й вариант показался мне… непрофессиональным. И вообще я так не могу. Даже лос-анджелесская я.
На столе зажужжал, задрожал мой телефон. Опять сообщение от Полли.
«Сестренка! Почему ты не перезваниваешь?!»
Очевидно, ей действительно требовалось срочно со мной поговорить. Но я так выдохлась… и в то же время была на взводе – наихудшая из возможных комбинаций.
Я взяла телефон.
«Прости! Безумный день! Мне поручили мое первое (и сразу же второе) задание! Поговорим позже?»
Уж Полли оценит, что у меня выйдет заметка. Она понимает, насколько это важно для меня.
Очень скоро телефон опять зажужжал.
«О БОЖЕ! Вот это да!!! Я ТАК рада за тебя! Обещай, что не забудешь меня, когда прославишься».
Я знала, что она меня поймет.
«Да ты что! – написала я. – Сестренки навсегда! Я бы тебя не забыла, даже если бы очень хотела, только я точно не захочу».
Она прислала мне битмоджи с оттопыренным большим пальцем и широкой улыбкой – белокурая и улыбающаяся, она напоминала веселую героиню анимэ.
«Тогда до связи, но ПООБЕЩАЙ, что перезвонишь мне СЕГОДНЯ».
Я тоже отправила ей картинку с оттопыренным большим пальцем (я всегда гордилась тем, что у моего битмоджи идеальный хвостик). Обычно Полли не приходится меня ждать, мы перезваниваемся по десять раз на день минимум, но сейчас я чувствовала, что в ударе, и боялась сбить настроение.
Я еще раз проверила сообщения, потом список пропущенных звонков, так, на всякий случай. От Вероники Лодж – ничего. И конечно, никакого письма. Досадно.
Ну ладно. Уж если я сумела выжать из себя двести слов об обоях, Веронике Лодж от меня не уйти.
Сколько лет я проторчала у себя в комнате, зачитываясь расследованиями Нэнси Дрю, хотя мама постоянно пилила меня, пытаясь отправить гулять. Хорошо учиться – это одно, ведь Куперы всегда должны быть на высоте, следить за своей репутацией, не вешать нос, и все такое, и все такое… но не читать же, фу! Элис Купер была не в восторге от моего увлечения.
«Элизабет, сколько раз тебе говорить: мальчики не бегают за девочками в очках», – ворчала она, стоя в дверях моей комнаты.
«Мам, ты в каком веке живешь? Всем плевать, читаю я или нет, а если не плевать… забудь о них! К тому же… я даже не ношу очки». – Для усиления эффекта я утрированно подмигивала ей, как персонаж диснеевского мультика.
Мама закатывала глаза; мы обе знали, что суть не в этом. Но в конце концов она перестала вязаться ко мне с Нэнси Дрю – именно что в конце концов.
Я понимаю, что мама по-своему пыталась помочь мне – она хотела, чтобы ее дочь была хорошей девочкой, но не заучкой какой-то. Не вышло. Я не только постоянно читаю – благодаря этой летней стажировке я почти стала профессиональной журналисткой.
Но вернемся к Нэнси Дрю, моему самому первому и самому долгому литературному увлечению. Я обожала эти книги о девочке-подростке – ведь так легко было представить себя на ее месте (хотя мне тогда было всего лет десять)! Благодаря собственной находчивости и поддержке друзей Нэнси удавалось довести до конца любое расследование. И мне так хотелось быть похожей на нее!
А что теперь, дневник? Кажется, у меня наконец-то появился шанс почувствовать себя Нэнси Дрю.
Дело в том, что в Ривердейле никогда не происходило ничего загадочного. (Если на Хеллоуин в доме еще до прихода детей вдруг пропадали конфеты, злоумышленником обычно оказывался Джагхед.) А вот сегодня на работе случилось происшествие, после которого мне кажется, что, может быть – может быть, – кто-то замыслил против меня неладное.
Думаешь, у меня паранойя? Точно. Схожу с ума? Может быть. Но факты таковы: сижу я такая, вся раскраснелась от радости, что написала свою первую в жизни статью. Предвкушаю свидание с классным парнем. Битком набита энциклопедическими знаниями о современных обоях, которые мне, скорее всего, никогда больше не пригодятся. Ну и что? Я устала, нервы взвинчены, восторг опьяняет, кожа на голове болит оттого, что я все время потуже затягиваю хвост, чтобы волосы не мешали. Но я никогда не чувствовала себя лучше.
И вдруг понимаю, что хочу есть.
Оставив телефон на столе, я отправилась на офисную кухню. Как и вся редакция «Хелло Гиглз», кухня оформлена в приглушенных, радующих глаз пастельных тонах с ярко-белыми полками по стенам. По примеру трендовых айтишных старт-апов, она под завязку набита аппетитными «здоровыми» продуктами: кокосовым молоком, свежими фруктами, пакетами с разными необычными сортами орехов и гранолой. Еще стоит кофеварка, управиться с которой может разве что человек с дипломом инженера, зато обезжиренный соевый латте в ней получается лучше, чем в элитных кофейнях.
Я взяла яблоко и пакетик чипсов из водорослей (так и представила себе, как хохочет Арчи, недоумевая, как я теперь, став лос-анджелесской девушкой, могу по собственной воле есть водоросли и суши) и радостно пошла обратно.
У моего рабочего стола стояла Ребекка. Мне сразу не понравилось выражение ее лица.
– Здравствуйте. – Я приложила все усилия, чтобы моя улыбка не дрогнула.
Похоже, Ребекка была чем-то огорчена, но как это могло быть связано со мной?
– Бетти… – начала она, и надежда, что я тут ни при чем, тут же рухнула.
– Что-то случилось?
Я чувствовала себя ужасно глупо с едой в руках, но начальница стояла между мной и столом, преграждая путь. Я не могла ни сесть, ни положить продукты. Оставалось только стоять, крутя в одной руке яблоко, а в другой – чипсы.
– Тебе известно, что в «Хелло Гиглз» стремятся создать атмосферу взаимного уважения? – Ребекка уперла руку в бок.
– Безусловно.
Я лихорадочно вспоминала, не проявила ли я, случайно, неуважение к кому-то? Мне казалось, что все эти случайные оскорбления бывают разве что в каких-нибудь старых рэп-клипах, но, может быть, я просто чего-то не знаю.
– Ну… – Начальница поджала губы.
Из статьи о косметике, опубликованной на прошлой неделе, я знала, что сегодня Ребекка накрасила губы блеском «В небесах» из новой коллекции от «Колорпоуп» (sic[9]), «вдохновленной бабочками».
Если даже моя осведомленность не доказывает, что я тут самый лучший работник, то что тогда доказывает?
Ребекка помедлила, словно раздумывая, как далеко она готова зайти в своих словах или действиях. Затем вздохнула и сунула руку под мой стол.
– Что вы де…
Я осеклась, растерянная и возмущенная, – мне не хотелось показывать начальнице свои чувства. Но почему она трогает мои вещи?
Ребекка достала мой рюкзак… Ты же понимаешь, дневничок, рюкзак у меня розовый, в клеточку, с цветочками; в магазине он показался мне таким ярким и веселым, но сейчас выглядел безвкусным, детским и отчаянно не подходящим к этому месту. Мне захотелось съежиться, когда я увидела его в идеально наманикюренных, с кислотно-желтыми ногтями, пальчиках Ребекки.
А начальница поставила рюкзак на стол и принялась в нем рыться.
– Так, что происходит?
Я шагнула вперед. Возмущение перевесило чувство субординации.
Ребекка лишь вскинула руку. Нет, не удержала меня физически, – вероятно, это было незаконно, и совсем не соответствовало бы атмосфере «Хелло Гиглз», но посыл был четким и ясным.
Из рюкзака она достала… Набор теней для век линии «Ин блум» пастельных тонов от фирмы «Тарт». Бронзер и набор для моделирования лица. Набор накладных ресниц, присыпанных золотыми блестками. А затем – почему-то это показалось мне самым позорным – полупрозрачное воздушное платье-макси леопардовой расцветки. Я сразу вспомнила, что оно из летней коллекции бренда «Майкл Корс».
(Говорю же – самый лучший работник.)
– Бетти…
В устах Ребекки мое имя прозвучало как худшее оскорбление.
– Я не знаю, что это… – начала я. – В смысле знаю, конечно, но не знаю, как все это оказалось в моей сумке.
– Бетти. Перестань. – Она опять вскинула ладонь, словно не могла заставить себя посмотреть мне в глаза. – Слушай, всем известно, что косметика в подсобке – общая. Собственно, мы даже советуем нашим сотрудникам пользовать ею, экспериментировать, пробовать что-то новое. Иначе как черпать вдохновение для новых статей?
– Да.
Я была полностью согласна с ней, хотя золотистые накладные ресницы определенно никогда не будут в моем стиле.
(Все равно они ОТЛИЧНО смотрятся на фото. Правда-правда, глаза от них такие выразительные делаются!)
– Более того, я уверена, что тебе, как и всем, советовали пробовать образцы, которые мы получаем.
Это тоже правда. И еще один выпад против меня. Я из тех девушек, которые всегда красятся одинаково. Даже в своей лос-анджелесской ипостаси я наносила немного завивающей черной туши для ресниц, блеск для губ, розовые румяна. Но что-то я сомневалась, что меня отчитывают за предсказуемость и однообразие макияжа.
– Но я никак не ожидала, что ты опустишься до такого! – Голос Ребекки сочился презрением.
– Я этого не делала. Не опускалась. Но, наверное… – Я запиналась, пыталась подобрать нужные слова, чтобы все исправить. – Честно, я не понимаю, что это. Я сходила за суши, потом пыталась связаться с Вероникой Лодж, потом написала заметку об обоях… и все. Вот и все, что я сегодня делала. Честное слово.
– Думаешь, если солгать, будет лучше? – с горечью проговорила она. – Слушай, мне жаль, что ты попалась, и я понимаю, что тебе стыдно, но другого объяснения нет. В какой-то момент ты обчистила подсобку. И никто бы слова не сказал, если бы ты не вообразила, что можешь брать косметику с верхней полки.
На верхнюю полку складывали образцы, нужные для написания определенной статьи или для фотосъемки. И каждому в редакции была известна заповедь: «Да не возьмешь ты ничего с верхней полки подсобки».
Как известно, по своему характеру я не из тех, кто нарушает правила. Конечно же я ничего не брала.
Во мне вскипала ярость, горячая, бурлящая. Я так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладони, и я почувствовала, как на коже проступают отметины в форме полумесяцев.