стер Смит.
— Собеседование прошло удачно; девушка согласилась. Мы вышлем вам гонорар, как обычно.
— Спасибо, мистер Смит. Надеюсь, она окажется хорошим сотрудником.
— Не сомневаюсь, — ответил Идрит Пойнтон.
Лишь проработав на новой должности несколько месяцев, Джессика начала догадываться, чем на самом деле занимается ее контора. Зная чуть больше о том, как устроена государственная служба, она бы, возможно, догадалась с самого начала. Ведь обычных машинисток крайне редко просят подписать соглашение о сохранении государственной тайны, но Джессика об этом не знала.
Целыми днями она печатала отчеты, приходившие со всех концов света; о некоторых странах она впервые слышала. Она не понимала значимость этих сведений; не понимала и того, как они оказывались в распоряжении этого крошечного государственного отдела. Но постепенно, вникая в напечатанные строки, Джессика начала задумываться, как такой маленькой организации удавалось заполучить столь редкие сведения. И даже через много месяцев она бы, скорее всего, не догадалась, если бы не разговор со старшей машинисткой.
Самой роскошной комнатой безликого здания, где она работала, была комната отдыха, где стояли два видавших виды кресла, шкафчик с посудой и столовыми приборами, а также имелась раковина и газовая конфорка, на которой можно было вскипятить старый чайник.
Джессика все утро мучилась с донесением о политической ситуации в Болгарии и мечтала уйти на обед. Когда она вошла в комнату отдыха, старшая машинистка миссис Крейн сидела в одном из обшарпанных кресел и читала журнал. Она оторвалась от чтения, взглянула на Джессику и улыбнулась.
— Ты, кажется, устала, дорогая; сложный отчет?
— Одни географические названия чего стоят, — отвечала Джессика. — Но хуже всего фамилии. Даже когда получается расшифровать ужасный почерк, машинка отказывается печатать такую странную последовательность букв. Хорошо, что от меня не требуется их произносить. Почему нам не присылают отчетов из городов с удобопроизносимыми названиями: Годалминга, Ноттингема или Лидса?
— А что шпионам делать в Годалминге, милая? — спокойно ответила миссис Крейн. — Не говоря уж о Ноттингеме или Лидсе.
— Шпионам? — растерянно повторила Джессика. — Шпионам… я правильно вас поняла? Значит, все эти донесения, которые я печатаю… от шпионов?
— Ну разумеется, дорогая. — Миссис Крейн ни капли не смутилась. — А ты думала, откуда у нас такие подробные конфиденциальные сведения?
Джессика задумалась.
— Так вот почему их всех зовут Смитами? И каждому присвоен порядковый номер?
— Ну да. Чтобы защитить наших людей, если документы попадут не в те руки.
— А кого-нибудь из них на самом деле зовут Смитом? — спросила Джессика.
Миссис Крейн расхохоталась.
— Очень сомневаюсь. Как-то раз я спросила об этом начальника. Его тоже зовут Смитом, как ты, наверное, знаешь. «Дорогая миссис Крейн, — ответил он, — по-вашему, я похож на Смита?»
С того дня Джессика совсем иначе стала воспринимать информацию из донесений.
Почти за полвека до описанных событий отец Сонни Альберт Каугилл проявил дальновидность и убедил своих партнеров вложить деньги в зарождающуюся химическую промышленность. Во многом благодаря этому мудрому шагу даже в годы Великой депрессии показатели «Фишер-Спрингз» ничуть не упали. В прошлом доходы компании приумножались благодаря превосходным инновационным химическим краскам племянника Ханны Чарли Бинкса; в последнее же время основным источником прибыли стал ассортимент химической продукции, вышедшей из лаборатории его сына Роберта.
Чарли по-прежнему возглавлял химическую компанию «Аутлейн», но в основном занимался продажами и административными делами, а техническую сторону бизнеса предоставил сыну. Чарли понимал, что до талантов Роберта ему далеко, хотя сам был одаренным химиком.
Такого же мнения придерживались современники Роберта. Когда крупные концерны в химической индустрии объявляли охоту за головами, его имя всегда всплывало первым. Его не раз пытались переманить, но Роберт ни за что не соглашался. Работа в «Фишер-Спрингз» его устраивала, а другие предложения, даже самые заманчивые, его не интересовали. Он не стремился к деньгам и славе и работал, потому что любил свое дело.
Зная об этом и о преданности сына семейному бизнесу, Чарли Бинкс был бы очень удивлен, если бы услышал разговор, состоявшийся у Роберта осенью 1937 года. Разговор велся по телефону и был окружен такой завесой тайны, что Роберту стало любопытно. Звонивший заявил, что представляет ряд крупных деятелей, озабоченных развитием технологий и науки в Британии в сравнении с другими государствами. Эти деятели поручили ему обратиться к лучшим ученым, чтобы в случае необходимости иметь возможность мобилизовать научно-техническую элиту.
При личной встрече столь расплывчатые формулировки ничуть не прояснились.
— Мое начальство, — сказал посетитель, — считает, что, если события примут определенный оборот, страна будет нуждаться в лучших научных умах. Меня попросили провести беседу с выдающимися учеными, в случае необходимости готовыми потрудиться на благо государства — а мы уверены, что такая необходимость возникнет. Ваше имя, мистер Бинкс, назвали одним из первых.
Роберт взглянул на посетителя, чьи слова заинтриговали, немного удивили и встревожили его.
— Давайте начистоту, — сказал Роберт, — речь идет о войне?
— Мы очень надеемся, что войны удастся избежать. Все наши мечты только об этом. Однако если окажется, что война все-таки неизбежна, ее нужно встретить во всеоружии. По правде говоря, мистер Бинкс, другие государства сделали многое, чтобы укрепить свое положение, и пользуются последними достижениями науки, а наши позиции, увы, ослаблены из-за недостатка финансирования и пренебрежения к сферам, играющим важную роль в потенциальном конфликте. Скажу откровенно, в данный момент мы настолько не готовы к войне, что сражаться с танками нам придется едва ли не с луком и стрелами.
Роберт задумался и спросил:
— Вы упомянули начальство — вы имеете в виду правительство?
Посетитель улыбнулся.
— Скажем так: это не совсем правительство, но ряд влиятельных и заинтересованных лиц.
В конце концов Роберт согласился подумать над предложением и пообещал хранить конфиденциальность. Посетитель оставил свою визитную карточку и попросил Роберта позвонить, когда тот примет решение.
После его ухода Роберт некоторое время раздумывал над их разговором, а потом решил, что должен посоветоваться с человеком, более сведущим в политических делах, чем он сам. Он снял трубку и позвонил Саймону Джонсу.
— Саймон, нужен совет. Ты же знаешь, я круглые сутки торчу в лаборатории и не в курсе происходящего в мире. Расскажи-ка, что творится в Европе.
Тревога Роберта из-за описанного его гостем будущего усилилась, когда он услышал мнение Саймона Джонса. Через два дня он позвонил по указанному на карточке номеру и подождал, пока секретарша его соединит.
— Роберт Бинкс на проводе. Я все обдумал. Я в деле. При необходимости обращайтесь ко мне, мистер Смит.
Глава двадцать девятая
Зловещие прогнозы Саймона Джонса за новогодним столом поразили Марка и Дженни. Те с глубоким беспокойством наблюдали за происходящим в Европе. Они были молоды, а молодости свойственен идеализм. Не коммунисты и даже не социалисты, они тем не менее остро чувствовали социальную несправедливость и неравенство; лишь очень молодые и очень старые обладают такой чувствительностью. Читая первые заметки о войне, они, как и многие люди в Европе и за ее пределами, загорелись желанием помочь.
Решение детей опечалило родителей Марка Сонни и Рэйчел и мать Дженни Джойс, но они не могли его оспаривать. Планируемая поездка была опасной и даже безумной затеей, но запретить ехать они не могли. Рэйчел сказала:
— Если бы большинство молодых людей во всех странах достаточно убедительно заявили о своих чувствах, политики, может, и передумали бы и отказались от своего опасного сумасбродства.
И вот весной Марк и Дженни сели на корабль, плывущий в порт Сантандер на севере Испании. Когда они прибыли на континент, в Испании царило смятение. Отовсюду лились потоки противоречивой информации; было даже непонятно, кто сейчас у власти. Идеалистические взгляды, вдохновившие ребят на путешествие в Испанию, грозили утонуть в лавине препятствий, вставших на пути их желания пригодиться, правда, как — неясно. Более пяти недель они просидели в Сантандере, не представляя, что делать дальше. Наконец вышли на агента Интернациональных бригад[20] — сурового усатого баска, почти не говорившего по-английски. Тот представил их небольшой компании столь же восторженных и безнадежно наивных добровольцев из нескольких европейских стран и направил группу в Мадрид, добавив, что, если на пути встанут силы националистов, следует добраться до Валенсии.
Небольшая группа добровольцев, включая Марка и Дженни, попытались добраться до республиканского оплота — Валенсии. У них был план, шаткий и схематичный: ехать на восток и на юг, следуя течению реки Эбро; дойти до Лограно, а затем до Сарагосы и наконец очутиться на восточном побережье Таррагоны. Если удастся проделать столь далекий путь, дальше они могли двинуться вдоль побережья на юг, к Кастельон-де-ла-Плана, а оттуда уже рукой подать до Валенсии. В этом плане имелся один большой пробел: они не знали и никак не могли выяснить, какие города и деревни по пути находились под контролем республиканцев, а где засели сторонники националистов.
Беда настигла их уже через несколько дней. К востоку от Лограно по пути к следующему пункту назначения их обстрелял из засады небольшой отряд националистов. Добровольцы разбежались кто куда; Марк и Дженни двинулись на юг и скрылись в живописных лесистых долинах и деревнях Риохи. Они ориентировались по устаревшим неточным картам, которые им показали в Сантандере, и лишь в общих чертах представляли себе, где находятся. Они не знали, что с каждым шагом заходят все глубже на территорию заповедника Сьерра-де-Себоллера, где совсем не было человеческого жилья, не считая пары крошечных сел. Другими словами, они безнадежно заблудились.