Возможно, Майкл и Конни надеялись, что разлука с сыновьями умерит пыл Джессики, но этому не суждено было случиться. Пусть ей впервые в жизни пришлось самостоятельно о себе заботиться, Шарлотта научила ее основам домоводства, и Джессика быстро освоилась. Помогло и то, что она была небедна и за все, что не могла сделать сама, платила другим людям.
То ли от одиночества, то ли от врожденной любви к приключениям Джессика вскоре стала находить себе любовников со столь же бурной натурой, как у нее. Страстные и краткосрочные романы удовлетворяли ее плотский голод. Трудно сказать, хотела ли она любви и близости, ведь своих любовников она бросала так же быстро, как прыгала с ними в постель. Но все изменилось, когда Джессика Танниклифф впервые влюбилась по-настоящему. Ей было двадцать лет.
За несколько месяцев до этих событий, весной 1934 года, Марк Каугилл и Дженни Холгейт осознали то, о чем другие обитатели дома на мысе Полумесяц догадывались уже давно. Возможно, Марк и Дженни тоже об этом догадывались, но были не готовы признать. Они обнаружили свои истинные чувства друг к другу не то чтобы случайно, просто это произошло само собой. Примерно с тринадцати лет Марк и Дженни очень увлеклись последней модой — кинематографом. Из-за возраста они не могли ходить в кино одни, но в доме всегда находился кто-то из взрослых, готовый их сопровождать. Если Сонни, Рэйчел или мама Дженни Джойс не могли пойти, в кино с удовольствием шла Ханна. Так подростки с удовольствием посмотрели «Ангелов ада», «Маленького Цезаря», «Анну Кристи» и «Большую тропу». А когда в Скарборо привезли фильмы братьев Маркс и Чарли Чаплина, вдоволь посмеялись над их проделками. Хотя по возрасту Марку и Дженни не полагалось смотреть жестокое кино, владельцев кинотеатров в Скарборо больше интересовали сборы, чем правила Британской ассоциации киноцензоров. Поэтому молодые люди тряслись от страха вместе со взрослыми, сидя в мягких креслах кинотеатра на Абердин-уок, точнее, дрожа на самых их краешках. К счастью, Марку и Дженни хватило ума не жаловаться на ночные кошмары, иначе родители навсегда запретили бы им ходить в кино.
На одном из страшных фильмов Дженни схватила Марка за руку. Тот крепко сжал ладонь девушки, так как боялся не меньше своей юной подруги. Когда кровавая сцена закончилась, Марк не выдернул руку, ведь очередные шокирующие кадры могли появиться на экране в любой момент. Через некоторое время, к своему удивлению, Марк понял, что ему нравится держать Дженни за руку. Когда в сюжете возникло затишье, он украдкой взглянул на спутницу и мягко сжал ее руку. Дженни тут же отреагировала. С ними была мать Дженни, Джойс, но та во все глаза смотрела на экран и ничего не замечала.
Вскоре им разрешили ходить в кино вдвоем. И вот однажды они пошли на «Бремя страстей человеческих» с Бетт Дэвис в главной роли. Марк такие фильмы не любил, но покорно согласился сопровождать Дженни, так как та ходила с ним на «Графа Монте-Кристо» с Робертом Донатом.
Как обычно, стоило технику выключить свет и пустить пленку, молодые люди взялись за руки. По какой-то причине тем вечером все было иначе; по крайней мере, так показалось Марку. Он не испытывал неловкости или смущения; просто что-то изменилось. Молодые люди не разомкнули рук даже после того, как вышли из кинотеатра. На улицах Скарборо вечером было мало народу, они были почти не освещены, за исключением маленьких оазисов света и звуков вокруг пабов.
Юноша и девушка шагали по Фальсгрейв-роуд и обсуждали фильм, и тут Марк затронул тему, о которой они с Дженни старались не говорить, хотя оба об этом думали.
— Ты же знаешь, что в следующем году родители хотят отправить меня в университет? — спросил он.
— Да, — немного печально отвечала Дженни.
— У меня смешанные чувства. С одной стороны, хочется поехать, а с другой — нет.
— Не хочешь уезжать с мыса Полумесяц? — спросила Дженни безо всякого выражения.
Они свернули с Фальсгрейв-роуд в переулок, где было еще темнее, так как там стояли газовые фонари. Марк остановился и повернулся к Дженни, продолжая держать ее за руку.
— Нет, Дженни, — ласково проговорил он, — я не хочу уезжать от тебя.
— От меня? — удивленно спросила девушка.
— Да, — подтвердил Марк. — До сих пор я этого не понимал, но при мысли об отъезде я чувствую себя таким несчастным, потому что мне предстоит разлука с тобой. Дженни, если я уеду в университет, ты будешь меня ждать?
Счастье переполнило Дженни.
— Да, Марк. Конечно, я дождусь тебя.
Лишь тогда, поначалу неловко, а потом все более уверенно, он ее поцеловал.
Нежно обняв Дженни, Марк сказал, что теперь, когда они признались друг другу в истинных чувствах, им больше не нужно скрывать их от окружающих.
— Думаю, это не очень умно, — с сомнением заметила Дженни.
— А мне все равно. Хочу, чтобы все знали.
— Как скажешь, Марк, — покорно отвечала Дженни, но в глубине души была рада.
На следующее утро, как всегда по утрам, они встретились в коридоре перед тем, как пойти в школу. Марк не заметил, что его мама спускалась по лестнице, и поцеловал Дженни в щеку; они взялись за руки и ушли.
Рэйчел уставилась им вслед, расплылась в улыбке и обдумала свои последующие шаги, а потом поспешила на кухню сообщить радостную новость маме Дженни.
Вечером Марк и Дженни пошли прогуляться по берегу, снова взявшись за руки. Сонни проводил их снисходительной улыбкой.
— Кажется, у них все на мази, — сказал он Рэйчел.
— А разве могло быть иначе?
— Почему ты так уверена?
— Они знали друг друга всю жизнь, не разлучались ни на день, никогда не ссорились, даже не спорили ни о чем. Их дружба длится дольше, чем иные браки. Они были влюблены уже давно, просто только что это осознали. И они не разочаруются друг в друге: они ведь знают друг о друге все.
— А ты думаешь, они… — Сонни не знал, как задать столь деликатный вопрос.
— Еще нет, — ответила Рэйчел. — Когда это случится, я сразу пойму, но, думаю, они слишком хорошо воспитаны и предпочтут подождать. Думаю, им удастся пока себя контролировать.
— А ты не против? А Джойс? — Сонни беспокоила реакция мамы Дженни.
— Нет, а что тут поделаешь? Мы же не можем ни на что повлиять. Если мы одобряем их дружбу, к чему ворчать, что они полюбили друг друга? Сейчас у молодых людей все по-другому, времена изменились. Я не думаю, что они зайдут слишком далеко, а самое суровое испытание предстоит в следующем году, когда Марк уедет в университет, а Дженни — в педагогический колледж. Тогда они впервые столкнутся с тем, с чем никогда прежде не сталкивались, — с разлукой. И если благодаря этому препятствию их чувства лишь окрепнут, они не расстанутся уже никогда.
Глава восемнадцатая
Даже в престижном университете, где у него было полно конкурентов, Джошуа Джонс стал звездой благодаря своим выдающимся способностям. Получив возможность изучать более сложные предметы под руководством опытных наставников, он продвинулся до небывалых высот. Уже через год его назвали самым одаренным студентом-лингвистом своего поколения. Как отметил в беседе с деканом один из преподавателей, «шанс учить студента, чья одаренность граничит с гениальностью, выпадает раз в жизни. И это похоже на игру с заводной железной дорогой. Достаточно завести механизм, поставить поезд на рельсы, а дальше остается лишь смотреть, как он сам катится вперед».
Интерес декана к успехам мальчика объяснялся не только стремлением обеспечить высокую успеваемость студентов. В кампус часто наведывались охотники за кадрами, и ярчайшие таланты были у них на примете. Выдающиеся ученые умы обычно находили работу задолго до получения диплома. Процесс найма не афишировался и нередко проходил в строжайшей секретности. Некоторые организации, особенно связанные с правительством, стремились действовать в тайне от любопытных глаз. Начальнику такой организации и написал декан по поводу Джошуа.
Начальника звали Идрит Пойнтон, и было ему около тридцати пяти лет. В Лондоне его хорошо знали, хотя большинство его современников, если бы их спросили, где он работает, смогли бы ответить лишь, что Пойнтон состоит на государственной службе, а уж что это была за служба, одному богу известно; подобное общее определение могло означать что угодно. Большинство людей при этом представляли скучную, унылую кабинетную работу, связанную с необходимой, но монотонной бюрократией. И, как правило, госслужащие именно этим и занимались, но были отделы, чья повседневная деятельность была совсем не скучной. В таком отделе и работал Идрит; не просто работал, а являлся его главой. В то время особенность британского политического устройства заключалась в том, что подобные отделы были очень маленькими и недоукомплектованными.
Пойнтон изучил письмо декана и вызвал к себе одного из ассистентов, человека, который служил в отделе с момента его основания двадцать лет назад.
— Выясните все об этом юноше, — велел Идрит и вручил ассистенту письмо декана. — Все, как обычно: происхождение, политические взгляды, родители, их прошлое — все, что сможете узнать.
— Это срочно? — спросил ассистент. — Срочно не получится, кадров катастрофически не хватает.
— Несрочно, — сухо ответил Пойнтон. — У нас полтора года, прежде чем он закончит университет; даже с нашими ограниченными ресурсами успеем провести тщательную проверку.
И хорошо, что спешки не было: предварительный отчет лег на стол Пойнтону лишь через полгода.
— Сэр, помните, вы просили навести справки о Джошуа Джонсе, студенте-лингвисте?
— Боже, это было так давно, я уже забыл, — ответил Пойнтон. — Что ты узнал?
— Честно говоря, я в замешательстве. Похоже, тут настоящая загадка.
Неожиданный ответ привлек внимание Идрита.
— Что за загадка?
— С первого взгляда ничего особенного. Парень родом из Брэдфорда, йоркширец, как и его отец. Отец, Саймон Джонс — директор крупной текстильной фирмы. Вот копия брачного свидетельства его родителей. — Он передал документ Пойнтону. — Мать, Наоми Джонс, в девичестве Флеминг, прежде была замужем и овдовела во время войны.