь – уже в койке, потом разбежались, и снова ничего. А тут приходится выверять каждый шаг – чтобы не показаться назойливым, не вспугнуть невольной грубостью, да бог знает, что может из всего этого выйти, если мужчина любит женщину, похожую скорее на шальной ветер, чем на человека.
Он лег рядом, потянул на себя одеяло и коснулся губами ее виска – пугающе горячего. Булатов тронул губами лоб Ники – так и есть, температура, и нешуточная.